рабочими, которая сыграла важную роль даже в 1904 году. Она не имеет ничего общего с сионистами, от которых нечего ожидать:
1) потому что их партийная структура очень слаба,
2) потому что русские патриотические тенденции сильно проявились в ее рядах с начала войны,
3) потому что после балканской войны ядро их вождей активно пыталось сговориться с английскими и русскими дипломатическими кругами – что, однако, не мешало им пытаться воздействовать также и на германское правительство.
4) потому что они неспособны ни на какие политические акции».
Кто-то называл этот план бредовым, кто считал его руководством к действию. Так или иначе, для Парвуса задачей номер один было получить деньги под этот план. И он своего добился, хотя, возможно, и не в том объеме, в котором планировал. Свидетельством этого может быть следующий документ:
«СТАТС-СЕКРЕТАРЬ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ —
МИНИСТРУ ФИНАНСОВ ГЕРМАНИИ
На революционную пропаганду в России требуется 5 млн
марок. Так как мы не можем покрыть эту сумму из фондов, находящихся в нашем распоряжении, я просил бы Ваше превосходительство предоставить ее мне по статье VI раздела II бюджета на непредвиденные расходы. Я был бы чрезвычайно благодарен Вашему превосходительству, если бы Вы сообщили мне о предпринятых Вами действиях.
Через неделю просьба фон Ягова была удовлетворена. Означало ли это, что план Парвуса был принят к исполнению? Да, но при этом насколько далеко германское правительство намеревалось зайти в его реализации – это остается одной из загадок «дела о немецком золоте». Некоторые историки, в частности З. Земан и В. Шарлау, полагают, что кайзеровская Германия «не собиралась играть с огнем» и речь шла не более чем о давлении на Николая II с целью подписания сепаратного мира.
Деньги деньгами, но чтобы воплотить в жизнь свой план, Парвусу необходимо было реализовать еще одну задекларированную идею – привлечь на свою сторону большевиков и другие социал-демократические силы, на которые он и делал основную ставку. А вот с этим у Александра Лазаревича были серьезные проблемы. Ореол «блестящего марксиста-публициста» давно улетучился, теперь революционеры, причем как российские, так и немецкие, видели в нем человека с подмоченной репутацией (дела о «На дне» и прочие грехи ему не забыли) и сомнительными связями. Еще в феврале 1915 года Троцкий опубликовал в газете «Наше слово» статью под заголовком «Некролог живому другу». «Парвуса больше нет. Теперь политический Фальстаф бродит по Балканам и порочит своего же покойного двойника», – писал Лев Давыдович о человеке, которого не так давно считал своим учителем. В одном из следующих номеров газета призвала всех социал-демократов воздержаться от любых контактов с Парвусом.
Однако контакты тем не менее были, и с далеко не последними людьми в социал-демократическом движении. В мае 1915 года в Берне Парвус встречался и с Лениным. О чем конкретно они говорили, точно не известно. Ильич об этой встрече нигде и никогда не упоминал (но то, что она состоялась, сомнений не вызывает), Парвус же в своих воспоминаниях говорил о ней весьма обтекаемо: «Я изложил ему мои взгляды на социал-революционные последствия войны и обратил его внимание на тот факт… что сейчас революция возможна только в России, где она может разразиться в результате победы Германии». Естественно, трудно судить и о том, были ли на этой встрече достигнуты какие-либо договоренности. Если верить Артуру Зифельду, одному из заграничных соратников Ленина, Ильич сразу же после «совещания» сказал о Парвусе, что считает его «агентом Шейдемана[3] и других немецких социалистов, ставших шовинистами, и что он не хочет иметь с ним ничего общего», а затем якобы указал Парвусу на дверь. Однако другие исследователи считают, что все это не более чем создание видимости: «архиосторожный Ильич» просто не хотел себя скомпрометировать контактами с Парвусом, которого в то время едва ли не все социал-демократические газеты Европы критиковали (и не без оснований) за связи с кайзеровским правительством.
По мнению многих историков, встреча Ленина и Парвуса в Берне была организована при непосредственном участии еще одной «революционно-примечательной» личности – Якова Ганецкого.
