предательство даже там, где его быть не могло. Это случалось, когда дурная сторона его характера брала верх. Элизабет стала бояться его. Она не могла справиться со вспышками его необузданной ревности и в конце концов убежала от него, но это дорого ей стоило, и рана все еще кровоточила.
Самолет приземлился в Лондоне уже вечером. Было прохладно и сыро, Элизабет знобило после удушающей нью‑йоркской жары. На ней был легкий льняной костюм. Теплый свитер сейчас совсем не помешал бы, подумала она. Полчаса, в течение которых она прошла таможню и выстояла длинную очередь на такси, длились бесконечно. К тому времени, когда она подъезжала к дому брата, она чувствовала себя уже совершенно измученной. Дэвид работал в бухгалтерии одной из нефтяных компаний. Он проводил на работе много времени, но ему хорошо платили, и у него был очень симпатичный дом в Айлингтоне. Водитель такси, чертыхаясь, проехал по выложенному булыжником двору и остановился перед маленьким бело‑голубым двухэтажным коттеджем, на окнах которого цвели темно‑синяя лобелия и розовая герань.
Как только такси остановилось, парадная дверь распахнулась, и с ребенком на руках на пороге появилась Хелен – жена Дэвида.
– Ты уже приехала! – воскликнула она. – Долетела нормально? Ну как ты себя чувствуешь, оказавшись снова дома? Господи, какая же ты загорелая!
– Привет, Хелен, рада тебя видеть, – улыбнулась ей Элизабет, рассчитываясь с таксистом.
– Оставь их в холле. Дэвид перенесет их наверх, когда вернется с работы, – сказала Хелен. Она покорила своего мужа маленьким ростом, золотисто‑каштановыми вьющимися волосами и теплыми улыбчивыми глазами, цвет которых менялся от зеленого до желтого, а иногда даже бывал голубым.
– Это Грета? – спросила Элизабет, глядя на малышку, которая сосредоточенно сосала свой кулачок.
– А кто же еще? – И Хелен протянула ей дочку. Та вдруг отчаянно завопила, цепляясь за мать. – Давай, возьми ее, она не кусается – во всяком случае, не часто, да к тому же у нее и зубов‑то еще нет, так что если и укусит, то не больно.
– Не могу поверить, – сказала Элизабет, осторожно беря ребенка на руки. Грета пахла детской присыпкой и молоком, ее тельце было тепленьким, мягким, будто вовсе без костей. Она уставилась на Элизабет сердитыми круглыми голубыми глазками, приоткрыв ротик. – Разве она не красавица, – сказала Элизабет, пытаясь разглядеть ее сходство с братом, но не смогла. – Она похожа на тебя.
– Я думаю, она похожа на Дэвида, у нее его нос и подбородок.
– Несчастная малютка, как ей не повезло, – пошутила Элизабет, и Хелен рассмеялась.
– Неужели ты не замечаешь? Все считают, что она вылитый Дэвид. Иди присядь, я поставлю чайник. Тебе ведь наверняка хочется выпить чашечку настоящего чая? Когда я была в Нью‑Йорке, я совершенно не могла там пить чай – они все время заваривали китайский, который на вкус был точно опилки, а цветом смахивал, как бы это помягче выразиться, на воду после мытья посуды!
– Я там пью только чай с лимоном, – сказала Элизабет, проходя за ней в маленькую кухню и садясь за стол.
Грета, которую Элизабет держала на руках, была занята тем, что пыталась отодрать пуговицу от се костюма. Заметив это, Хелен поцокала языком и забрала у нее ребенка.
– Я уложу се в кроватку, ей уже пора спать, вот только покормлю ее. – Она скрылась за дверью, но вскоре вернулась, быстро управившись с делами. – Дэвид собирался пораньше вернуться домой, – сказала она. – Он так хочет увидеть тебя. Расскажи мне о Нью‑Йорке. О, ты такая счастливая, это должно быть восхитительно – жить там! – Она оглядела комнату. – Не то чтобы я хотела поменяться с тобой местами, – добавила она быстро. – У меня есть все, чего я хочу, но просто интересно послушать, как живут другие люди.
Элизабет с завистью смотрела на нее. Воротничок платья Хелен был испачкан желтком, волосы ее были растрепаны, и одета она была в простенькое застиранное зеленое платье, в котором Элизабет видела ее еще два года назад, но глаза ее сияли, и она все время улыбалась.
– Я всегда с таким наслаждением читаю твои письма, – сказала она. – Макс, судя по твоим рассказам, просто потрясающ, настоящая шаровая молния. Дэвид все время говорит, что ты в конце концов выйдешь за него замуж. Ты так много пишешь о нем.
– Ни за что, у нас совсем не те отношения. Макс пришел бы в ужас, услышав тебя, поверь мне.
– Он женат?
– Хуже – разведен и платит алименты. Он говорит, что не может позволить себе снова жениться.
– Бедный Макс, – ужаснулась Хелен. – Но ведь он тебе нравится, да?
– Работать с ним просто замечательно, но выходить за него замуж… Ни в коем случае!
– У тебя появился американский акцент, – неодобрительно заметила Хелен.
– Да? – удивилась Элизабет. Сама она не замечала этого, но в том, что за два года в Америке она незаметно для себя приобрела акцент, не было ничего удивительного.
– Как долго ты собираешься пробыть здесь?
– Уже мечтаешь избавиться от меня?
– Не глупи, мы все очень рады, что ты приехала. Я только думала, вернулась ли ты домой насовсем или…
– Контракт еще не закончился, пока у меня только отпуск. – Элизабет замолчала, услышав, как в передней кто‑то открывает дверь.
– Дэвид пришел! – воскликнула Хелен, радостно сверкнув глазами, и поспешила встретить его.
– Она здесь, добралась благополучно, – сказала Хелен, обнимая его.
Они женаты уже два года, а ведут себя точно молодожены, подумала Элизабет, наблюдая за ними. Она вспомнила, как неприятно были удивлены родители, когда Дэвид сказал им, что собирается жениться. Он был знаком с Хелен всего лишь месяц, и они были поражены быстротой, с которой он принял решение.
«Хелен только девятнадцать, почему бы вам не подождать годик?»– спросил его отец, но Дэвид был настроен решительно.
«Я знаю, чего хочу, а что касается Хелен, какое значение имеет ее возраст? Пусть ей всего лишь девятнадцать, но она уже взрослая по своему развитию, и это главное. Зачем ждать, если мы уверены в своем решении?»
Дэвиду самому тогда было только двадцать четыре, но он выглядел старше своих лет. Теперь было очевидно, что их брак удался, они оба выглядели очень счастливыми.
– Привет, – сказала Элизабет, и брат обернулся к ней с улыбкой.
