боролись в первых рядах за демократию и повышение жизненного уровня, а франко-маврикийские консервативные газеты писали об «индийской опасности», угрожавшей-де острову в случае введения на нем всеобщего избирательного права…
Однажды вечером, выйдя из ресторана в китайском квартале Порт-Луи, я услышал музыку и пение, доносившиеся со второго этажа дома на противоположной стороне улицы. Это была китайская средняя школа. Я поднял голову и увидел через окно большой зал, переполненный китайскими детьми. Они танцевали народный танец, а на стене над кафедрой или трибуной висел портрет Мао Цзэдуна.
На Маврикии, таким образом, есть маоисты, но едва ли они имеют здесь какое-либо политическое значение: среди индийского большинства они не могут рассчитывать на сочувствие и, по всей вероятности, не пользуются заметным влиянием даже среди местных китайцев, в основном состоятельных предпринимателей, далеких от политики или в интересах клиентуры скрывающих свои политические взгляды и весьма охотно поддающихся европеизации и «креолизации».
Первые китайские торговцы прибыли на остров в конце XVIII века. Один французский путешественник сообщает, что в 1801 году он встречал их в Порт-Луи и что на Маврикии можно было купить китайский фарфор и другие товары из «Срединной империи». Другой француз писал в 1817 году, что в то время в островной столице имелся даже небольшой китайский квартал. В период отмены рабства попытались было завезти на остров китайцев в качестве дешевой рабочей силы. Однако китайских вербованных рабочих всегда было мало, и многие из них вскоре возвращались на родину. В 1901 году на Маврикии жило не более 3509 китайцев и лишь 58 из них — женщины.
Китайская иммиграция впоследствии расширилась за счет торговцев. Обосновавшись на Маврикии, они зачастую возвращались в Гонконг, Кантон или другие города, откуда приехали, чтобы там жениться или забрать оттуда своих родственников, которые помогали им вести дело на Маврикии. Бродя по Порт-Луи или другим городам и населенным пунктам, видишь, что небольшие гостиницы и рестораны, лавки и бары принадлежат главным образом китайцам. Многие из них служат конторщиками, чиновниками, либо, получив соответствующее образование, учителями, врачами и т. п.
С китайцами на Маврикии встречаешься очень часто. Можно подумать, что их здесь великое множество. Это впечатление, однако, обманчиво: их сейчас здесь 25 тысяч человек — три процента от общего населения, и женщин значительно меньше, чем мужчин. Поэтому они часто берут себе в жены местных женщин, а их дети, как и на Сейшелах, сливаются с остальным населением. Нередко случается, что даже у обоих родителей, прибывших из Китая, дети настолько растворяются в новом окружении, что порой забывают родной язык. Из двух девушек-гидов, которых маврикийское агентство по туризму прислало мне однажды для экскурсий по Порт-Луи, одна была китаянкой. Она превосходно говорила по-французски и по- английски, но призналась мне, что так и не выучилась языку своих родителей.
Девушки показали мне, в частности, китайскую пагоду, находящуюся неподалеку от ипподрома (ставшего, кстати, уже с XIX века одним из главных мест развлечения островитян). Но и с религиозной точки зрения многие маврикийские китайцы поддались местному влиянию. По данным переписи населения 1962 года из 23 058 зарегистрированных китайцев лишь 5590 человек исповедуют буддизм, 1406 — конфуцианство и другие религии. Но основная часть китайцев приняла католическую веру, которой придерживается большинство белого и креольского населения.
Современные маврикийские креолы существенно отличаются от креолов других мест. В прежние времена на Маврикии, как и в других французских колониальных владениях, креолом назывался человек, принадлежавший к французской национальности, но родившийся в колонии. Во Франции слово «сгео1е» до сих пор имеет это значение, если судить по словарю «Нуво пти Ларус», который определяет креола как «человека белой расы, родившегося в старейших европейских колониях». Но если вы назовете современного франко-маврикийца креолом, он примет это за оскорбление, так как это слово в его среде используется теперь для обозначения исключительно цветной части «основного» населения, т. е. тех жителей, которые имеют смешанное происхождение, главным образом малагасийско-африканское.
