фотографии, я вижу лицо Вив, и мне кажется, что она, взяв за руку, выводит меня в безопасное место. Каждый нерв в теле вибрирует от напряжения. Прислонившись к столбу, приникаю лицом к фотографии и молюсь о счастливом избавлении, прося Вив придать мне сил. Слегка успокоившись, я понимаю, что мне уже не так страшно, и, обняв столб, сползаю на землю. Встав на четвереньки, я, не оборачиваясь, ползу по обочине прочь от перекрестка, пока от всего пережитого меня не начинает тошнить в растущих вдоль дороги кустах.
Глава шестая
Если я не возьму себя в руки в ближайшее время, мне конец. Решаю, что самое лучшее — вести себя нормально, словно ничего сверхъестественного не случилось. Попрошусь на сверхурочную работу в вечернюю смену, чтобы как можно меньше времени проводить наедине с собой; может, даже начну проявлять интерес к происходящему в школе — домашние задания выполнять, к примеру. Ведь пока я общался с ребятами в школе, никаких привидений не встречал…
Потирая руку в тех местах, где к ней прикасались пальцы призрачной девушки, ежусь от пережитого ужаса. Кем бы она ни была, помогать мне найти Вив явно не входило в ее планы.
Можно попробовать рассказать миссис Саммерс о том, что случилось на перекрестке. Она, вероятно, решит, что это было «психопатологическое ре-переживание» или что-нибудь в этом роде. Она уже упоминала этот термин раньше, рассказывая о том, что место трагедии может оказывать на участников событий негативное воздействие — люди сходят с ума и все такое.
Впрочем, я с ума не сошел и действительно видел девушку. Значит, к следующему визиту к миссис Саммерс — а он назначен на пятницу, на четыре часа дня — я должен взять себя в руки. И если я действительно хочу успокоиться, ходить на перекресток и встречаться с полупрозрачными девушками больше нельзя.
Высоко подняв голову, лавирую между машинами, которых, как обычно, на школьной стоянке предостаточно. Сегодня, пожалуй, впервые за год я испытываю желание как можно скорее оказаться в школе. Ребята окружают меня. Двери хлопают; мальчики и девочки болтают, жалуются на неудавшиеся вечеринки и обсуждают предстоящие на неделе письменные работы.
Эти разговоры кажутся такими нормальными.
Останавливаюсь, чтобы изучить расписание. По громкой связи передают утренние объявления, как это обычно бывает по понедельникам. Что-то по поводу сбора средств для «Модели ООН», товаров, поступивших в школьный магазин, и встречи болельщиков школьной команды, которое состоится в пятницу. Явка обязательна. Удивительно, как они любят эту фразу — «явка обязательна». И что? Типа, если ты не придешь в одежде командных цветов и с помпоном на голове, тебя и в школу не пустят? Все одеваются в красно-белое! Вперед, «Овны»!
Не зря я назначил визит к доктору Саммерс на пятницу.
Решив впервые за долгое время не опаздывать на урок тригонометрии, иду в класс короткой дорогой, по коридору мимо спортзала. Вообще я стараюсь по мере сил здесь не ходить. Из-за травмы ноги от физкультуры я освобожден, у спортзала не был давно, поэтому сегодня вид знакомой керамической плитки на полу возле раздевалок и запах пота в сочетании с ароматом бывшего в употреблении спортивного снаряжения буквально бомбардирует мои чувства. В кровь выплескивается поток эндор- финов, и приходится напомнить себе о том, что моя спортивная карьера окончена.
Задерживаю дыхание, проходя мимо раздевалок. Ребята входят и выходят, закрывая и открывая скрипучие двери. Я уже практически прошел мимо и готовлюсь вдохнуть обычного затхлого воздуха школьных коридоров, когда кто-то окликает меня:
Пайк!
Останавливаюсь и делаю вдох сквозь плотно сжатые зубы.
Да, тре… мистер Рид?
Можно тебя на минутку?
