от охватившего его возбуждения на пожелтевших щеках вдруг заиграл румянец.
„Сынок, — обратились к нему родители, — ты еще не совсем взрослый, но устремления твои велики, и мы тебя недооценили. Теперь мы приняли совет твоего дядюшки и отпускаем тебя на поиски этой очаровательной обольстительницы. Тебя будет сопровождать наш старый слуга Ван Бао. Найдешь ее — хорошо, не найдешь — поскорее возвращайся домой, чтобы мы не беспокоились. Подыщем тебе красивую девушку из хорошей семьи. В этом мире жаба о двух ногах — редкость, а двуногих девушек вокруг полно, поэтому, как говорится, не думай, что повеситься можно только на одном дереве“.
В ответ на это юноша заявил, что ему даже девяти небесных фей не надобно, нужна лишь та девушка-фокусница.
Основываясь на собственном опыте, наставлял его и отец: „Ты подпал под чары этой обольстительницы, сынок. На самом деле, по слепленному пельменю не узнать, есть ли в нем мясо, так и по облику женщины не определишь, добрый у нее нрав или нет. Красавица или уродина — закроешь глаза, и всё одно“.
Но юноша, естественно, продолжал упорствовать. Что за странный народ эти влюбленные! Как тут быть родителям? Делать нечего, накормили осла, приготовили провизии на полмесяца, дали подробные наставления старому слуге Ван Бао, а потом, обливаясь слезами, суетясь и мешкая, проводили сына за околицу, и он отправился в путь.
Покачиваясь на спине осла, юноша словно унесся в заоблачные дали и думал лишь о возможной скорой встрече с той девушкой. Он себя не помнил и чуть не подпрыгивал от радости, так что со стороны казалось — малец свихнулся.
Много ли, мало дней он провел в пути, все припасы, что ему дали с собой, кончились, деньги на дорожные расходы тоже, и никто не мог сказать, в какой стороне эта пещера Абрикосового Цвета на горе Западного Ветра. Старый слуга умолял повернуть назад, но, думаете, юноша послушался? Он упорно продолжал путь на запад. Ван Бао потихоньку сбежал и вернулся домой, побираясь по дороге. Потом сдох осел. А юноша продолжал идти — один, пешком. Когда же истощились силы и у него и положение стало казаться безвыходным, он сел на большой валун и заплакал, ни на минуту не переставая думать о девушке. Тут раздался грохот, камень провалился под землю, и юноша вместе с ним. Открыв глаза, он обнаружил себя в нежных объятиях той самой девушки. И от счастья потерял сознание…»
«Тот юноша был не кто иной, как я! — объявил Юй Ичи с хитрой улыбкой. — Я путешествовал с труппой фокусников, научился глотать шпаги, ходить по канату, изрыгать огонь… Жизнь бродячих фокусников чудесна, романтична, о ней можно рассказывать часами. При составлении моего жизнеописания этот период нужно особенно выделить и подрасцветить».
Наставник Мо, какое богатое и причудливое воображение у этого Юй Ичи! Мне кажется, историю, которую он только что рассказал, я где-то уже встречал — в книгах типа Ляо Чжая[145] или «Записок о поисках духов».[146] Листая недавно «Записи о необычайных делах в Цзюго», я нашел там следующее повествование и решил переписать его для Вас.
