спокойно приспособиться к жизни на земле, и крылья у них постепенно превратились в маленькие «пучки перьев», а хвостовое оперение — в небольшой хохолок.
Из-за отсутствия врагов дронты, подобно многим другим животным, жившим в таких же благоприятных природных условиях на океанских островах, утратили инстинкты, заставлявшие обитателей опасной (нормальной) среды при первой же опасности прятаться или обращаться в бегство. Вдобавок, передвигались они довольно медленно. Самки откладывали лишь одно яйцо и высиживали его в гнезде, расположенном прямо на земле.
Дронты, таким образом, были чрезвычайно уязвимыми, когда на Маскаренские острова пришли люди со своими домашними животными — козами, свиньями и другими. Эти животные быстро одичали. Свиньи, как известно, всеядны и довольно охотно набивают себе желудок птичьими яйцами и птенцами. В этом им помогли обезьяны из Юго-Восточной Азии, так называемые крабовые макаки, которых привезли с собой португальцы, и черные крысы, появившиеся на Маврикии в начале XVI века с первыми португальскими каравеллами.
Доказательства того, что дронты в тот период были известны в Европе, отсутствуют. Как это ни прискорбно, никто не обнаружил их и в архивных материалах о Маскаренах, принадлежавших португальским первооткрывателям и хранящихся в Лиссабоне. Но когда воды Индийского океана вслед за португальцами стали бороздить голландцы, серые маврикийские дронты в нашей части света стали хорошо известной достопримечательностью.
Первый голландский капитан, вице-адмирал Вибрандт ван Варвик, ступивший на берег Маврикия в 1598 году, окрестил эти удивительные существа «тошнотворными птицами», так как «чем дольше ее варишь, тем жестче и безвкуснее становится ее мясо. Но грудка птицы, — добавил он, — съедобна и мягка».
Вместе с гигантскими черепахами и завезенными португальцами козами и свиньями дронты стали приятным добавлением к пищевому рациону на кораблях. Тремя-четырьмя птицами можно было досыта накормить целую команду. И достаточно было убить и засолить несколько десятков птиц, чтобы обеспечить себя провиантом на все время плавания. Матросы нередко забавлялись тем, что старались забить как можно больше дронтов, так сказать из чисто спортивного интереса.
Охота на дронта была чрезвычайно простой, хотя Птица, естественно, и пыталась как-то защищаться. Адмирал Вергувен, посетивший остров в 1607 году, рассказывает, что дронты могли «очень больно кусаться». Этого оборонительного средства, однако, хватало ненадолго в борьбе против дубинок и прочего холодного оружия, и нет ничего удивительного в том, что скоро все «дронтовое население» острова перекочевало в «лучший мир». Когда в 1638 году голландцы выстроили на Маврикии укрепления и в довершение ко всему завезли на остров собак и кошек, понадобилось каких-нибудь пятьдесят лет, а то и меньше, чтобы исчез последний серый дронт.
Дронты стали редкостью еще во времена голландской колонизации. Англичанин Питер Манди, в том же году посетивший остров, не встретил на нем ни единой птицы этого вида, хотя явно интересовался ими и видел два экземпляра в Индии, в городе Сурате, куда они были привезены с Маврикия.
Последнее упоминание о дронтах относится к 1681 году и принадлежит англичанину Бенджамину Хэрри, который провел несколько месяцев на Маврикии. В своем манускрипте, который хранится в Британском музее, он упоминает «додо, у которой очень жесткое мясо». Он говорит также об обезьянах, диких свиньях и «множестве крыс» — то есть о тех животных, которые после человека и собак, были, пожалуй, самыми злостными врагами дронтов.
Хотя свидетельство Хэрри слишком лаконично, чтобы судить о том, сам ли автор видел серых дронтов и пробовал их мясо или же писал с чужих слов, тем не менее на основании этих высказываний можно предположить, что эти птицы вымерли «приблизительно к 1680 году» или чуть позже. Уже Франсуа Лега, посетивший Маврикий в 1693–1696 годах, в своем путевом очерке совсем не упоминает дронтов, хотя и рассказывает о многих других животных, включая гигантских черепах и различных пернатых.
