Миссис Мэтьюс подождала, пока Филдинг вышел, после чего прошла к столу и села напротив Ханнасайда. Стелла стала сбоку от нее, неприязненно рассматривая суперинтенданта.
— Я думаю, что вы не будете против, если я поприсутствую при вашей беседе с моей дочерью. Боюсь, она сейчас в таком расстройстве, чувствует неясные угрызения совести, и мне, возможно, придется уточнять… Уточнять ее ответы на ваши вопросы, которые просто могут ее напугать. Ведь она еще так молода… — доверительно заметила миссис Мэтьюс.
— Не надо говорить ерунды, мама, — сквозь зубы процедила Стелла.
— Уверяю, что и в мыслях не имел пугать вас, — улыбнулся Стелле Ханнасайд.
— Неужели? — надменно сказала Стелла.
Миссис Мэтьюс сильно сжала пальцы дочери и сказала Ханнасайду:
— Спрашивайте меня, суперинтендант! Многие испытывают инстинктивное отвращение от допросов, но я прекрасно отдаю себе отчет, что во многих случаях это — вынужденная необходимость… Я была так привязана к моему покойному деверю, и его смерть была для меня страшным ударом. Знаете, моя нервная система и без того очень слаба, увы… И тем не менее я готова отвечать на все ваши вопросы — по крайней мере то, что я знаю.
— Спасибо вам, — сказал Ханнасайд. — Естественно, я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы ведь жили в доме Грегори Мэтьюса несколько лет, верно?
Миссис Мэтьюс кивнула:
— Я прожила здесь пять лет. Мой деверь поступил по отношению ко мне очень благородно в тяжелый момент моей жизни, и уже за одно за это я ему всегда была благодарна!
— Мой отец умер пять лет назад, — вмешалась Стелла. — Дядя вместе с моей матерью был опекуном — моим и моего брата.
— Ну да, — кивнул Ханнасайд. — А скажите, миссис Мэтьюс, вправе ли был опекун вашего сына послать его в Южную Америку?
Миссис Мэтьюс приподняла брови.
— О, это был совершенно абсурдный план! Я не принимала его уж очень всерьез, честно вам скажу. Вы ведь уже говорили с Гарриет Мэтьюс? Она прекрасный человек, но, как вы наверняка заметили, у нее есть склонность к преувеличениям. Я бы не стала говорить это при ней, но она никогда не понимала своего брата. Я думаю, это именно тот случай, когда люди просто несовместимы… Просто такое, знаете ли, отсутствие желания понять друг друга… Иногда мне казалось даже, что никто не способен понять моего деверя так, как понимала его я…
Инспектор Дэвис обменялся с Ханнасайдом быстрым взглядом. Похоже было, что все домочадцы покойного мистера Мэтьюса были весьма разговорчивыми.
— Так, значит, это намерение послать вашего сына в Бразилию не было сколько-нибудь серьезным? — спросил Ханнасайд.
— Правду сказать, мой покойный деверь всегда считал, что это было бы для мальчика хорошей школой…
— А вы? Вы были с этим согласны?
Миссис Мэтьюс одарила его очаровательной и снисходительной улыбкой.
— Подумайте, ведь я же мать Гая… Вы не стали бы задавать мне такого вопроса, если бы были женщиной… Конечно, я не хотела расставаться с моим мальчиком без… Без особых на то оснований.
— Получается, вы сопротивлялись этому плану, так?
Она многозначительно рассмеялась.
— Вы можете говорить, что я сопротивлялась. Но я уже говорила вам, что понимала своего деверя лучше, чем кто-либо. И я прекрасно знала, что он никогда не приведет в действие этот свой план.
Ханнасайд посмотрел на Стеллу. Та сурово поджала губы и опустила глаза. Он снова повернулся к миссис Мэтьюс.
— У вас не было каких-нибудь ссор по этому поводу?
— О нет, слава Богу, нет! — воскликнула она. — И до самой его кончины мы были в самых добрых, в самых прекрасных отношениях!
— Так у вас не было с ним никаких трений?
