чувство, что он знаком с ней, но, рассмотрев поближе, он решил, что никогда ее не видел. Это была очень бледная стройная женщина с правильными чертами лица, подчеркнутыми прической – собранными сзади в пучок волосами. Последним к нему приходил журналист, выискивавший какой-нибудь материал для статьи. Закери прогнал его, пообещав, что в следующий раз сломает ему шею. – Можно я так и напишу, мистер Вест? спросил журналист, почувствовавший безопасность, только сидя в машине. Им кажется, что они очень остроумны! У Закери никогда не хватало времени на прессу.
Может, это очередная журналистка? – старался он понять, крикнув ей: «Кто вы? Что вы хотите?» Он даже не попытался скрыть раздражение. Когда она представилась, он неожиданно вспомнил ее, несмотря на то что прошло столько месяцев. Она ему не нравилась. Она была холодной, чопорной представительницей женского пола. Закери хорошо помнил ее накрахмаленные белый фартук и шапочку, которые почти хрустели при движениях; он подозревал, что она крахмалила даже нижнее белье. Она олицетворяла собой тип женщин, которых он больше всего не выносил. Чересчур организованная, вечно занятая, стремящаяся всеми повелевать, как его сестра. А что самое плохое, так это ее манера говорить с ним – она старалась успокоить его, будто он капризный ребенок, глаза были наполнены жалостью. Закери не выдержит этого. Он ненавидел, когда люди жалели его; он предпочитал шокировать их, тогда по крайней мере они прекращали притворяться. Вот и сейчас он сделал вид, будто верит, что она приехала ради его неотразимой внешности и обаяния, перед которыми не могла устоять. Это развеселило его. Ведь влечение – это последнее чувство, которое она могла испытывать к нему в его нынешнем состоянии. Он читал это по ее расширенным темным глазам, наполненным чувством, которым могло быть только отвращение. Без сомнения, она считала, что после столь дорогих операций его лицо восстановилось почти полностью, но Закери-то знал, что это было не так – во всяком случае, пока. Хирург предупреждал, что придется сделать еще не одну операцию, прежде чем он будет более или менее походить на себя прежнего. Он схватил и поцеловал ее единственно для того, чтобы она потеряла сознание от ужаса, – без сомнения, только для этого. Закери успел подхватить ее раньше, чем она приземлилась на тропинку, внес ее в дом, посадил на диван в гостиной, наклонив ей голову к коленям, а сам пошел за бренди. Когда он вернулся, она уже успела прийти в себя, но была еще багрово-красной от прилива крови. – Извините, вы, наверное, Бог знает что подумали обо мне? Я не знаю, что нашло на меня… Я просто не должен был вас целовать, – коротко произнес он, всовывая бокал с бренди ей в руку.
– О нет, спасибо, – поспешно отказалась она, будто это был яд.
Он взял ее за руку и с силой поднес бокал к губам. – Пейте.
Она неохотно сделала глоток, вздрогнула, и только тогда Закери отпустил ее. Он взял стул и сел напротив дивана. – Итак, что же вы хотите, сестра?..
– Гилби, – подсказала она, вертя в руках бокал. – Я… мой отец Гарри Гилби. – Она замолчала, наблюдая за его реакцией. Лицо Закери ничего не выражало.
– Мы встречались с ним раньше? Извините, но…
– Он был в другой машине, – прошептала она.
Какое-то время Закери не был уверен, что правильно расслышал. Он смотрел на нее, нахмурившись. – В другой машине?
Она посмотрела ему в глаза и кивнула. – Он… это был он… другой водитель? – хрипло спросил Закери.
Она опять кивнула, ее лицо побледнело. Закери выругался. Она вздрогнула. – Это не похоже на него, мистер Вест. Он не был пьян, он всегда осторожно водит, он был… очень взволнован и… Я не ищу ему оправданий, но…
– Звучит именно так! Но если вы не ищете оправданий, то что же вы делаете? – злобно произнес Закери, заставив ее прикусить губу. У нее был крупный рот, нижняя губа полная и теплая, как он успел заметить, что никак не вязалось с ее прической и манерой застегиваться на все пуговицы.
– Просто я хотела объяснить, – прошептала она. – Чтобы вы поняли, почему это произошло.
Его брови сдвинулись. – Вы были в машине вместе с ним?
Она отрицательно покачала головой. – Если бы была, то ничего бы этого не произошло.
