мистером Бруком. Когда он наконец положил трубку, Стелла резко сказала:
— Гай, как ты думаешь, дядя все оставил Рэндаллу?
— Готов биться об заклад, что если не все, то почти все, — вяло кивнул Гай. — Рэндалл сделал для этого все мыслимое и немыслимое. Из кожи вон лез. Но получается чертовски несправедливо! Я приехал из Оксфорда и сразу же взялся за чертовски трудную работу на свой страх и риск, а Рэндалл только знал таскал деньги из своего наследства, которого ему оставлено немало, если верить тете Гарриет! Он даже не попытался заняться чем-нибудь полезным! Меня просто тошнит от него! Да еще задирает нос, словно не из того же теста сделан!
Стелла закурила сигарету.
— Ага, он скоро заявится и сразу начнет говорить всем гадости с милой улыбкой. А интересно, нашей маме дядя что-нибудь оставил?
— Надо полагать, что да, — сказал Гай уверенно. — Но самое главное то, что мама теперь мой единственный опекун, так что я смогу без помех вести бизнес с Бруком! — Он нахмурился. — Все было бы неплохо, если бы не тетка Гертруда со своими идиотскими подозрениями. Не могу понять, какого черта она сует свой нос в наши дела.
— Завидует, наверное, — пренебрежительно фыркнула Стелла. — Думает, что мама получит больше ее из наследства. Впрочем, я думаю, это не имеет никакого значения — это анатомическое исследование, дознание и так далее.
— Ах, неужели? — с горечью сказал Гай. — Тетя Гарриет уже чуть не упала в обморок от переживаний, а подумай, что начнется, когда сюда заявятся сыщики и станут задавать гадкие вопросы! Не знаю как тебе, а мне это вовсе не безразлично! Всем известно, что у меня были крупные разговоры с дядей по поводу этой чертовой Южной Америки, и, если полиция про это пронюхает, я окажусь в веселеньком положении!
Стелла, не слишком впечатленная этой речью, лениво стряхнула пепел на ковер.
— Но ведь если они не найдут следов яда в теле, то и не станут задавать никаких вопросов, правда?
— А если найдут? — нервно сказал Гай.
— Не найдут, — Стелла быстро, тревожно взглянула на брата. — Боже мой, ты что, всерьез готов допустить, что его отравили?
— Конечно, нет, — смутился Гай. — Но все же какая-то вероятность всегда есть, не так ли? И потом, я-то не склонен так думать, но этот болван Филдинг, кажется, не исключает такой возможности.
— Нельзя ли не называть Дерека болваном? — холодно заметила Стелла. — К твоему сведению, я собираюсь за него замуж.
— Ага, тогда и тебе предстоят интересные объяснения с полицией, — сказал Гай. — Ты сможешь рассказать об отношении покойного дяди к этому кандидату в женихи. Это будет звучать крайне любопытно, особенно с учетом репутации, которой пользуется его родня.
— Заткнись! — прошипела Стелла. — Как будто Дерек виноват, что его отец пил!
— Конечно, он, бедняжка, пал жертвой судьбы-злодейки! — издевательски заметил Гай. — Только ведь и у него рыльце в пушку — что, если всплывет, как дядя угрожал ему открыть всем знакомым глаза на него, если он не оставит тебя в покое! Интересно, что дядя имел в виду?
Рука Стеллы с сигаретой дрожала. С трудом взяв себя в руки, она пробормотала:
— Как ты вульгарен, мало того что зол…
— Может быть, я и вульгарен, но уж не зол, — отвечал Гай. — Я просто обрисовываю тебе положение, в котором ты очутишься. Я не обвиняю Филдинга в том, что его отец был пьяница, но подумай и о другом. Какая прорва клиентуры теперь у него появится, после смерти дяди, который не давал ему ходу и вечно намекал в обществе на его пьянство!
— Какой же ты подлец, — прошептала Стелла. — Если ты намекаешь, будто Дерек мог отравить дядю, то я скажу тебе прямо, самые веские причины сделать это были у тебя!
— Ага, вот оно как? — рассвирепел Гай. — Спасибо на добром слове, нечего сказать! Ну ладно, имей в виду, что, если ты хоть слово обо мне проронишь полиции, я вывалю все, что знаю о твоем Дереке! Понятно?