По данным той же самой переписи населения, креоло-французский является родным языком для, приблизительно, 29 процентов жителей острова, в то время как на чисто французском говорят менее 7 процентов. Помимо французской культуры, за чистоту которой неустанно борются франко-маврикийцы, на острове, естественно, развилась и креоло-французская культура. Значительное место в ней на Маврикии, как на Мадагаскаре и в Африке, занимают музыка и танец. И то и другое на Маврикии богаче, чем на Сейшелах.
Маврикийские «сеги» утонченнее, а маврикийские песни — совершеннее песен малых островов, лежащих к северу от Маскарен. Тот, кто ознакомится с креоло-французским фольклором Маврикия, безусловно, найдет в нем сокровища более очевидные, чем мифические сокровища морских разбойников, в поиски которых легковерные люди вкладывают свои деньги.
Некоторые потомки рабов еще в XIX веке достигли довольно высокой ступени на социальной лестнице. Плантаторы выделили из общей темнокожей массы тех, в жилах которых текла европейская кровь, а кожа имела светлый оттенок, и дали им возможность развиваться, не считая их, однако, равными себе. Даже англичане покровительствовали им, назначая на второстепенные должности в своем административном аппарате.
В результате отбора по расовому признаку на Маврикии довольно рано образовались креольские средние и высшие слои, которые стараются иметь как можно более европейский вид. Цвет кожи у жены должен быть светлым, что дает престиж. Темный цвет свидетельствует о принадлежности к рабочему классу, в точности как во времена рабства. Креольское «кафр» считается бранным словом.
На пороге политической независимости Маврикия чернокожие рабочие стали сотрудничать с индийцами в рамках Лейбористской партии острова. Зажиточные креолы, боясь, что индийцы составят им конкуренцию в аппарате управления, где они практически захватили власть, вместе с франко- маврикийцами старались не допустить или, по крайней мере, отсрочить решение вопроса о независимости. Стали даже распространяться слухи, будто бы индийское большинство попытается присоединить остров к Индии…
Вплоть до середины XX века Маврикием управляла горстка британских чиновников совместно с крупной франко-маврикийской буржуазией. В 1886 году была принята новая колониальная конституция, мало что изменившая в жизни острова. Она предоставила населению право избрать лишь десять членов Законодательного собрания острова; помимо них в него непременно входили восемь высших английских чиновников во главе с губернатором и девять человек, назначаемых губернатором; часть из которых также были должностными лицами. Избирательное право покупалось за деньги. Право голоса имели лишь те, кто зарабатывал не менее 50 рупий в месяц или владел крупной недвижимостью. В 1891 году из 370 тысяч жителей лишь 5164 были достаточно состоятельными, чтобы участвовать в выборах десяти «народных депутатов»…
Впоследствии число зажиточных маврикийцев возросло, так что к середине 40-х годов нашего века из 43С тысяч жителей острова 12 тысяч имели право голоса. Креолы образовывали политическую оппозицию и боролись за принятие законов об охране труда и социальном обеспечении. Они же организовали профсоюзы и основали Лейбористскую партию. Однако решительный удар по власти франко-маврикийского меньшинства был нанесен лишь в 1948 году, когда англичане предоставили право голоса всем умеющим читать и писать как мужчинам, так и женщинам. В результате число имеющих право голоса возросло до 72 тысяч человек, а из девятнадцати мандатов двенадцать достались индийцам.
Теперь уже забеспокоились не только белые плантаторы, но и многие креолы, а также индийские мусульмане. Креольская оппозиция раскололась на две части. Одна из них стала поддерживать Маврикийскую социал-демократическую партию, которая, несмотря на свое название, представляет собой реакционную политическую организацию, в то время как другая часть оппозиции осталась в Лейбористской партии и продолжала бороться за социальные реформы и всеобщее избирательное право, которое было закреплено в новой конституции, введенной англичанами перед выборами 1959 года, в которых смогли участвовать 200 тысяч человек. Лейбористская партия тогда получила абсолютное большинство голосов, завоевав двадцать три из сорока мандатов. Из оставшихся мандатов пять достались партии «Мусульманский комитет действия», три — «социал-демократам» и шесть — лево-радикальному