Она понизила голос:
— Ну было… Даже не ссора, а… Ощущение того, что… Как бы это сказать поточнее… Я испытала некоторую обиду, что ли, как ни горько сейчас об этом говорить… Я вступила в спор с ним, когда он впервые заговорил про Бразилию. Но ведь это естественный материнский инстинкт, я не могла иначе, хоть с моей стороны это было довольно глупо. Но я сумела сделать так, что этот вопрос больше не возникал… Я всегда знала, что мой деверь никогда не сделает что-либо наперекор мне, просто… Просто, возможно, мне надо было тогда быть более тактичной, что ли. Но в любом случае я испытываю удовлетворение оттого, что и теперь, после смерти бедного Грегори, я могу думать о нем с чистой совестью. Никогда между Нами не пробегала черная кошка…
— Вполне могу представить себе, — кивнул Ханнасайд.
Примерно через час они с инспектором Дэвисом отбыли из «Тополей». Инспектор был откровенно удручен. Идя вслед за Ханнасайдом по дороге от дома, он сказал:
— Да, про старую леди, мисс Гарриет, мне говорили, что с ней надо держать ухо востро, но, по-моему, миссис Мэтьюс почище будет! Просто ума не приложу, что с ней делать!
— Да, с ней будет трудновато, — кивнул Ханнасайд. — Всегда трудно беседовать с женщиной, которая сама уже не совсем понимает, где правда, а где то, что только она сама считает правдой. Такие дамы умеют убедить себя в чем угодно, и потом излагают это тебе с совершенно невинными глазами! А вот и Хемингуэй!
Сержант Хемингуэй, бодрый молодой человек, голубоглазый, с приятной улыбкой, поджидал шефа у ворот. Он сразу же скороговоркой начал:
— Да, сэр, дело не из легоньких, это уж точно! Мне пришлось туго! Знаете, чем у них пахнет в комнатах у слуг? Переваренным гороховым супом!
— Ну и? — хмыкнул инспектор, незнакомый с сержантом.
— Это, сэр, просто такой тонкий намек! — повернулся к нему Хемингуэй. — А у вас что-нибудь прояснилось, супер?
— Не слишком много, — отвечал Ханнасайд. — Слишком рано для успехов.
— Не знаю, рано или поздно, но только я страшно не люблю отравления, — продолжал сержант. — Вы мне дайте нормальное убийство, с доброй дыркой от пули в голове! А тут налетит масса докторов, и у каждого будет свое особое мнение, не совпадающее ни с чьим другим! А вам приходилось иметь дело с отравлениями, инспектор?
— Нет, не могу похвастать, — пробормотал инспектор.
— Если я немного разбираюсь в этом деле, то вам, инспектор, и не захочется больше никогда в жизни расследовать подобные случаи! — уверенно заявил сержант. — Правда, шеф не верит в мои предсказания, но на сей раз, думаю, дело дохлое. У меня возникло предчувствие…
— С вами, сержант, такое и раньше случалось, — сухо сказал Ханнасайд.
— Ну да, бывало, и ошибался! — широко улыбнулся сержант, ничуть не задетый этим замечанием. — А вам этот случай ничего не напоминает, супер?
— Нет, — сказал Ханнасайд. — Давайте докладывайте по существу. Что он вам-то напоминает?
Сержант прищурился:
— Дело Верекера, — сказал он хитро.
— Дело Верекера? Так ведь там же зарезали человека!
— Это верно, зарезали, но все декорации — те же! Все очень похоже, и персонажи похожие…
— Что мне тут не нравится, — медленно, задумчиво проговорил инспектор, — так это то, что для отравления использовали никотин. По-моему, врачи не совсем правильно оценивают этот факт, судя по их отчетам, что вы мне принесли, суперинтендант. В желудке не было обнаружено заметного количества, так что нельзя было бы предположить, что он его проглотил, а тем не менее в крови его было навалом. И во рту тоже. Так вот…
— Значит, слизистые оболочки и язык, — вмешался сержант с видом знатока. — Они пишут, что
