душевное расположение, Серена? — с интересом глядя на падчерицу, спросила Фанни.
— Разумеется, встречался! — рассмеялась Серена. — Когда мне было девятнадцать лет, я страстно влюбилась. Это был самый красивый человек на свете. А какие у него были милые манеры!.. Ты бы сама была очарована. К сожалению, у него не было состояния, и папа ни за что не одобрил бы такой брак. Кажется, целую неделю я проплакала. Впрочем, прошло столько времени, что я не могу точно припомнить.
— О, ты шутишь! — с упреком в голосе воскликнула Фанни.
— Нет, клянусь честью! Я его очень любила, но не видела в течение шести лет. Но знаешь, моя дорогая, самое печальное заключается в том, что отец был тогда абсолютно прав, заверяя меня, что скоро я оправлюсь от своего девичьего горя.
— А кто он был, Серена? Если, конечно, ты можешь сказать мне…
— Почему бы и не сказать? Его звали Гектор Киркби.
— И ты больше не видела его?
— Ни разу! Шесть лет назад он был солдатом, и когда стало ясно, что у нас ничего не получится, его полк как раз получил назначение в Португалию. Для нас это была трагедия, но что поделаешь — жизнь.
— Но теперь, когда война окончена…
— Фанни, ты неисправима! — воскликнула Серена насмешливо. Впрочем, ее насмешки, адресованные мачехе, никогда не были злыми. — Война окончена, согласна, но теперь я уже не зеленая девочка! А Гектор, если он остался жив, — а мне остается только уповать на это, — скорее всего давно уже женился и у него куча детишек. Спроси его теперь о том, что было шесть лет назад, боюсь, он даже имя мое не вспомнит!
— О нет! Ты же помнишь о нем!
— Я вспомнила, — призналась Серена. — Но если быть до конца честной, то едва ли не в первый раз за все эти годы. И то только потому, что ты навела меня на эту тему. Боюсь, я вообще на редкость черствая женщина.
Фанни, на глазах которой Серена кокетничала и потом отвергла целый ряд вполне достойных кавалеров, была склонна согласиться, что так оно и есть. Но стоило поднять глаза на красивое лицо Серены, полюбоваться ее очаровательными губами, упрямо очерченным ртом, искрящимися глазами, тяжелыми ресницами, как тут же отпадали все подозрения в ее черствости. Разве можно заподозрить красавицу в таком грехе? Нет, по мнению Фанни, никто не осмелился бы наградить таким эпитетом пылкую и пышущую жизненной энергией Серену.
Ее падчерица была упряма и своенравна, порой удивительно невежественна, столь же эксцентрична, как и ее отец. Ей было наплевать на внешние приличия. Но несмотря на все эти (и многие другие) недостатки, она была просто кладезем доброты и великодушия.
Дверь в библиотеку открылась, и в комнату вошел лакей. Он сказал, что поминки подошли к концу, собравшиеся уже вызвали свои экипажи и что господин Перрот, адвокат его светлости графа, спрашивает, удобно ли графине принять его.
Фанни кивнула.
В томительном ожидании прошло несколько минут. Фанни сказала слабым голосом:
— Последняя воля, разумеется, должна быть прочитана, но я хочу, чтобы все формальности закончились поскорее!
— Что до меня, то я полагаю, что это дело серьезное, — сказала Серена. — Такой торжественный момент, такая идиотская официальность во всем! Чего ради?! Те люди, которым отец завещал различные памятные вещи и которым было бы действительно интересно послушать чтение завещания, просто- напросто не приглашены на эту церемонию. Никаких сенсаций не будет. Ни для тебя, ни для меня, ни, естественно, для Хартли Спенборо.
— В завещании могут оказаться всякие неожиданности. Надо знать моего покойного мужа. На всякий случай мы должны быть готовы, — ответила Фанни. — Я не могу взять тебя под свою ответственность, но могу быть твоей компаньонкой. И хотя я очень глупая, мне кажется, что для тебя такой вариант подойдет больше, чем перспектива жить с леди Терезой или леди Доррингтон. Главное, чтобы все отвечало твоим желаниям, милая Серена! И если ты захочешь жить со мной, то уверена, твой отец также одобрил бы это. Ибо он любил тебя больше всех на свете! Может случиться так, что мне придется вернуться в дом своих родителей… Кто знает…
— Фанни, нет! — воскликнула Серена.
