– Я не видел.
– Кислород, – коротко произнесла медичка, пролистав карту, – вторая положительная.
Прозвучало слово «кесарить», Антон не успел опомниться, как истекающую кровью Симу уложили боком на каталку и вывезли на лестничную площадку.
Профессионально, быстро и слаженно вкатили в грузовой лифт, к счастью работающий.
Пока Квасов спускался в пассажирской кабине, Симу уже загрузили в реанимобиль.
– Куда везем? – высунулся водитель.
– В третий роддом, – садясь в кабину, бросила докторша.
Тормозя на лежачих милицейских, маневрируя между припаркованными авто и детскими площадками, скорая миновала двор, включила сирену и вырвалась на проезжую часть.
Антон провожал проблесковые маячки с чувством, что отправил на вертушке в госпиталь «груз- 300».
«Довезут – не довезут, – пульсировало в висках, – довезут, и не таких довозили», – уговаривал себя Квасов, однако уговоров хватало ненадолго.
Совершенно опустошенный, вернулся на девятый этаж, отказавшись от мысли заскочить домой (схватка с собой была короткой и беспощадной) и «поправиться» – из-за ребенка и тетки, которой Антону предстояло сдавать вахту.
Разбросанные вещи, раззявленная пасть сумки, тишина и настороженность в каждом углу встретили Антона.
С того момента, как они с соседкой поднялись в ее квартиру, казалось, прошла вечность – при такой напряженности событий день идет за три, как на войне. Он и чувствовал себя как после боя. Вот уж никогда не думал, что случайные свидетели родов получают почти боевой стресс. Впрочем, стыдливое «почти» можно смело упустить.
Смазанные кровавые потеки на диване уже потемнели и запеклись, и Антону пришло в голову, что Симина дочь вряд ли обрадуется, увидев эту постапокалипсическую картину.
В нем самом кровь будила не самые приятные воспоминания о других событиях и других обстоятельствах. Пограничное состояние психики, посттравматический синдром УБД (участника боевых действий) – в пухлой медицинской карте Антона тоже имелись особые отметки.
Собственно, эти малопонятные, как древние письмена, небрежные закорючки и отняли надежду на регулярный секс, вшивенькую должность при каком-нибудь занюханном филиале Газпрома и солидный счет в банке.
Если серьезно, в начале карьеры Антон строил планы о работе в управлении Генштаба, а тут – получи, Антон Васильевич, фугас.
После ранения все пошло вкривь и вкось. Мечты о престижной работе пришлось похоронить.
Старую не вернуть (Квасов даже на минуту не мог представить себя в редакции, ваяющим нетленку для очередного номера), а с новой не получилось. И теперь капитан Квасов охранник в гаражном кооперативе – вот все, что ему обломилось.
Вовка Чиж как-то подогнал место начальника охраны в банке, но Антона и туда не взяли: оранжерейных банкиров отпугнуло пограничное состояние психики кандидата.
…Найдя в ванной щетку и тряпку, Квасов оттер загустевшие потеки с дивана и с пола.
Пятна на ковре оттираться не желали, и, повозив для очистки совести щеткой, Антон оставил попытки.
С подушкой дело обстояло еще хуже, как ее реанимировать, Антон не имел понятия и на всякий случай унес подальше от детских глаз – на балкон.
Еще несколько минут ушло на то, чтобы придать квартире первоначальный бесстрастный вид: убрать из прихожей сумку, чем-то напоминавшую тревожный чемоданчик, и, наоборот, выставить в прихожую тапки. Беспорядочно выдвинутые стулья от большого обеденного стола – их Антон с неожиданным педантизмом тоже вернул на место.
Покончив с этим, Квасов понял, что умрет, если не выпьет пива.
Холодного, плотного, пенистого – Антон чуть не застонал, представив запотевшую бутылку. Это ж надо так вляпаться…
Тоскливый взгляд описал круг по светлой гостиной.
Позвонить бы этой сменщице, тетке Юн-Ворожко, но как? Где найти номер телефона?
Наплевав на условности, Квасов пролистал от начала до конца записную книжку, приткнувшуюся на комоде в прихожей. Чужая записная книжка напоминала братскую могилу. Как ни напрягал зрение Антон, в наспех нацарапанных детской рукой кривых, приплясывающих, неуверенных строчках не попадались ни «Наина», ни «тетя», ни «тетка», ни «родственница».
Положение становилось отчаянным. Почему от него все время требуются какие-то нечеловеческие жертвы?
Если уж ни покурить, ни выпить этим утром не судьба, то хотя бы чаю в этом доме можно выпить?!
С решимостью человека, которому нечего терять, Антон покинул балкон, вошел на кухню и забыл, зачем пришел.
Модерновая Kuche поражала воображение. Никакого сравнения с его убогим, допотопным камбузом.
Но главное – где искать чашки, было совершенно непонятно: вдоль стен тянулись глухие, поблескивающие металлом и стеклом фасады шкафов, которые вкупе с хирургической чистотой создавали впечатление операционной и останавливали на пороге. Страшно было осквернить святилище. Антон все же рискнул. Не подыхать же, в самом деле, от жажды – такого уговора не было. Был уговор посидеть с ребенком. А чтобы сидеть, нужно быть как минимум живым. Как максимум – здоровым.
В шкафчике над мойкой чашек не оказалось – вот и верь после этого мифу о том, что во всех кухнях вещи находятся примерно на одних и тех же местах.
Методом тыка с третьей попытки Антон обнаружил хрупкий фарфор, от которого веяло стариной. Пить чай из такой посуды – то же, что палить из пушки по воробьям. Раз десять наливать придется. Прямо хоть иди за кружкой домой.
Идти не пришлось.
Сиротскую кружку с претенциозной гравировкой «Серафиме от Руслана» Антон обнаружил в буфете, рядом с детскими поделками из бисера и глины, из чего сделал вывод, что кружкой не пользовались – это был сувенир из разряда дорогих сердцу.
От красного бокала, от золотой гравировки за версту несло безвкусицей и безнадежной любовью. Такие безделицы дарят девочкам прыщавые одноклассники.
Квасов хмыкнул и с мстительным удовлетворением снял сувенир с почетного места.
Отыскал в шкафчике пачку чая и ругнулся: чай и тот не могли купить человеческий, обязательно с выходом из-за печки – с бергамотом!
Залил пакетик кипятком, подумал, бросил еще один (гулять так гулять!) и сбежал из этого рая концептуальных домохозяек на балкон.
Только под завязку налившись чаем, Антон смог вернуться к событиям этого кошмарного во всех отношениях утра, героиня которого должна была либо уже разрешиться от бремени, либо…
Беспокойство о соседке с новой силой придавило Квасова, Антон узнал по справке и набрал номер третьего родильного дома.
– Скажите, как там Юн-Ворожко? – приглушив голос, поинтересовался в регистратуре.
– Минуту.
В долю секунды беспокойство переросло в страх, страх змеей прополз по спине, окольцевал и сдавил грудь.
– Операция еще идет, – через длинную паузу доложила трубка.
Антон провел языком по пересохшим губам.
Интересно, юн-ворожковского мужа сейчас, в эти минуты, не одолевают дурные предчувствия или тревога? Может, мужик места себе не находит, мечется, ищет телефон, продает душу за звонок?
Глава семейства, а болтается где-то, зная, что жене вот-вот родить…
Вот ведь урод! Работа у него, видите ли. Какая работа может быть настолько важной? Не в космосе же