У меня скоро тригонометрия.
Я выпишу тебе пропуск. Зайди ко мне ненадолго.
Мистер Рид указывает на дверь находящейся неподалеку тренерской, где он сидит вместе с другими учителями физкультуры, когда его присутствие в качестве заместителя директора не требуется в учительской. Почему бы и не зайти к нему? Переживания, связанные с делами команды, уже утратили для меня былую остроту. Захожу в пустую тренерскую.
Мистер Рид закрывает за собой дверь и подходит к столу. Он одет в серый костюм с голубым галстуком, в котором, находясь в тренерской, он выглядит столь же нелепо, как и я. Из любопытства я инстинктивно оглядываюсь. В углу находится стеллаж, на котором лежит разнокалиберное вышедшее из строя спортивное снаряжение. На полу стоит раскрытая картонная коробка с комплектами новой формы. Судя по всему, содержание женской волейбольной команды в этом году включили в школьный бюджет.
На стене позади мистера Рида стоят кубки. С тех пор, как я последний раз побывал здесь, их стало несколько больше. Там можно увидеть отлитые в бронзе свидетельства побед во всех видах спорта за несколько десятилетий, от плавания до баскетбола и гольфа. Мое внимание привлекает большая фотография в рамке, стоящая на краю полки. С трудом сдерживаю волнение, разглядывая знакомую красную форму, которую мы носили в девятом классе, когда впервые победили на общенациональном турнире. Раньше я играл в команде юниоров, но в тот год Энди Лауэри повредил плечо в первой же игре сезона. Второй квотербэк команды старшеклассников уехал с родителями в другой город, поэтому осенью пригласили нас с Логаном. Он показывал хорошие результаты, а я забивал голы в каждой игре.
Теннисный кубок, стоящий перед фотографией, частично заслоняет ее, но, наклонив голову, я вижу ее целиком и вспоминаю. Энди стоит в заднем ряду, поддерживая за локоть мою высоко поднятую руку. Логан, преклонив колено, позирует в первом ряду, как обычно, нахмурившись.
Кровь шумит в ушах, как горная река. Мистер Рид указывает на стул, предлагая присесть. Сажусь, стараясь унять волнение, вызванное бешеным выбросом адреналина. Так я чувствовал себя, бывало, когда готовился выбежать на поле.
Как поживаешь, Кам? — спрашивает тренер. Его голос возвращает меня к действительности. Сижу, потирая травмированное колено.
Да так, неплохо.
Мистер Рид, помешкав, садится за стол напротив меня.
Слушай, я понимаю, ты у меня больше не тренируешься, но два месяца, прошедшие с того дня, когда Вив… мисс Хэйворд… были для всех нас тяжелыми.
Сжимаю зубы изо всех сил. Интересно, если бы умер я, он бы ей говорил то же самое?
Все будет в порядке, — отвечаю я, превозмогая себя.
Ты мне это уже говорил раньше, — замечает тренер, насупившись.
Я, не отрываясь, смотрю на коробку с волейбольной униформой.
Знаешь, я постоянно думаю… — продолжает он. — После того, как ты повредил ногу…
Я вам и тогда говорил, что все будет в порядке, — перебиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал по возможности спокойно. — О чем вы хотели со мной поговорить? О том, что случилось два месяца или два года назад?
Мистер Рид хватается за галстук в том месте, где, если бы он был на поле, висел бы свисток.
Нет. Я хотел поговорить о тебе. О том, что происходит сегодня. Прямо сейчас.
Я же сказал, все в порядке.
Я уже слышал это, Камден. И верил тебе. Но твоей девушки больше нет, и валить, получается, не на кого.
Что вы имеете в виду? — спрашиваю я, поднимая глаза на него. Лицо мистера Рида краснеет. — В чем, собственно, дело, мистер Рид? Я хожу в школу, выполняю домашние задания, ничего плохого не делаю.
Нельзя сказать, что я проявляю большое рвение, но школу закончить должен без особых
