Данилов взял кусок пиццы и начал есть, намекая на то, что пора бы закругляться с чтениями. Намек не подействовал.
— «…В покое Земля обретает величие, сердца делаются бездонными, а человеколюбие — истинным, суждения обретают силу и точность. В покое научаешься руководствоваться в жизни главным, и дела заканчиваются успешно, а изменения происходят всегда вовремя…»
— Ты мне дай эту книгу с собой, — сказал Данилов, — я ее почитаю на досуге. А то пицца остывает, а пиво нагревается. Нет бы наоборот.
— «Лишь тот, кто не стремится оказаться впереди всех, может освободиться от ошибок»! — Полянский захлопнул книгу и победительно посмотрел на жующего Данилова.
— Все верно, — промычал Данилов, не умевший разговаривать с набитым ртом. — Кому ничего не надо, тот счастливей всех.
— Это чересчур упрощенный взгляд, — ответил Полянский, но книгу отложил и набросился на пиццу.
— Она востоковед? — после небольшой паузы спросил Данилов.
— Она студентка лингвистического университета и очень разносторонний человек! — гордо ответил Полянский, словно был не любовником своей пассии, а ее отцом.
— Рад за тебя! — Данилов приложил все усилия для того, чтобы ненароком не улыбнуться. — Хорошо, наверное, искать путь вместе?
— Не скрою — в этом есть определенная привлекательность, — с видом знатока ответил Полянский.
— Как зовут-то?
— Василина.
— Сокращенно — Вася? — Взгляд Данилова был невинным и не выражал ничего, кроме любопытства.
— Сокращенно — Лина!
Полянский нахмурился, показывая, что шутки здесь неуместны, но тут же вспомнил о законах гостеприимства и спросил:
— Ты-то сам как? Рассказывай… Привык уже к Москве после своей глухомани?
— Да.
— И где лучше?
— В Москве, — не раздумывая, ответил Данилов. — Это Новый Вавилон, Третий Рим, шумный, энергичный и очень теплый город. Она настоящая, здесь хорошо.
— А это твое Монаково, что, игрушечное?
— Оно какое-то нерельное… Хотя, возможно, что я к нему так и не привык. Времени не было, все работа да работа…
— Я бы так не выдержал, — признался Полянский.
— Человек ко всему привыкает, — философски заметил Данилов. — Правда, должен сказать, что это напрягает. Полгода еще как-нибудь, а через год можно и сдуться.
— Зато в провинции так тихо, пасторально… — Полянский мечтательно прикрыл глаза и улыбнулся. — Благодать!
— К вопросу о умилении провинциальными пасторалями… — Данилов отпил пива и продолжил: — Как поет один местный самородок: «Монаково, Монаково, счастья нету никакого…» Но конечно же лучшее из мнений — собственное. В Монаковской ЦРБ, кстати говоря, есть ставка врача-диетолога.
— Иди ты знаешь куда?! — обиделся Полянский.
— Уже-е-е? — Данилов встал, вроде бы собираясь уходить. — А то, что я не успел съесть, можно собой?..
— На вынос не угощаем! — отрезал Полянский.
— Тогда придется остаться, — вздохнул Данилов, опускаясь на диван.
Посидели хорошо. Умница Полянский не спрашивал ничего о поисках работы, понимал, что если Данилов сам не затрагивает эту тему, то, значит, так и надо. Устроится — расскажет.
Елена, к сожалению, вела себя иначе: продолжала ежевечерне интересоваться: «Ну, как там твои поиски?» Поиски не радовали, а вопросы — еще больше. Даже врачом приемного отделения устроиться не удавалось.
— Восемь мест за три года? Многовато, не находите? А за что вас из госпиталя уволили?
Данилов нервничал и оттого вел себя немного вызывающе. Кадровикам и руководителям это не нравилось. Дважды Данилову отказали, даже не раскрыв трудовую книжку. То ли выражение лица у него было несоответствующее, то ли уже нашли кого-то.
«Ну не на участок же идти!» — говорил себе Данилов и продолжал поиски, расширяя географию, обращаясь в более удаленные от дома стационары.
Через месяц поисков в голову закралась шальная идея о возвращении в Монаково (на сей раз — с ноутбуком и модемом) и продолжении поисков путем рассылки резюме. Во всяком случае, будет какая-то работа, рано или поздно и в Москве подвернется что-нибудь подходящее. Насчет того, что его возьмут обратно, у Данилова сомнений не было, ведь главный врач прямо сказал об этом.
Еще не приняв окончательного решения, Данилов спросил у Елены за ужином:
— А что бы ты сказала, если бы я вернулся в Монаково?
— Данилов, не глумись! — потребовала Елена. — Какое может быть Монаково?
— Я не глумлюсь, а серьезно рассматриваю подобную возможность.
Елена положила вилку с ножом на тарелку и сказала сыну:
— Поел, так иди, нечего слушать наши скучные разговоры.
— Я вообще не понимаю, в чем проблема? — удивился Никита, вылезая из-за стола. — Купить чистую трудовую книжку, вписать туда, что надо, поставить печати…
— Тоже купить? — спросил Данилов.
— Конечно! И никаких проблем!
— Спасибо, я подумаю над этим, — улыбнулся Данилов, а Елена, наоборот, нахмурилась, и Никита предпочел уйти к себе, не говоря больше ни слова.
Елена и Данилов немного посидели молча, обмениваясь взглядами. Первым нарушил молчание Данилов:
— Как-то не складывается в этот раз, вот я и подумал, что, может, пока поработать там, а по Москве рассылать резюме…
— Почему же ты сразу не рассылал их? — перебила Елена.
— Думал, что общаться вживую будет перспективнее, но уже понял, что это не так. Все равно сразу цепляются к скачкам с работы на работу и больше ничего слушать не хотят. Стереотипы, черт бы их побрал.
— А резюме…
— Рассылка много времени не занимает, рано или поздно куда-нибудь меня все-таки возьмут.
— Ты в этом уверен? — прищурилась Елена.
— А ты нет? — удивился Данилов.
— Пока я не вижу ничего ободряющего.
— Придет время — увидишь, — заверил Данилов. — Дай только срок!
— Дожить бы!
Настроение Елены портилось на глазах.
— Какие сегодня восхитительно вкусные овощи! — преувеличенно бодро произнес Данилов и положил себе на тарелку добавки.
— Обычная замороженная смесь, — не повелась на уловку Елена, — ничего особенного. Скажи-ка, Данилов, ты по-прежнему против того, чтобы я помогла тебе с работой?
— Да, — кивнул Данилов.
— То есть — принцип?
— Жизненная установка. — Данилов вспомнил последний визит к Полянскому и добавил: — Дао.
— Ах, дао! — побагровела Елена. — Дао-мудао!
