— Лена, умоляю, не заводись! — попросил Данилов. — Мы сидим, разговариваем…
— Наслаждаемся напоследок общением! — Елена в сердцах не глядя стукнула рукой по столу, едва не попав по тарелке. — Значит, сами мы ничего не можем, помощи не хотим, а желаем в Монаково, так, что ли?!
— Не совсем.
— А выходит, что так! Нормальный человек с радостью бы принял помощь и давно бы уже работал! Но у тебя же установки! Ради них можно снова оставить меня в Москве и умотать в свое Монаково! Слушай, Данилов, ты там не подженился ли часом на какой-нибудь местной роковой красавице?! А?!
— На подушке своей я подженился! — огрызнулся Данилов.
Елена закрыла лицо руками и ринулась в ванную: сначала плакать, а затем умываться. За время ее отсутствия Данилов успел перемыть посуду и заварить чай, выбрал Еленин любимый — зеленый с жасминовыми лепестками.
Она вернулась раскрасневшаяся от эмоций и холодной воды, но спокойная. Достала из шкафчика заначенную к чаю пастилу (как не побаловать себя в промежутке между диетами) и спросила:
— Здесь будем разговаривать или?..
«Разговаривать» не порадовало. Данилов бы предпочел просто выпить чаю и поболтать на отвлеченные темы.
— Давай здесь, раз уж все на столе, — ответил он, разливая чай по чашкам.
— Скажи мне, почему ты так упорно отказываешься от моей помощи?
Было у Елены такое качество: заводить одну и ту же песню по нескольку раз. Данилов этого, мягко говоря, не приветствовал, но и поделать ничего не мог. Свои дурные привычки перебороть практически невозможно, а чужие и подавно.
— Я уже объяснял. Добавить мне нечего.
— Ради какого-то глупого, надуманного принципа ехать незнамо куда, заниматься незнамо чем… Неужели тебе без меня хорошо? Неужели ты по мне совсем не скучаешь?
«Началась демагогия, — констатировал Данилов. — Сегодня разговора не получится, получится монолог разгневанной женщины».
Надо отдать ей должное: на некоторое время она попыталась умерить свой гнев и соблазнить несговорчивого мужа радужными перспективами трудоустройства. Среди перечисленных вариантов промелькнул даже Главспас — мобильный спасательный отряд МЧС.
— Вот уж не думал, что твои возможности простираются так далеко, — заметил Данилов.
— Что там думать? — удивилась Елена. — Половина их врачей начинала на «Скорой».
— И туда можно с таким «трудовым анамнезом», как у меня? — не поверил Данилов.
— Ты — самозабвенный энтузиаст и бессребреник, — усмехнулась Елена. — Там такие всегда нужны.
Усмешка у нее получилась недоброй, насмешливо-снисходительной. Данилову стало обидно, и разговор окончательно зашел в тупик.
Елена не думала сдаваться. Попытки повлиять на Данилова возобновились на следующее утро, продолжились за ужином, потом был следующий день с новыми доводами и уговорами, потом еще один день, а потом Данилов оказался в пустой утренней электричке Москва — Монаково. Вещей у него на этот раз было изрядно: две больших сумки и одна средняя. Елена поклялась, что ничего из даниловских вещей перевозить принципиально не станет, поэтому пришлось нагрузиться «по самое не могу». Ничего, если отдыхать через каждые пятьдесят шагов, то вполне терпимо. Зато никому ничем не обязан.
Через проход от Данилова сидел у окна бородатый мужчина лет пятидесяти, уже изрядно прихваченный сединой, и слушал группу «Кино». Слушал по старинке — на портативном CD-плеере и без наушников. Правда, громкость на всю катушку не врубал, то ли благодаря воспитанию, то ли просто берег аккумуляторы, чтобы хватило на всю дорогу:
«Как все в тему!» — восхитился Данилов, когда очередь дошла до этой песни. Он тоже поздно лег и рано встал. Только к врачу ему не было надо, потому что он сам был им.
Данилов пригляделся к седому бородачу: уж не видение ли посетило его на стыке сна и реальности? Но нет, попутчик был так же материален, как и сам Данилов, не исчез даже после того, как Данилов легонько ущипнул себя за ногу. Значит — просто совпадение.
Электричка увозила Данилова туда, куда ему не особо хотелось, оттуда, где ему после нервотрепки последних дней не очень-то хотелось оставаться.
— Следуюшш… Х-химки — прохрипело в динамиках.
Бородатый меломан сменил диск. «You know that it would be untrue, You know that I would be a liar…» (The Doors, «Light My Fire») — запел Джим Моррисон.
Где-то на середине пути Данилову вдруг захотелось вернуться обратно, но он не поддался соблазну. Решил ехать в Монаково, значит, надо ехать в Монаково. Мужик сказал — мужик сделал.
Эпилог
Корреспондент: Юрий Игоревич, многие считают, что в настоящее время на селе, в районах, сложилась критическая, если не катастрофическая, ситуация с медициной. Так ли это?
Сухарчик Ю. И.: Это совсем не так. Те, кто кричит о катастрофе, невольно или сознательно искажают картину. Я всю жизнь проработал в сельской медицине и могу со всей ответственностью заявить, что такого современного оборудования и таких квалифицированных кадров, как сейчас, у нас никогда не было. И показатели, если сравнить нынешние с теми, что были десять или двадцать лет назад, свидетельствуют о том, что с медициной у нас все благополучно.
Корреспондент: Но тем не менее в вашей больнице закрыты четыре отделения — родильное, анестезиологическое, травматологическое и реанимационное. И насколько мне известно, причиной закрытия стала нехватка кадров, в первую очередь врачебных. Это правда?
Сухарчик Ю. И.: Не совсем. Начну с того, что не четыре отделения, а три: родильное, травматологическое и анестезиология-реанимация. И они просто временно приостановили свою
