империи. Они получили от меня то, что хотели, а заодно и то, чего вовсе не хотели: легионы солдат, преданных лично Цезарю, а не Сенату, или стране, или государственному строю. Не будь у меня армии, у меня не было бы и поста диктатора, и мы с тобой, дорогая, точно никогда не добились бы того союза наций, который задумали. Без безоговорочной верности армии я — всего лишь еще один римский сенатор, некоторое время исполнявший свои обязанности за границей.
На этот раз Клеопатра, не сдержавшись, заплакала — одновременно и от облегчения, которое она испытала, получив подтверждение любви Цезаря, и от боли. Он снова отправляется в битву. Она уже переняла было уверенность Цезаря в его непобедимости, но реальность подточила эту уверенность, и сердце Клеопатры сжалось от страха.
— А ты ручаешься, что это не опасно для тебя?
Голос Клеопатры прозвучал совсем по-детски. Она понимала, что это глупо. Только боги могут поручиться за что-либо наверняка, но они редко это делают.
— Ручаюсь, Клеопатра.
— Ох, мой дорогой, я так хочу верить тебе, но это будет глупостью с моей стороны.
— Я даю тебе не мое слово, но ее, — сказал Цезарь, бросив взгляд на лик богини. — Она обещала, что я вернусь.
— Это как? — скептически поинтересовалась Клеопатра.
— Она еще не готова принять меня, Клеопатра. Она сама сказала мне об этом.
— Она говорит с тобой напрямую?
А почему бы и нет? Клеопатра и сама нередко видела знаки, посланные богами, и потому не усомнилась в утверждении Цезаря.
— Об этом нельзя говорить. Достаточно и того, что меня в этом подозревают.
Ладони Цезаря соскользнули по рукам Клеопатры; он взял ее за запястья и сжал с такой силой, что браслеты врезались в тело.
Клеопатра выдернула одну руку.
— Мне ты можешь сказать обо всем. Я уверена, что ты об этом знаешь. Если же нет, спроси богиню, и она подтвердит мою верность.
— Она приходит ко мне. Только и всего. Тебе это кажется необычным? Она — мать Энея, основавшего наш город. Эней взял в жены Креусу, а их первенцем был Юл, первый из рода Юлиев. Так почему бы ей не приходить ко мне?
— Она навещает тебя во снах?
Клеопатра никогда не рассказывала Цезарю о своем сне, в котором Александр и Птолемей Спаситель указали на нее как преемницу власти в их династии, но это было первым, о чем она сейчас подумала.
— Не совсем. Она приходит во время моих приступов. Как только у меня темнеет в глазах, я вижу ее лицо и она дает мне советы. Я никогда и никому об этом не рассказывал. Но ты так хорошо понимаешь связь между богами и смертными — ты поймешь меня.
— Я понимаю, милый. Это всего лишь еще одно доказательство того, что боги желают, чтобы ты занял место среди них.
Цезарь пожал плечами.
— Народ Рима практически требует этого. Жрецы-луперки создали братство в мою честь. Одни одобряют это, а другие говорят, что от этого отдает монархией, поскольку последним римлянином, в честь которого учредили культ, был Ромул.
— Но ведь это же совершенно естественно для жителей Рима — желать почтить человека, давшего им так много.
Клеопатра не понимала, почему римская знать так яростно противится потребности обычных граждан отождествлять своих правителей с богами. Она думала, что сенаторы просто завидуют тому, что и боги, и граждане Рима избрали Цезаря, а не кого-то из них, дабы править великим государством.
— Да, но из-за этого наши мелочные, ограниченные сенаторы спят по ночам еще хуже. Они жаждут власти, но не хотят ничего делать для того, чтобы удержать ее. А я честно заслужил все свои почести и привилегии.
— И потому ты одержишь над ними верх.
Цезарь нежно поцеловал ее.
— Теперь мы с тобой увидимся только после моего возвращения.
Клеопатра хотела было запротестовать, но почувствовала, что в помещении, кроме них, появился еще кто-то. У входа терпеливо стоял секретарь Цезаря.
— Диктатор, время следующей встречи.
Цезарь дошел вместе с Клеопатрой до выхода из храма; там его ждала группа мужчин, а ее — Аммоний. Цезарь взял Клеопатру за руку и сдержанно поклонился.
— Было большим удовольствием для меня обсудить с тобой вопросы государственности и религии, царица.
— И для меня, диктатор, — отозвалась Клеопатра, одарив Цезаря лучшей своей царственной улыбкой, хотя острая боль разрывала ей грудь при каждом вздохе. Она мысленно вознесла молитву о том, чтобы Венера не допустила ошибки. — До следующей встречи.
Она отвернулась, чтобы не заплакать снова. Только не при всем этом сборище. Клеопатра взглядом поискала среди толпы Аммония; тот поспешно подал ей руку, а его телохранитель-грек двинулся впереди. Аммоний провел ее по Форуму, но Клеопатра не заметила там ничего, кроме длинного ряда зонтичных сосен; их странные перевернутые ветви раскрывались в небо, словно бы в страстной молитве.
АЛЕКСАНДРИЯ
Двадцатый год царствования Клеопатры
Надвигался рассвет. Свет сочился в комнаты Клеопатры, нарушая совершенный покой темноты. Ирас морщил нос во сне, как будто восход раздражал его даже сквозь забытье.
Через окно, выходящее на море, за верхушками деревьев сада царица видела порт, пока еще не погруженный в шумную суету, и дамбу, устремленную в море, словно серебристый палец, и указывающую путь к острову Фарос. На острове, над морем, на вершине башни горело негаснущее пламя; оно встретило первые лучи солнца, приветствуя день. Внизу, на берегу, Антоний лежал в объятиях армии шлюх.
Вошла Хармиона. Тонкие морщинки вокруг ее рта сделались глубже — она недосыпала. Следом служанка принесла на подносе чашу с горячим настоем индийских пряностей. Подчиняясь указующему персту Хармионы, девушка поставила поднос на подоконник, рядом с царицей. Доставив напиток, она тут же отскочила, как будто боялась, что ее побьют. Служанка была новая; царица прежде то ли не видела ее, то ли не замечала. Странно. Хармиона не позволяла незнакомым слугам входить в личные покои Клеопатры.
— Девчонка прямо из императорского дворца, — мрачно сказала Хармиона. — Я ее посылала за сведениями.
Прислужница украдкой бросила взгляд на царицу и тут же опустила большие, коровьи глаза, испугавшись, что Хармиона накажет ее за непочтительность. Царица поднесла чай к лицу, чтобы поднимающийся над чашей пар освежил кожу.
Девушка была совсем юной, пожалуй, лет четырнадцати; гречанка, но не чистокровная. Простой белый хитон открывал правое плечо, как у лакедемонянок. Царица заметила сквозь разрез в хитоне, что правая нога служанки слабо дрожит.
— Посмотри на меня, дитя, — велела Клеопатра.
Девушка повиновалась, явно удивившись сочувствию, прозвучавшему в голосе царицы. Царица поймала и удержала ее взгляд; ее удивила красота полудетского лица. Несмотря на явную примесь чужеземной крови, черты девушки вполне соответствовали греческому идеалу. Клеопатра мысленно сделала себе заметку: нужно будет поговорить с Хармионой об этой служанке. Прекрасное, невинное лицо. Интересно, не спал ли с нею Цезарион? Скорее уж Антулл. Он, подобно своему отцу, наделен талантом
