– Таким образом, нужно быть готовыми к наступлению по двум направлениям. Сначала посмотрим на более слабое, северное направление. Сидра Ридж удерживается 21-й танковой дивизией, оснащенной противотанковыми пушками. Вот здесь, на пути передовых британских отрядов, расположено минное поле. Танки заманят англичан на минное поле и уничтожат их противотанковым огнем. Если агент прав и англичане пошлют только семьдесят танков в эту атаку, 21-я должна быстро расправиться с ними и к вечеру того же дня приступить к выполнению новой задачи. – Он прочертил по карте своим толстым указательным пальцем. – Теперь рассмотрим второе направление на нашем восточном фланге, по которому пойдут главные силы противника. Этот фланг удерживается итальянцами. Наступление возглавит индийская бригада. Зная индийцев и зная итальянцев, позволю предположить, что наступление будет иметь успех. Поэтому я приказываю предпринять активные контрмеры.
Первое: итальянцы будут атаковать с запада. Второе: танковая дивизия, отразив первое направление атаки в районе Сидра Ридж, развернется и атакует с севера. Третье: сегодня ночью саперы расчистят проход в минном поле у Бир-эль-Хармат для того, чтобы 15-я танковая дивизия могла развернуться на юг, пройти через проход и атаковать англичан с тыла.
Фон Меллентин одобрительно кивнул. Это был план, типичный для операций, руководимых Роммелем: быстрая передислокация частей для достижения максимального эффекта, тактика окружения и внезапное появление крупных сил там, где их меньше всего ждут, то есть в тылу противника. Если все пойдет, как надо, наступающие силы союзников будут окружены, отрезаны и уничтожены.
Если все пойдет, как надо.
Если агент прав.
Кессельринг сказал Роммелю:
– Я думаю, вы совершаете крупную ошибку.
– Думать так – ваше право, – спокойно ответил Роммель.
Фон Меллентин, однако, чувствовал себя неспокойно. Если дело окончится провалом, тогда в Берлине скоро узнают, что Роммель слишком доверился плохим разведданным, а за предоставление таких разведданных достанется фон Меллентину. Гнев Роммеля по отношению к подчиненным, которые подводили его, был ужасен.
Роммель взглянул в сторону лейтенанта, который записывал происходящее.
– Таковы мои приказания на завтра.
И он вызывающе посмотрел на Кессельринга.
Фон Меллентин засунул руки в карманы и скрестил пальцы.
Он помнил тот момент, когда они с Роммелем наблюдали за восходом солнца в Тобруке.
Они стояли рядом на крутом склоне к северо-востоку от Эль-Эдема в ожидании начала сражения. Роммель был в прекрасной форме: глаза его сверкали, он был оживлен и уверен в себе. Когда он осматривал местность, рассчитывая в уме все ходы предстоящего сражения, казалось, можно было услышать, как тикают его мозги.
Фон Меллентин заявил:
– Агент был прав.
Роммель улыбнулся:
– Я как раз думал об этом.
Контрнаступление союзников началось 5 июня в назначенный час. Оборона Роммеля сработала так хорошо, что контрнаступление превратилось в контрконтрнаступление. Три из четырех союзных бригад, участвовавших в операции, были уничтожены, а четыре артполка захвачены в плен. Роммель развивал свое превосходство, не останавливаясь ни перед чем. 14 июня линия Газала была прорвана, и сегодня, 20 июня, его войска начинали осаду важного прибрежного гарнизона Тобрук.
Фон Меллентин поежился. Удивительно, как холодно может быть в пустыне в пять утра.
Он посмотрел на небо.
В двадцать минут шестого началось наступление.
Раздался нарастающий звук, похожий на раскаты грома, от которого заложило уши. Первый отряд бомбардировщиков пролетел у них над головами, пошел на снижение в направлении британских позиций и сбросил свои бомбы. Поднялось огромное облако из пыли и дыма, и от звуков взрывов, смешавшихся со звуком артобстрела, буквально лопались барабанные перепонки. Новый отряд бомбардировщиков пролетел в сторону англичан, и еще сотни были готовы к вылету.
Фон Меллентин восхищенно сказал:
– Фантастика. Кессельринг свое дело знает.
– Кессельринг здесь ни при чем, – пролаял Роммель. – Сегодня мы командуем авиацией.
«Все равно авиация сегодня на высоте», – подумал фон Меллентин, но промолчал.
Тобрук был крепостью, состоявшей из концентрических укреплений. Сам гарнизон находился внутри города, а город в свою очередь представлял из себя сердцевину большего по площади укрепленного района англичан, окруженного колючей проволокой и дотами по всему тридцатипятимильному периметру. Чтобы захватить гарнизон, немцам надо было пройти через заграждения, прорвать городские укрепления.
Облако оранжевого дыма поднялось из середины поля битвы. Фон Меллентин сказал:
– Это инженерные войска сигналят, чтобы артиллерия увеличила дальность обстрела.
Роммель кивнул.
– Это хорошо. Значит, мы продвигаемся.
Неожиданно фон Меллентин почувствовал прилив оптимизма. В Тобруке было чем поживиться: там были и бензин, и динамит, и палатки, и грузовики (на сегодняшний день больше половины транспортных средств Роммеля были трофейными британскими машинами), и продовольствие. Фон Меллентин улыбнулся и спросил:
– Как насчет свежей рыбы на ужин?
Роммель сразу понял ход его мыслей.
– Печенку, – сказал он, – жареную картошку и свежий хлеб.
– Настоящую кровать с пуховой подушкой.
– В доме с каменными стенами, где нет жары и насекомых.
Прибыл вестовой с сообщением. Фон Меллентин прочитал записку. Он постарался скрыть нахлынувшее на него волнение:
– Они прорвали проволочное заграждение у шестьдесят девятого укрепления. Группа Менни атакует при взаимодействии с пехотой африканского корпуса.
– Вот оно! – воскликнул Роммель. – Мы прорвались. Поехали туда.
Было 10.30 утра, когда подполковник Реджи Богг заглянул в кабинет Вэндема и сказал:
– Тобрук в осаде.
Работа с этого момента потеряла всякий смысл. Вэндем продолжал механически читать донесения от информаторов; подумал немного о ленивом лейтенанте, которого пора было представлять к очередному званию, но который явно этого не заслуживал; подумал он и о новых подходах к делу Алекса Вольфа – но все это уже казалось безнадежно тривиальным. Поступавшие в течение дня новости становились все мрачнее. Немцы прорвали проволочные заграждения, перебрались через противотанковый ров, прошли через внутреннее минное поле и дошли до стратегического пересечения дорог под названием Кингз Кросс.
В семь вечера Вэндем пошел домой поужинать с Билли. Он не имел права рассказывать сыну о Тобруке – это еще держалось в секрете. Пока они ели бараньи отбивные, Билли рассказал ему про своего учителя английского языка, который из-за больных легких был непригоден к военной службе, но беспрерывно говорил о том, как он хотел отправиться в пустыню и задать там перцу фрицам.
– Вообще-то говоря, я ему не верю, – заявил Билли. – А ты?
– Я думаю, он действительно этого хочет, – сказал Вэндем. – Просто чувствует себя виноватым.
Билли был в том возрасте, когда все услышанное им требовало доказательств.
– Виноватым? Он не может чувствовать себя виноватым, потому что он тут ни при чем.
– Речь идет о неосознанной вине.
– Какая разница?
