Я выждала несколько минут, прежде чем позвонить еще раз. Опять никакого ответа. Потом, решив, что звонок не работает, я постучала. Опять тишина. Может, я приехала слишком рано? Или слишком поздно? Может быть, я перепутала день? Или дом? Может, город тоже не тот?
Мне начало казаться, что весь разговор с Мелани был только в моем воображении. Промерзнув до костей, я решила вернуться в машину, включить печку и греться до тех пор, пока мои конечности не обретут подвижность. В три тридцать пять я снова подошла к двери и позвонила еще раз.
— Вы опоздали, — произнесла женщина, которая открыла дверь. На ней был велюровый спортивный костюм черного цвета и черные туфли-шпильки, украшенные маленькими золотыми бантиками. Роста она была невысокого и отличалась болезненной худобой. Ее длинные, до плеч, волосы были платинового цвета и, глядя на них, можно было предположить, что они ненатуральные. Гладкое белое лицо претерпело столько подтяжек и пластических операций, что своим видом напоминало турецкие конфеты из сахара и молока, которые мама привозила мне из Атлантик Сити. Единственное, что на этом лице имело цвет, были накрашенные синей тушью глаза и подведенные темно-красной помадой губы. Сколько же ей лет? Определить это было совершенно невозможно. Она стояла в дверном проеме, уперев руки в свои тощие бедра, и ее лицо имело такое же выражение, какое было у моей мамы, когда я делала грамматическую ошибку.
— Вам было назначено на половину четвертого, — произнесла она голосом Бетти Буп[30].
— Я была здесь в три пятнадцать, — запротестовала я, стоя на пороге дома Мелани и дрожа от порывистого ветра.
— Да, но вам было назначено на три тридцать. Не на три пятнадцать. Не на три тридцать пять. На три тридцать. Я требую пунктуальности. Поэтому-то мои домработницы и получают по двадцать пять долларов в час, тогда как все остальные зарабатывают не более пятнадцати.
Я кивнула в ответ, так как слишком замерзла, чтобы говорить.
— Входите, — наконец сказала она.
Я собралась было зайти в дом, когда она предостерегающе подняла руку.
— Не через эту дверь. Через служебную, — сказала она, указывая на заднюю часть дома.
Я поплотнее запахнула свое пальто и приготовилась провести еще несколько минут на пробирающем до костей ветру. Я непрерывно сыпала проклятьями на всем пути вокруг дома. Я проклинала Мелани за ее жестокие игры со мной, проклинала Сэнди за то, что ушел от меня к Сюзи, проклинала экономику за то, что так трудно стало зарабатывать на жизнь. Я проклинала мою мать, так как она не относилась к тому типу родителей, у которых всегда можно найти прибежище. Еще я проклинала отца за то, что он умер слишком рано, чем сломал мне жизнь, проклинала Дженет Клейборн, которая до сих пор не продала мой дом. Я даже проклинала штат Коннектикут за его отвратительную погоду. Когда я дошла до служебного входа в дом Мелани, мне вдруг вспомнился Кулли Харрингтон и то, как я заставила его воспользоваться моим служебным входом. После этого я стала проклинать себя за такое высокомерие. Не плюй в колодец, пробормотала я.
Мелани провела меня в кухню. Это было сверкающее, отделанное деревом помещение, оборудованное по последнему слову техники. Повсюду были мраморные стойки, белый кафель на полу и великолепные кухонные приборы. На центральной стойке располагался гриль фирмы «Джен-Эйр» и разделочный столик. В углу стоял небольшой круглый столик и несколько маленьких плетеных стульев с хромированной отделкой.
— Сядьте там, — сказала Мелани, показывая на один из этих стульев.
Она не предложила мне снять пальто и шапку, поэтому они остались на мне. Шапкой мне очень хотелось прикрыть свой нос: от Мелани исходил такой сильный запах духов (я сразу же узнала «Джорджио» — самый модный запах в этом году), что едва не потеряла сознание.
— Как вы уже заметили, мне нравится, чтобы в моем доме все сияло, — сказала она, указывая на белоснежный, без единого пятнышка пол у нас под ногами. — Девушка, которая работала до вас, мыла пол два раза в день.
