высказывал… Я спрашиваю: «Дружок, нахрена такая самодеятельность? Я же тебе сказал — сидеть и наблюдать за больными. Я не сказал — переводить». А он мне отвечает: «Хотел как лучше, а то надоели — один все время стонет, а другая поминутно теребит — то воды ей дать, то одеяло подоткнуть, то еще чего». И я когда-то считал Тишина идиотом! Да он перед этими недоумками — настоящий светоч разума!
— А ты их используй как грубую рабочую силу! — посоветовала вошедшая в ординаторскую Цапникова.
— Я так и стараюсь! Но они же инициативу проявляют! Врачи на букву «х»!
— Это как будет? — поинтересовался Данилов. — «Храчи», что ли?
Дударь ничего не ответил, только махнул рукой — понимай, мол, как хочешь.
Данилову выпала честь знакомить ординаторов с больницей. Примерно на десятой минуте знакомства в речи Калымова проскочило словосочетание «общий наркоз». Вскоре эти слова повторил Тимошин.
— Коллеги! — сказал Данилов, стараясь, чтобы обращение прозвучало без сарказма. — Простите, но мне просто режет слух выражение «общий наркоз». Я еще понимаю, когда так говорят сантехники, менеджеры или системные администраторы. Я даже смирился с тем, что так говорят терапевты, невропатологи и эндокринологи! Но вам-то как анестезиологам пора бы уже усвоить, что это анестезия может быть местной и общей, а не наркоз, потому «наркозом» называют общую анестезию! Масло масляное…
Пользуясь тем, что операций в это время не было, а в реанимации сидела Цапникова, Данилов отвел ординаторов на экскурсию в оперблок. Разумеется, не дальше предбанника. Калымова его осмотр не удовлетворил, и он попытался ломануться в операционную, но Данилов успел схватить его за руку.
— Вы куда?
— Туда! — как ни в чем не бывало ответил Калымов, удивленно глядя на Данилова.
— Там же операционная!
— Так вы же сказали, что сейчас операций нет!
— Ребята, вы про режим стерильности что-нибудь слышали? — Данилов выпустил руку Калымова. — Про три функциональные зоны? Зоны оперблока можете перечислить?
Задавать подобный вопрос человеку, считающему себя врачом-анестезиологом, оскорбительно. Это все равно что спросить у преподавателя математики, знает ли он таблицу умножения. Данилов хотел пристыдить интернов, но совершенно неожиданно их озадачил. Калымов посмотрел на Тимошина, тот наморщил лоб, имитируя мыслительную деятельность, и выдал:
— Стерильная и нестерильная, да?
— Первая зона — это зона общего режима. — Для наглядности Данилов поднял вверх правую руку и загнул мизинец. — В ней мы сейчас с вами и находимся. Дверь с надписью «Шлюз» видите?
Ординаторы молча кивнули.
— Для чего служит это помещение?
Никто не ответил.
— Для разбора белья и инструментария. Вторая зона, — безымянный палец прижался к мизинцу, — это зона ограниченного режима, в которой соблюдается режим санитарного пропускника. В эту зону входят помещения для хранения запасов инструментов и перевязочного материала. А третья зона, — Данилов загнул средний палец, — это зона стерильного режима, объединяющая предоперационную и операционную. Даже если нет операций, в третью зону так вот просто не входят. Надо надеть бахилы и сменить халат. Вы общую хирургию на третьем курсе проходили?
— Проходили, — дружно кивнули ординаторы.
«Двое из ларца, одинаковы с лица». — Данилов вспомнил двух недотеп из старого мультфильма про приключения Вовки в Тридевятом царстве, и обреченно подумал о том, что таким кадрам не то что больных — даже швабру доверить нельзя.
Вернувшись с экскурсии в отделение, Данилов устроил ординаторам нечто вроде экзамена. Для начала попросил снять кардиограмму одному из пациентов, а сам встал рядом и стал смотреть, как они накладывают электроды. Лучше бы так не делал: ординаторы перепутали все, что только можно было. Поручив аппарат и пациента заботам дежурной медсестры, Данилов увел ординаторов в ординаторскую, дал каждому по нерасшифрованной еще кардиограмме и попросил высказаться.
— Ритм синусовый… — бодро начал Тимошин, едва взглянув на свою ленту, но тут же умолк и больше ничего не сказал.
— Спасибо, — поблагодарил Данилов, забирая у него кардиограмму. — Вообще-то здесь мерцательная аритмия.
— А у меня инфаркт! — радостно объявил Калымов. — То есть не у меня, а у него.
— Давайте как положено, — попросил Данилов. — Ритм, частота, локализация инфаркта…
— Э-э-э, — промычал Калымов, впадая в ступор.
Данилов выждал немного, потом забрал кардиограмму и сказал:
— Полная блокада правой ножки пучка Гиса может быть следствием инфаркта передней стенки, но начинать надо все-таки с блокады. А про диагностику кетоацидотической диабетической комы мне кто- нибудь расскажет?
Ординаторы переглянулись.
— Мы еще не волшебники, а только учимся, — напомнил Калымов. — За нас пока отвечают старшие.
— Respondeat superior, — блеснул эрудицией Тимошин.
«Мудаки вы, классические дипломированные мудаки», — подумал Данилов, но озвучивать эту мысль не стал, а спросил:
— А чем вы, ребята, если не секрет, планируете заняться после ординатуры?
— Это не тайна, — улыбнулся Калымов. — Я устроюсь куда-нибудь на непыльную работенку и буду получать второе высшее образование. Юридическое.
— Вот как? — слегка удивился Данилов. — А почему именно такое?
— Медик-юрист — это очень перспективно! — оживился Калымов. — Сейчас принято судиться по любому поводу, иногда и без него, но обычный адвокат, не имеющий медицинского образования, плохо разбирается в профессиональных вопросах и вынужден во всем полагаться на экспертов, но еще не факт, что у них будут схожие интересы. Возможно, что они, руководствуясь понятиями корпоративности или чем- то еще, намеренно исказят картину в пользу ответчика. А я, будучи компетентным…
— Я понял. — Слово «компетентный» настолько не вязалось с впечатлением от Калымова, что Данилову едва удалось сдержать смех. — А вы, коллега?
— Я больше не хочу учится, хватит, — ответил Тимошин. — Я в медицинские представители пойду. У меня двоюродный брат — начальник отдела в московском представительстве «Майер кемикал групп». Буду работать под его началом.
— Что ж, хорошее дело, — одобрил Данилов.
Эта компания была гигантом мировой фармацевтической индустрии.
— Я тоже так считаю, — улыбнулся Тимошин.
— Только вот зачем вы при таких жизненных планах пошли в ординатуру, да еще по такой хлопотной специальности, как анестезиология и реаниматология, а не удовольствовались интернатурой, скажем, по терапии?
— Это непрестижно. — Калымов скривился, словно съел что-то кислое. — Нормальный, уважающий себя врач должен окончить ординатуру.
— Нормальный, уважающий себя врач должен обладать знаниями и уметь применять их на практике, — ответил Данилов. — Я, к вашему сведению, закончил интернатуру по АИР.
— Извините, Владимир Александрович. — Калымов притворился смущенным. — Я не имел в виду вас…
— Ладно, проехали, — свеликодушничал Данилов. — А почему все-таки анестезиология?
— Больше никуда не попали, — вздохнул Тимошин. — Троек много было.
— А в АИР вечный недобор, — добавил Калымов. — Специальность, как вы только что сказали, хлопотная, желающих мало.