— Но тут ведь нечему удивляться. Молю Бога только о том, чтобы отец не потребовал моего возвращения в приказном порядке… Я вынуждена буду не подчиниться ему, и это будет для него глубоким потрясением…
— Он не станет приказывать. В отличие от тебя он-то должен прекрасно осознавать, что ты уже не мисс Клейпол, а леди Спенборо! К тому же… — Серена запнулась, но почти сразу же сказала: — Ты меня извини, но я совершенно убеждена в том, что ни он, ни леди Клейпол не станут настаивать на твоем возвращении домой. У вас такая большая семья… К тому же твоя старшая сестра все еще не выдана замуж… Нет, я уверена, что они не желают твоего возвращения домой.
— О да! Как ты права, Серена! — воскликнула Фанни. Озабоченность тут же исчезла с ее лица. — Агнес мое возвращение очень бы не понравилось, теперь я понимаю. Правильно!
Для развития этой темы уже не осталось времени, так как дверь в библиотеку снова открылась, и дворецкий провел в комнату нескольких джентльменов, одетых в траурные наряды.
Процессию возглавлял самый старший и наиболее представительный на вид человек. Это был лорд Доррингтон, чья необъятная талия частенько сбивала людей с толку и заставляла их принимать его за герцога Йоркского. Лорд Доррингтон был братом первой леди Спенборо. Будучи о себе весьма завышенного мнения, он имел большую склонность постоянно путаться в дела других людей. Вот и сегодня на похоронной церемонии и на поминках лорд Доррингтон ни с того ни с сего решил взять на себя обязанности и честь быть старшиной торжественно-траурных мероприятий. В библиотеку он вошел тяжелой походкой. Пояс на нем трещал, массивный подбородок покоился на шейном платке, несколько раз обвязанном вокруг шеи. Лорд поклонился вдове, пробурчал несколько слов соболезнования натужным голосом — он страдал одышкой — и сразу же стал распоряжаться, кому куда следует сесть:
— Я попрошу адвоката, нашего доброго господина Перрота, занять свое место за столом. Серена, девочка моя, думаю, тебе и леди Спенборо будет очень удобно на диване. Хартли Спенборо, вы садитесь вот здесь. Иглшэм, мой любезный друг, не будете ли вы и э-э… сэр Уильям… так любезны опуститься вот здесь? А Ротерхэма я приглашу занять крайний стул.
Поскольку из всех присутствующих на распоряжения лорда Доррингтона обратил внимание только господин Иглшэм, то он единственный из всех и рассердился. Потеряв возможность стать первенствующим, он вошел в комнату в широком кильватере лорда Доррингтона. В отличие от последнего он был худощав, и на его лице всегда присутствовало озабоченное выражение. Злые языки говорили, что другого выражения на лице супруга леди Терезы Карлоу просто не бывает. Поскольку он был женат на сестре покойного графа, то считал, что у него больше прав, чем у Доррингтона, принять на себя распоряжение здешними делами. Однако господин Иглшэм ничем не мог доказать свои права, поэтому удовольствовался лишь тем, что опустился на стул, стоявший как можно дальше от того, на который ему указал Доррингтон. При этом он бормотал себе под нос какие-то обличения в адрес претенциозного, посягающего на чужое хлыща.
Самым важным лицом во всей группе вошедших был маркиз Ротерхэм, который, кстати сказать, показался в библиотеке последним.
— Да иди вперед, приятель, иди! — С этими словами он толкнул перед собой мнущегося адвоката покойного графа и только после него вошел в комнату.
Появление маркиза разрядило атмосферу скованности и напряжения, которая успела повиснуть в комнате. Леди Серена, которая никогда не уважала внешних приличий, посмотрела на него так, словно не верила своим глазам, и воскликнула:
— Интересно, а вас-то что сюда занесло?
— Мне тоже интересно! — парировал маркиз. — Нет, мы все-таки удивительно подходим друг другу, Серена! В нас так много общего!
