упоминался нами в связи с делом Николая Шмита, вообще заявил, что большевики неподсудны, поскольку действовали по политическим, а не уголовным мотивам. Многие из арестованных по этому делу были освобождены, в том числе и Суменсон. Убедительных улик против нее найдено не было, содержание телеграмм и движение денег она объясняла чисто коммерческими мотивами: согласно показаниям Суменсон, крупные суммы поступали ей от перекупщиков и снимались ею для перечисления в Стокгольм.
Вообще надо заметить, что, несмотря на громогласность обвинений следствия в адрес большевиков, доказательная база по этому делу была отнюдь не безупречна, а во многом просто малоубедительна. Косвенных улик сговора большевиков с немцами действительно было много, но прямых – практически не было. Так что если бы дело и дошло до суда, не факт, что оно было бы выиграно следствием. Но суд не состоялся, поскольку был назначен на начало ноября (по новому стилю) 1917 года…
Интересно, что после победы большевиков разбирательства по поводу коммерческой деятельности фирмы «Фабиан Клингсланд» не прекратились. Уже в конце 1917 года ЦК РСДРП(б) провел внутреннее расследование «по обвинению товарищей Ганецкого и Козловского в контрабанде и спекуляции».
Еще в июле 1917-го, отвечая на обвинения в связях с немцами, Ленин писал: «Прокурор играет на том, что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий связан с Лениным. Но это прямо мошеннический прием, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких. Ганецкий, как торговец, служил у Парвуса, ибо они торговали вместе, и целый ряд русских эмигрантов, назвавших себя в печати, служил в предприятиях и учреждениях Парвуса». Очевидно, что Ильич отрицает свои финансовые связи с Парвусом, но признает наличие таковых у Ганецкого. Парвуса, как мы уже знаем, после 1915 года Ленин неизменно обвинял во всяческих нечистоплотных делах. По идее, примерно так же должно относиться и к человеку, который не один год работал на Парвуса. Собственно, так и поступило ЦК, отказавшись утвердить Ганецкого дипломатическим представителем в Швеции. Более того, по некоторым данным, речь шла (и даже дошла) до исключения Ганецкого из партии, такая же судьба ждала и Мечислава Козловского. Но тут в дело вмешался Ленин – в письме в ЦК он назвал все обвинения в его адрес «безответственной болтовней и необоснованными сплетнями». После этого и Ганецкий, и Козловский занимали ряд ответственных постов: первый возглавлял Народный банк РСФСР, был членом правления Центросоюза и членом коллегий Наркомфина, Внешторга и Наркомата иностранных дел СССР, входил в Президиум ВСНХ СССР, а перед арестом и расстрелом в 1937 году возглавлял Музей революции; второй одно время даже был руководителем Малого Совнаркома РСФСР.
Активная и весьма успешная до поры до времени финансовая деятельность Парвуса заставила некоторых историков задуматься над вопросом: а не играл ли он непосредственно перед Февральской революцией свою собственную партию? На такую мысль наталкивают прежде всего два момента. Первый – финансовый. К 1917 году только на счетах Ганецкого и Суменсон лежало более 2 млн рублей. Ясно, что на счетах самого Парвуса денег было еще больше. А последний «транш» от германского правительства составил 1 млн рублей. То есть Парвус был финансово самостоятелен для того, чтобы самому «революционизировать» Россию. И второй момент – после провала планов устроить революцию в январе 1916 года германский генштаб очевидно охладел к Парвусу и его «революционному потенциалу». Г. М. Катков, известный историк-эмигрант, отмечал, «что документы германского Министерства иностранных дел за период с февраля 1916 по февраль 1917 года не содержат указаний на какие бы то ни было действия, предпринятые Гельфандом, или на какие-либо суммы, переданные ему на нужды революции». Отсутствие документов Катков объяснял тем, что «в середине 1916 года Гельфанд не нуждался в субсидиях министерства, а значит, мог и не отчитываться в своих действиях, не подвергаться мелким придиркам и держать при себе те сведения, которые благоразумно было утаить от немцев… Несмотря на отсутствие каких бы то ни было доказательств в архивах германского Министерства иностранных дел, упорный характер забастовочного движения в России в 1916-м и в начале 1917 года наводит на мысль, что оно руководилось и поддерживалось Гельфандом и его агентами».