— Если ты вдруг решил, что я… — она вдруг осеклась и хихикнула: — А с чего это ты придумываешь эти версии? Значит, ты думаешь, что дядя все-таки убит? Какой вздор!
— Ну да, вздор, — согласился Гай, сразу успокаиваясь. — Извини меня, Я не хотел тебя обидеть. В любом случае, если все повернется не в нашу пользу, нам надо держаться заодно.
— А что же надо делать сейчас? Тетя Гертруда уже звонила в полицию?
— Нет. Филдинг собирался поехать к коронеру сам. Думаю, еще день-другой мы ничего не будем знать наверняка. Они приедут и заберут тело с собой для исследования. А я позвонил адвокату дяди, и, несомненно, он приедет сюда огласить его завещание. В общем, я не вижу причин, зачем бы мне нужно было сидеть дома. У меня полно дел в городе.
Его мать, которая, стоя в дверях, расслышала последние слова Гая, не упустила случая любовно попенять Гаю насчет неуважения к покойнику. Однако, видя, сколь незначительное впечатление произвело ее замечание на сына, она стала просить хотя бы уважать ее чувства, если уж у него недостает собственных. Стелла, желая избежать нудных разговоров, потихоньку смылась из библиотеки и поднялась наверх, где увидела, как тетка Гарриет, уже вполне спокойная, собирает всякие флакончики, обмылки, губки-мочалки и даже недожатые тюбики зубной пасты из ванной покойного брата. Стеллу прямо передернуло.
— Мне кажется, Гаю понравится этот одеколон, — обернулась Гарриет к Стелле. — Он очень недурно пахнет. А вот только-только начатый кусок туалетного мыла…
— Послушайте меня, тетя, ни в коем случае не предлагайте этого всего Гаю, — сказала Стелла. — Он немного брезглив…
— Самое предосудительное, самое греховное качество в людях — это расточительство! — провозгласила Гарриет, унося свою добычу к себе в ванную.
До полудня мисс Гарриет успела также похлопотать касательно «траурного» меню. Она заказала на ленч холодную телятину и рисовый пудинг, несмотря на робкое предложение кухарки миссис Бичер приготовить что-нибудь более аппетитное. Нет, тетка Гарриет считала, что в такой драматический день еда не может быть вкусной, поскольку сама процедура приема пищи должна вызывать у человека дополнительное чувство скорби. Далее Гарриет настаивала, чтобы комната хозяина была бы тщательно убрана. И ей удалось добиться, что еще до выноса оттуда тела Роза и Мэри собрали вещи Грегори в одно место и вымели пол. Служанки страшно боялись покойника и рыдали на все лады, но устоять перед напором Гарриет не смогли.
Миссис Мэтьюс ходила по дому, говоря в пространство, что весь остаток дня они все должны провести в глубоком трауре и размышлениях о бренности человеческой жизни; в пространство, поскольку ни Гая, ни Стеллы, ни других возможных слушателей она нигде не нашла. Наконец, не находя себе места, она велела шоферу отвезти ее в город за покупками. Ей надо было приобрести траурные вещи.
Когда об этом узнала мисс Гарриет Мэтьюс, занимавшаяся пересортировкой костюмов покойного Грегори (очевидно, с целью продажи), она просто затряслась. Ехать в Лондон затем, чтобы в такой день транжирить деньги на одежду — это она расценила просто как страшное бессердечие! Она не ожидала этого от своей невестки!
— И после этого она еще рассуждает о высоких материях! И кроме того, как она могла взять машину, не сказав ни слова мне?! Не только не спросив моего согласия, но даже не поставив в известность!
Последний аспект проблемы, кажется, волновал Гарриет больше всего. Гарриет бормотала себе под нос нехорошие слова в адрес миссис Мэтьюс и ко времени ленча набормоталась настолько, что распалила себя до невозможности. Она даже в горячности заявила своим племянникам, Стелле и Гаю, что не успокоится до тех пор, пока не услышит оглашенное завещание Грегори, которое все и всех расставит по своим местам…
Один-единственный взгляд на рисовый пудинг, поданный к ленчу, заставил Стеллу спешно выбраться из-за стола. Она извинилась, на ходу сочинив, что глубокая печаль не позволяет ей проглотить ни кусочка, и вышла из дому. Не долго думая, она направилась к Филдингу.