Яков Станиславович Фюрстенберг родился в 1879 году в Варшаве в немецкой, но уже давно полонизированной семье. В 1896-м вступил в ряды Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ), через пять лет выехал в Германию, учился в Берлине, Гейдельберге, затем в Цюрихе. С 1902 года Ганецкий стал одним из ближайших соратников Феликса Дзержинского, который в то время был секретарем заграничного отделения СДКПиЛ. С 1903 года Ганецкий входит в число руководителей СДКПиЛ, а с 1907-го является членом ЦК РСДРП.
За свою деятельность Яков Ганецкий неоднократно арестовывался и столь же неоднократно совершал побеги. Организация побегов и освобождение арестованных товарищей по партии стали своеобразной специализацией Ганецкого, с его помощью получили свободу многие видные социал-демократы. На этой же почве Ганецкий сблизился и с Лениным. Когда в марте 1914 года последний был по подозрению в шпионаже арестован на польско-австрийской границе, именно Ганецкий, имевший тогда статус члена Краковского Союза помощи политзаключенным, объяснял полицейским чиновникам, что Ленин-де противник царской власти и «видный организатор стачек в России». И таки добился своего – Ленин был освобожден и переправлен в Швейцарию.
А в 1915 году Яков Ганецкий становится сотрудником работающего в Копенгагене Института по изучению причин и последствий мировой войны. Сей факт вновь заставляет нас обратить взоры на Александра Лазаревича Парвуса, поскольку Институт был создан на его деньги, а точнее на деньги, выделенные германским правительством.
Для Парвуса идея создания подобного института была очевидна. У социал-демократов он получил фактически от ворот поворот, а деньги меж тем надо было как-то отрабатывать. Каковы были истинные мотивы создания Института и чем на самом деле занимались его сотрудники – и поныне остается загадкой. Некоторые биографы Парвуса, в частности З. Земан и В. Шарлау, считают, что «институт занимался тем, чем и должен был заниматься, – исследовательской работой». Может быть и так, но очевидно, что Парвус активно приглашал на работу многих социал-демократов, прежде всего русских. Соглашались далеко не все, но некоторые все же перебирались в Копенгаген. По некоторым данным, Парвус даже заручился согласием самого Николая Бухарина, и только категорический запрет Ленина остановил того от переезда в столицу Дании.
Каковы были мотивы подобного запрета? Может быть, Ленин действительно хотел оградить своих соратников от контактов с Парвусом и его организаторами? Если да, то тогда почему под крылом у Парвуса оказался Ганецкий (причем некоторые историки утверждают, что едва ли не по личной рекомендации Ленина, доверенным лицом которого он тогда был) и не последний человек в социал-демократическом движении Моисей Урицкий (после революции – первый председатель Петроградской ЧК)?
В сентябре 1915 года Парвус начал издавать в Германии журнал «Die Glocke» («Колокол»). Основной тезис статей, в нем печатавшихся, – германский генеральный штаб является главным защитником интересов пролетариата в России. Через пару месяцев последовала реакция Ленина. В статье «У последней черты» он писал: «В шести номерах его журнальчика нет ни единой честной мысли, ни одного серьезного довода, ни одной искренней статьи. Сплошная клоака немецкого шовинизма, прикрытая разухабисто намалеванной вывеской: во имя будто бы интересов русской революции!»
На первый взгляд, подобная реакция однозначно свидетельствует об отношении Ленина к Парвусу. Но был ли «вождь революции» до конца откровенен? Многие исследователи считают, что нет. З. Земан и В. Шарлау, например, рассматривают эту ситуацию в следующем контексте: «Статья Ленина против «Die Glocke» была использована большевистскими публицистами как доказательство, что между их партией и Парвусом не было никакой связи. Но Ленин в своей статье воздержался от того, чтобы назвать Парвуса агентом германского правительства. Ленин ни одним словом не обмолвился об их встрече в мае 1915 года. Ленин считал политически целесообразным открыто отмежеваться от Парвуса, не порвав, однако, с ним окончательно. Молчаливое соглашение насчет роли Ганецкого, как помощника Парвуса и одновременно конфиденциального агента Ленина, ни в коем случае не могло быть расторгнуто из-за критики Лениным