В принципе, аргументация выглядит достойно, но, как обычно бывает, на любые, казалось бы, убедительные доводы «за» находятся не менее убедительные доводы «против». Есть они и у тех, кто считает, что Парвус в ходе всего развития революционного процесса в России был надежно привязан к немецкому генеральному штабу и никогда не отклонялся от его не менее генеральной линии. Даже если предположить, что для своих финансовых операций Парвус брал деньги не у немецкого казначейства (а это, учитывая масштабы операций, на самом деле предположить довольно трудно), а из своих личных средств, то все равно остается вопрос – как его допустили к торговле медицинским оборудованием и медикаментами, да еще с противником в войне. Очевидно, что без санкции высшего руководства Германии это было бы невозможно. Второе – без сомнения, Парвус находился под плотнейшим колпаком немецкой контрразведки и если бы он позволил себе некие «вольности», то его тотчас бы этим колпаком и накрыли. И третье – Февраль 1917 года и события, за ним последовавшие, показали, что интересы Александра Парвуса и генерального штаба по-прежнему совпадают.
Внимательный и хорошо знающий историю читатель наверняка заметил, что мы пропустили один важный момент событий между двумя революциями 1917 года – так называемый эпизод с «пломбированным вагоном». Что ж, пришло время наверстать упущенное.
«Ленин был перевезен в Россию, как чумная палочка», – так в свое время сказал об этом Уинстон Черчилль. Сравнение действительно яркое, хотя отношение к нему может быть, в зависимости от исторических и политических предпочтений, совершенно противоположным. Как, собственно, и к самому эпизоду.
Сторонники «немецкой руки в русской революции» считают поездку Ленина и других революционеров-эмигрантов в опломбированных вагонах через территорию Германии еще одним неоспоримым фактом, свидетельствующем о сотрудничестве большевиков и германского генерального штаба. Для тех же, кто такого сотрудничества не признает, «опломбированные вагоны» являются ничем не доказанной и тенденциозной попыткой обвинить большевиков во всех грехах.
Прежде чем попытаться определить, кто прав, напомним, о чем, собственно, идет речь.
«Разложение, внесенное в русскую армию революцией, мы естественно стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддержавшему сношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы еще скорее уничтожить дух русской армии и отравить ее ядом». Начальник штаба немецкого Восточного фронта Макс Гоффман, которому принадлежат эти строки, был не одинок в своих мыслях по поводу ситуации, которая сложилась в России после Февральской революции 1917 года. Естественно, что и революция в Российской империи, и возможность сыграть свою партию в сложившейся ситуации не могли не заинтересовать и наших старых знакомых: Александра Парвуса и германских дипломатов и военных. Практически заглохшие контакты и переписка между ними возобновились с новой силой.
21 марта 1917 года германский посланник в Дании Ульрих фон Брокдорф-Ранцау писал в родной МИД: «Д-р Гельфанд, с которым я обсуждал события в России, объяснил, что, по его мнению, конфликт имеет место главным образом между умеренными либералами и социалистическим крылом. Он не сомневается, что последнее победит. Однако победа социал-демократов в России означала бы мир. Лица, стоящие теперь у власти, очевидно, хотели бы продолжать войну. Лидеры этой политики – Милюков и Гучков. Они оба стараются оттянуть созыв Национального учредительного собрания, так как знают, что в тот момент, когда оно получит какое-то влияние, продолжение войны станет невозможным.
На мой вопрос, какова точка зрения армии, д-р Гельфанд ответил, что среди офицеров есть желание продолжать войну, особенно среди высшего командного состава, но рядовые хотят мира, и, что крайне важно, простые солдаты, без исключения, братаются с рабочими».
Но для того, чтобы «социалистическое крыло» в России победило, его необходимо было туда доставить – в то время большинство руководителей российской социал-демократии находились в эмиграции, в основном в Швейцарии. Как считают многие историки, идея доставки Ленина и других, по словам Брокдорфа-Ранцау, «экстремистов, действия которых приведут к тому, что месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой», прошла по следующей цепочке: Парвус – Брокдорф-Ранцау – МИД – канцлер Бетман-Гольвег – ставка кайзера. Когда одобрение плана получили на самом верху, посол в Швейцарии фон Ромберг был уполномочен войти в контакт с русскими эмигрантами-революционерами в Швейцарии и предложить
