заместитель главного врача по медицинскому обслуживанию населения Машурников, холеный сорокалетний красавец. — Вы — наш Капитан Очевидность!
Заместитель главного врача по медицинскому обслуживанию населения, который обычно возглавляет организационно-методический кабинет ЦРБ, — правая рука главного врача, власть которой распространяется на всю медицину района, на службу скорой помощи, на участковые больницы, на фельдшерско-акушерские пункты с амбулаториями… Заместитель главного врача по медицинской части — это левая рука, менее ответственная и важная, власть которой распространяется только на районную больницу.
Елена Михайловна вела себя так, словно она равна по статусу Машурникову, за что тот ее не любил (всяк сверчок знай свой шесток), поэтому частенько щелкал по носу, в переносном, разумеется, смысле.
— Я не капитан, Евгений Викторович, — оскорбилась Елена Михайловна, несведущая в современных сетевых терминах и званиях, — а заместитель главного врача!
— У Юрия Игоревича восемь заместителей, — ответил Евгений Викторович, намекая на то, что Самый Главный заместитель один.
У главного врача Монаковской ЦРБ действительно было восемь заместителей, если считать начальника штаба по чрезвычайным ситуациям и гражданской обороне. Даже восемь с половиной, как иногда, будучи в хорошем расположении духа, шутил сам Юрий Игоревич, включая главную медсестру больницы. На руководство кадровый голод не распространялся, и если бы кто-то из заместителей ушел на пенсию или на повышение, то его место не пустовало бы ни дня.
— Да нет никакой проблемы! — подал голос завхоз, то есть заместитель главного врача по хозяйственным вопросам Иван Валерьевич. — Кому нужна канцелярия, пусть тот и раскошеливается!
Участники совещания дружно поморщились — уж очень силен был перегарно-чесночный дух, исходящий от Ваньки-встаньки. От такого ядреного духа полагалось дохнуть не только комарам с мухами, но и воробьям.
— Ну вы даете, Валерьич! — возмутился заведующий травматологическим отделением Балабанов. — Как вам такое могло в голову прийти? Это при наших зарплатах еще на бумагу с ручками тратиться и на амбарные тетради? Это ж беспредел! Может, еще и костылей закупить на свои кровные? Вы скажите, не стесняйтесь, чего мелочиться?
— Это вы даете, Павел Яковлевич! — Завхоз демонстративно постучал себя по лбу костяшками пальцев. — Придумали какую-то чепуху! Разве я сказал, что сотрудники должны раскошеливаться?! Я больных имел в виду. Народу-то у нас проходит немеряно, если с каждого, к примеру, по десять рубликов, то это не деньги, а сложи все вместе — не только на канцелярию хватит, но и детишкам на молочишко останется. Что, разве не так?
— Это, конечно, не совсем законно, но что нам остается делать? — после небольшой паузы сказал главный врач. — Действительно, не самим же покупать.
— Прямо при поступлении брать со всех по червонцу? — усомнилась заведующая приемным отделением Мельникова. — Как-то мне не очень… Пусть лучше поликлиника старается.
— Она и так старается! — возразил заместитель главного врача по поликлинической работе Ворчуков, за привычку брить голову прозванный Черепом. — Из страховой компании денег выжимаем — будь здоров! Так что я попрошу…
— Извините, Дмитрий Владимирович, — перебил Машурников. — У меня есть идея получше. В приемном отделении деньги брать не годится, гораздо лучше делать это в лаборатории. Анализы назначаются всем, со всех и будем брать денежку за оформление результата. Амбулаторные пациенты будут платить в лабораторию при сдаче анализа, а со стационарных деньги будут собирать старшие сестры отделений, дадим им общественное поручение. Ответственной за сбор средств предлагаю сделать Ольгу Петровну. У меня все.
