Поборов легкий приступ паники, я влезла на завалинку, подтянулась и юркнула в окно.
Ничего не произошло: мне в глаза не ударил луч прожектора, люди в масках не скрутили меня и не надели наручники. Я ждала гласа Божьего или, на худой конец, злобного рычания Тихона, но никому не было дела до Витольды Петуховой, забравшейся в чужой дом.
Это меня вдохновило, и я включила фонарик.
Если бы в мой дом нагрянули посторонние, вряд ли они застали бы такой марафет: кровать застелена, все в образцовом порядке, вещи нигде не валяются, пол чистый. «Степан, однако, зануда с комплексами. Аккуратист», – осветив комнату, неприятно удивилась я.
Цель моего вторжения представлялась мне предельно ясной: найти в доме улики, изобличающие автора анонимных писем.
Изобличить автора могли лимон, таблетки хлорида кобальта, ватные палочки (возможно, именно их обмакивает в раствор К. М. и использует в качестве ручки) и крахмал.
Согласна, не такой эксклюзивный набор инструментов. В каждом доме могут обнаружиться лимон и ватные палочки и даже крахмал. Что касается хлорида кобальта… Степан не держит крупного рогатого скота, а если быть до конца честной, то и мелкого тоже не держит (Тихон не в счет).
В каждом ли доме присутствует крахмал? Только не у одинокого мужчины. Зачем, например, Степану картофельная мука? Варить кисели? Крахмалить белье? Вот уж вряд ли…
Размышляя подобным образом, я обследовала кухонные полки и шкафы.
Тонкий луч фонаря осветил нехитрые запасы: крупа пшенная, пакет овсянки, гречка в банке, горох, сахар, лапша быстрого приготовления, спагетти в пакетах, чай. Содержимое одного из пакетов рассыпалось – непорядок, дорогой Степан Михайлович, непорядок…
Степан не использовал крахмал в хозяйстве – это было очевидно.
На всякий случай проверила все еще раз – с тем же результатом.
Холодильник оказался самым скучным местом в доме – его полки поражали хирургической чистотой и аскетически убогим выбором продуктов.
Яйца, пиво, колбаса – и все. По всей видимости, Степан сидел на какой-то авторской диете.
В последний момент я решила заглянуть в ванную. Здесь можно было, не опасаясь случайных глаз, включить свет.
Полка под зеркалом могла конкурировать с холодильником – никакой воли воображению: пластиковый стаканчик со щеткой и помазком, два сплющенных тюбика с кремом и… ватные палочки…
Глаза не отпускали, держали в фокусе пакет с обоймой готовых к употреблению, ощетинившихся средств гигиены. Ну и что?
Взгляд заскользил дальше: пачка порошка и гель для удаления ржавчины на самодельной полке, застеленной клеенкой. Шампунь от блох и щетка с шерстью Тихона. Что ж вы так, Степан Михайлович? Щетку-то надо чистить!
Вылазка не внесла никакой ясности и душевного покоя тоже не принесла.
Я вернулась в спальню, забралась на подоконник и… попала прямо в объятия следователя Тихомирова.
– Рассказывай, – Тихомиров был по-отечески строг, – иначе я тебя привлеку.
– Куда привлечешь?
– К ответственности по статье 139, незаконное проникновение.
– Проникновение?
– Да! Слышала о таком?
Я сочла за лучшее промолчать: слова «привлеку» и «проникновение» вызывали у меня другие ассоциации. Какие все-таки эротоманы эти преступники! Или те, кто пишет законы? Хм.
– Дим, я же ничего не украла.
– Это не важно. Ты влезла в чужой дом. Зачем?
– Просто.
– У тебя тайные пороки?
– Да! – ухватилась я за подсказку. – Это со мной давно уже. С детства. Думаешь, почему со мной родня знаться не хочет? У меня же в Заречье двадцать шесть родственников – все Петуховы! Вот поэтому – потому что я по ночам проникаю. В чужое жилище… Первый раз я это сделала – ну, проникла то есть, когда мне было шесть лет. Бабушка думала, что это лунатизм, испугалась, меня показали врачу. Врач не нашел никаких отклонений, прописал витамины и режим. Витамины я любила, а режим просто ненавидела. Меня заставляли спать днем. Ненавижу спать днем. А тебя не заставляли? Это очень травмирует ребенка – насилие. Я притворялась, что сплю, а на самом деле просто лежала. Бабушка контролировала меня, замечала дрожание ресниц, брала детскую кисточку для рисования, макала ее в воду и проводила по моим глазам со словами «Заклеим Вите глазки». И я от испуга засыпала. Представляешь? А ночью мне, естественно, не спалось, и я придумывала, чем заняться. И опять проникала в это самое… в чье-нибудь жилище. Сначала меня ловили, а потом я стала хитрей и успевала вернуться в постель прежде, чем обнаруживали мое отсутствие.
Преданно, до идиотизма, глядя в глаза следователю, я несла эту чушь и диву давалась! Во-первых, сама по себе невротическая тяга к вранью была для меня новостью. Во-вторых, остановиться я не могла, хотя плела чушь несусветную. Ой-ой-ой!
– Витюша, ты меня за лоха держишь? – Дима смотрел на меня с каким-то новым выражением в глазах – как на урода из Кунсткамеры.
– Ну что ты! Не-ет! Как ты мог подумать такое? – Я постаралась придать голосу максимум убедительности.
– Ну, слава богу. Тогда скажи, зачем ты влезла к соседу?
Как же мне надоел контроль Тихомирова! Или следователя Тихомирова? «А есть разница?» – спросила я себя.
– Дим, говорю же – это была экскурсия! Просто интересно ведь, как живут люди, какая мебель в доме, какой дизайн интерьера… Я подсмотрела одно очень неплохое пространственное решение…
– Витюша, – Тихомирову не занимать было терпения, – я не привлеку тебя к ответственности, не бойся сказать мне правду.
Добрый следователь? Знаем, знаем мы эти игры!
– Поклянись!
– Клянусь.
– Честно?
– Честное прокурорское.
– Плохая клятва.
– Согласен. Тогда так. – Открытая ладонь левой руки Дмитрия повернулась ко мне, приветствуя, правая легла на сердце (спартанец, царь Леонид!). – Клянусь.
От прилива военно-патриотических чувств (или от стыда перед следователем?) у меня слезы навернулись на глаза. Сила Тихомирова в том, что он настоящий мачо. Я тяжело вздохнула и раскололась:
– Я подумала, что эти письма мог писать Степан.
– Тогда давай еще раз проверим его дом, – с обезоруживающей прямотой предложил Дима.
На Майскую, 13 прибыли двое молодых людей с аппаратурой и принялись деловито устанавливать камеру наружного наблюдения, в которую попадала калитка с почтовым ящиком.
Надо сказать, повторный рейд в тыл предполагаемого противника ничего не дал. Тихомиров сам произвел несанкционированный обыск в доме Степана, но ничего, проливающего свет на таинственные письма, не обнаружил.
– Это что? – забеспокоилась я, глядя на снующих молодых людей в униформе, шнуры и хорошенькие маленькие держатели.
– Я обратился в охранную фирму, – объяснил Тихомиров очевидное, – камера будет передавать информацию на мой телефон.
Из объяснений следователя я поняла одно: с этого момента Тихомиров будет держать под тотальным контролем мою частную жизнь. Если быть точной – полное отсутствие частной жизни.