Девушка, которая работала до вас. Интересно, как я смогу вынести эту женщину?
— В этом нет большой проблемы, — сказала я. Раз уж я зашла так далеко, не было смысла поворачивать назад.
— Расскажите мне о себе, — потребовала она. — Вы местная или живете в Джессапе?
Джессап был небольшим городком к северо-западу от Лэйтона. В нем жили преимущественно «синие воротнички». Большинство лэйтонской прислуги обитало именно там.
— Я из Лэйтона, — ответила я, стараясь, чтобы мой ответ прозвучал как само собой разумеющийся. — Я прожила здесь всю свою жизнь.
— Правда? А как долго вы занимаетесь уборкой домов? — поинтересовалась она.
— С детства.
У моей матери была привычка оценивать состояние моей комнаты по десятибалльной системе. Если я получала десять баллов, то она вела меня в кафе Шраффт и покупала горячую помадку. Моя комната была всегда такой чистой, что я просто чудом не превратилась в самого толстого ребенка в городе.
— По телефону вы сказали, что последнее время работали у супружеской пары на Вудлэнд Вей?
— Именно так.
— И вы уходите оттуда, потом что хозяева больше не могут позволить себе оплачивать ваши услуги?
— Да.
— Мне, конечно же, потребуется узнать их имена, чтобы я могла проверить ваши рекомендации.
— Конечно. — И что мне теперь делать?
— Но сначала я проведу вас по дому, чтобы у вас сложилось представление о том, какая работа вам предстоит.
— Ничего, если я сниму пальто? Здесь довольно тепло. — Я уже начала оттаивать.
Мелани велела мне оставить одежду на стуле. После этого она провела меня по дому, который был оформлен в стиле раннего дизайна Мориса Вилленси. Почти все в доме было белым, под цвет волос и лица Мелани. Гостиная от стены до стены была застелена белым ковром, на котором стояла секционная софа, обитая белой кожей, белые светильники и стеклянные журнальные столики. Единственным цветным пятном в комнате был камин из зеленого итальянского мрамора, который выглядел так, будто им никогда не пользовались. В столовой, так же застеленной белым ковром, стоял громадный квадратный стеклянный стол и двенадцать стульев с белой шелковой обивкой. Одна из стен комнаты была целиком из зеркала. На ней располагалась полка для рюмок и бар. В обеих комнатах, столовой и гостиной, были раздвижные стеклянные двери, через которые открывался вид на пляж и залив. С кухней соседствовали комната для прислуги и прачечная, она же хозяйственная комната, которая соединялась со спальней подъемником для белья, а с гаражом внизу — небольшим лифтом для подачи еды. В доме был еще винный погреб на триста бутылок. Он был вырублен в скале, чтобы поддерживать постоянную нужную температуру. Телехолл был частично и спортивным залом. Там находился телевизор с очень большим экраном и тренажеры. Кроме того, был еще кабинет самой Мелани, но она сказала, что я не буду иметь туда доступ, пока не стану штатной прислугой. Второй этаж дома, тоже с белым ковровым покрытием, целиком представлял собой владения хозяйки. Просторная спальня, из которой открывался вид на море через раздвижные стеклянные двери, была украшена двумя каминами все из того же итальянского зеленого мрамора. Затем шла гардеробная, ванная комната с джакузи, сауна с душевой и два туалета. Еще там была «комната тщеславия», все стены которой были зеркальными и отделанными натуральной позолотой. Рядом с хозяйскими апартаментами располагались две спальни для гостей, каждая со своей ванной комнатой.
Не удивительно, что Мелани готова платить большие «бабки», подумала я. Помимо ее стервозной натуры, все эти стеклянные двери, зеркальные стены и белые ковры делают это место сущим кошмаром для уборщицы.
— Итак, вот весь дом, — сказала Мелани, когда мы вернулись в кухню. — Вы думаете, что справитесь с этой работой?
Я сделала глубокий вдох и кивнула.
— Хорошо. Теперь давайте поговорим о ваших рекомендациях, — сказала она. — Дайте мне телефон