Главный врач дважды кивнул головой, и собравшиеся единогласно одобрили предложение Машурникова. Заведующая лабораторией, весьма бойкая и острая на язык дамочка Ольга Петровна Ушакова не возражала, так как понимала, что любой сбор средств всегда сулит ответственному за него лицу кое- какую выгоду. Сидя у реки, от жажды не умрешь.
На следующий день у входа в лабораторию появился крепкий фанерный ящик с откидным, запирающимся на замок верхом. Ящик крепко-накрепко прикрутили к стене, чтобы не унес какой-нибудь злодей, и написали на нем спереди красной краской при помощи трафарета: «Для добровольных пожертвований на оформление анализов». Наверху, у самой щели приклеили «прейскурант» — квадратик бумаги с надписью: «10 руб», который предполагалось время от времени пересматривать сообразно темпам инфляции.
Сбор пожертвований тотчас же заработал на всю катушку. Слово «добровольных» никого в заблуждение не вводило и ввести не могло, народ давно свыкся с тем, что это синоним «принудительного».
Большинство опускало в ящик по десять рублей за каждый анализ, а отдельные скупердяи интересовались:
— Это десять рублей с носа или с анализа?
— С анализа! — тоном, отметавшим всякое желание продолжать дискуссию, отвечали сотрудники лаборатории. — Нос один, а анализов может быть десять!
В отделениях назначенные врачами анализы шли в работу только после того, как старшие сестры получали от пациентов или их родственников добровольное пожертвование.
— Анализ-то сделаем, а на чем результаты написать? — объясняли непонятливым. — У нас ни бланков, ни ручек, вот и приходится рассчитывать на ваше понимание.
К чести сотрудников ЦРБ надо отметить, что с бедствующих категорий — одиноких пенсионеров, еле сводящих концы с концами, или бомжей — плата за анализы не взималась. Про совесть забывать не след. И без того выходило очень неплохо, даже с учетом того, что пятую часть пожертвований нахально забирала себе заведующая лабораторией в качестве вознаграждения за труды. Перепадало и главному врачу, таковы неписаные традиции.
Нововведение натолкнуло Юрия Игоревича на мысль, точнее, указало ему на великое упущение: в Монаковском районе не было ни одной фирмы, делающей платные анализы. Казалось (в первую очередь самому Юрию Игоревичу), что в сорокатысячном и небогатом (отдельные исключения только подтверждали правило) городе подобное учреждение обречено на банкротство.
«Если все безропотно платят по десятке, то процентов двадцать заплатят по сотне-другой, лишь бы сдать анализы без очереди, в цивильных условиях, и получить ответ поскорее», — подумал Юрий Игоревич и позвонил двоюродной сестре своей жены, у которой в Твери был собственный бизнес — салон красоты.
— Вика, ты не хочешь открыть у нас в Монаково нечто вроде филиала? — спросил он, обменявшись домашними новостями.
— Что мне делать в вашей дыре? — вопросом на вопрос ответила родственница. — У меня не парикмахерская для голытьбы, а европейский салон!
Он и впрямь был на уровне: никаких парикмахеров, одни стилисты с визажистами.
— Я не могу регистрировать фирму на себя, — объяснил главный врач, — связываться с посторонними как-то не хочется. И не о парикмахерской идет дело, а о лаборатории.
— А разве на это дело не надо получать лицензию?
— Это мои проблемы! — заверил Юрий Игоревич. — Ты мне дай свое юридическое лицо, а все остальное я организую. Внакладе не останешься.
— Свои люди — сочтемся! — ответила родственница.
Через три недели (рекордные сроки) в Монаково открылась первая частная лаборатория. Юрию Игоревичу пришлось раскошелиться только на покупку кассового аппарата. Необходимую мебель и кое- какое списанное лабораторное оборудование (оборудование было нужно было «для блезира», на самом деле анализы предполагалось делать в лаборатории ЦРБ) он взял из больницы, а аренда двухкомнатного помещения у старого приятеля стоила дешевле бутылки хорошего коньяка, плохой Юрий Игоревич не пил.