Но на других Маскаренских островах серые дронты жили еще несколько десятилетий. Самое раннее упоминание о белом реюньонском дронте
Двенадцать лет спустя один из помощников капитана, некий Тэттон, издал свой путевой дневник. О птицах он пишет: «Там множество птиц, больших и малых, много голубей, попугаев и им подобных; есть там и большая птица величиной с индюка, очень жирная и с такими короткими крыльями, что она не может летать. Она белого цвета и почти ручная. Эти птицы непохожи на других и тем, что не боятся выстрелов, они их даже не беспокоят. Наши люди убивали их палками и камнями. Десять человек могут добыть столько птиц, что они на целый день обеспечат пищей сорок человек».
Аналогичные сведения приводит голландец Бонтекоэ ван Горн, который в 1618 году провел на Реюньоне 21 день. Он назвал жирных птиц «хохлохвостками»; в то время это было обычное голландское название для серых маврикийских дронтов. К сожалению, он ни слова не говорит об окраске птицы; о ней не пишет и французский священник, побывавший на острове в 1668 году. Его наблюдение напоминает наблюдение Тэттона: «В этом месте я увидел птицу, которую нигде раньше не встречал. Колонисты называют ее птицей-пустынником, так как она действительно любит одиночество и встречается в глухих местах. Она была бы похожа на индюка, если бы не длинные ноги. Ее красивое оперенье радует глаз. Цвет его постоянно меняется, отливая золотом. Мясо у нее изысканное… Каждый из нас захотел взять с собой но две птицы, чтобы послать их во Францию и там передать Его Величеству; но на корабле птицы умерли, вероятно, от тоски, отказавшись от еды и питья».
Эти свидетельства побудили японского эколога Масауи Хачисука выдвинуть гипотезу о существовании на Реюньоне двух различных видов дронтов: одного — белого и другого — бледно-желтого, длинноногого, похожего на птицу-пустынника, жившую на Родригесе. К сожалению, его гипотеза остается недоказанной, так как имеющиеся свидетельства либо носят описательный характер, либо состоят из сомнительных рисунков.
От реюньонских дронтов не осталось ни одного скелета. Между тем, по имеющимся данным, в Европу были завезены по крайней мере два белых дронта: один из них — в Амстердам около 1670 года и другой — во Францию, между 1735-м и 1746-м годами, губернатором Лабурдоннэ. Это говорит о том, что в середине XVIII века белый дронт еще жил на острове. К тому времени, как француз Бори де Сен-Венсен издал описание своего путешествия на Реюньон в 1801 году, птица уже пала жертвой тех же самых врагов, которые погубили ее на Маврикии.
Последние сообщения о живых дронтах поступили с Родригеса. В XVI и XVII веках этот маленький остров редко посещали корабли, колонизации он подвергся значительно позже, чем другие Маскаренские острова. Все это объясняет, почему особый вид дронта с Родригеса — птица-пустынник — прожил добрую половину XVIII века, вероятно, пережив белого дронта.
Видел пустынника и Франсуа Лега, которого часто называют стопроцентным лжецом и плагиатором, в частности, за то, что иллюстрации птиц в его книге «Путешествие и приключения Франсуа Лега и его компаньонов» чрезвычайно сомнительны, а также и потому, что автор широко черпал материал из чужих источников. Его даже обвиняли в том, что он выдумал свою книгу.
Тем не менее я склонен думать, что в его книге содержатся факты, говорящие о том, что он действительно совершил путешествие. Об этом, в частности, свидетельствует описание пустынника, которое, насколько известно, до него не сделал ни один из путешественников[35].
В то время (конец XVIII века) Родригес еще не был заселен привезенными четвероногими животными. Правда, и на этом острове не обошлось без крыс, но в основном там обитали ящерицы и черепахи, летучие мыши и птицы, среди которых, как пишет Лега, «самой диковинной была та, которую называют пустынником; ее редко видят в компании, хотя она и многочисленна».
Поскольку описание Лега — самое детальное, я счел целесообразным привести его почти полностью:
«Оперение у самцов сероватое и коричневое, лапы напоминают индюшачьи, и даже клюв, как у индюка, но только сильнее изогнут. У них почти нет хвоста, а их задняя часть, покрытая перьями, закруглена, как бедро лошади. Они рослее индюка и имеют прямую шею, более длинную, чем у индюка,