В первые годы Республики[147] в деревне Цзюсян появилась бродячая фокусница. Эту деву прелестной наружности по красоте можно было сравнить с феей Лунного дворца. Среди окруживших ее селян был юноша из семьи Юй именем Ичи, а прозвищем Мопс. Его сорокалетние родители жили в достатке и души в нем не чаяли. Тринадцатилетний юноша был талантлив, умен и красив, как первосортная яшма. Он заметил, что дева чуть улыбнулась ему, и душа его воспарила. И вот дева начала представление. Призывала ветер и дождь, выпускала изо рта облачка тумана. Среди зрителей не смолкали одобрительные возгласы. Потом в ее руках появился небольшой флакон размером с палец, она подняла его над головой и обратилась к толпе: «Этот сосуд соединяется с пещерой, где обитают небожители. Не желает ли кто совершить туда путешествие вместе со мной?» Люди переглядывались, пораженные: флакончик не больше пальца, как можно проникнуть туда, да еще вдвоем? Не иначе колдовским словом нам головы морочат. Тут вышел вперед Ичи, очарованный красотой девушки: «Я желаю войти в этот сосуд вместе с тобой». Все вокруг стали смеяться над его глупостью. А дева молвила: «Духом ты чист и прекрасен, юноша, от тебя исходит удивительный аромат, и ты выделяешься из толпы простых смертных. Я войду в этот сосуд вместе с тобой, а это означает, что мы суждены друг другу в трех жизнях». С этими словами она подняла палец, который превратился в цветок орхидеи, из его кончика вырвались легкие струйки дыма. Зрители всколыхнулись, как лунные тени, и с мерцанием рассыпались на неопределенные фигуры. Ичи почувствовал на запястье девичью руку: кожа бархатистая и нежная, пальцы как шелковая вата, словно без костей. «Следуй за мной», — шепнула она. Ее голос звучал щебетаньем ласточки, а дыхание благоухало. Она подбросила флакончик, тот вознесся вверх, туда, где разливались во все стороны лучи вечерней зари и потоки благодатного воздуха, и начал кружить, сверкая, как драгоценная утварь. Горлышко стало расширяться, пока в одночасье не приобрело форму лунных ворот высотой больше чжана. Когда дева взяла Юя за запястье, он на глазах у всех стал уменьшаться. Потом так же сжалось ее тело, и они влетели во флакончик, словно пара комаров. Удивлению зрителей не было границ.
Там, внутри, утопала в цветах тропинка, отбрасывали тени зеленые тополя, вокруг порхали прекрасные птицы и резвились диковинные звери. Словно опьянев, Юй застыл, ничего не понимая. В нем разгорелось чувственное влечение, и, окрыленный радостью, он заключил деву в объятия. Но та лишь улыбнулась: «Не боишься, что старики в деревне засмеют тебя?» Посмотрев, куда указывала ее рука, он увидел за пределами флакончика зрителей, которые, задрав головы, напряженно вглядывались вверх. Юй тут же сник. Сердце у него так и не успокоилось, мысли путались, горло сдавило, и он не мог выговорить ни слова. «Твои чувства глубоки и мысли живы, — молвила дева. — Я очень тронута, и если тебя не смущает мое низкое происхождение и отталкивающий облик, прошу вернуться на встречу со мной сюда, к пещере Абрикосового Цвета на горе Западного Ветра, через год, и тогда я постелю ложе, чтобы принять тебя как супруга». От нахлынувшего душевного волнения Юй просто онемел. Она взмахнула рукой, и он снова увидел прекрасное солнце, безоблачное небо и бутылочку размером с палец у нее на ладони. От ее рукава исходил необычный аромат.
Дева взяла тыквенное семечко, закопала в землю, плюнула на это место благоуханной слюной и велела: «Расти!» Тотчас показался росток, образовалась плеть, на ней один за другим появились листья, и очень скоро плеть выросла на несколько чжанов. Она тянулась, скручиваясь и выгибаясь клубами зеленого дыма. Дева закинула на плечо дорожную суму и стала карабкаться по листьям. Забравшись на один чжан, она улыбнулась Юю: «Не забудь об уговоре, любимый». С этими словами она устремилась вверх сквозь трепетавшие зеленые листья и вмиг скрылась из глаз, а тыквенная плеть увяла и рассыпалась в пыль. Зрители долго стояли там молча, прежде чем разойтись.
Юй вернулся домой, но облик прекрасной девы, ее луноподобное лицо не шли из головы. Он отказывался от еды и питья, день и ночь лежал на кровати и бредил, словно видел призраков и демонов. Перепуганные родители испробовали все средства, приглашали докторов, но болезнь не отступала, как гора Тайшань, против которой лекарства все равно что легкие облачка. Юй слабел телом и духом и уже был на волосок от смерти. Родители обливались слезами, не зная, как быть. Нежданно-негаданно у ворот забренчал на коне бубенец и раздался голос: «Это я, дядя вашего сына!» С этими словами в дом быстро вошел рослый мужчина. «Зять, сестра, надеюсь, с тех пор как мы расстались, вы пребывали в добром здравии!» — заговорил он после обмена поклонами. Горбоносый и большеротый, с соломенными волосами и голубыми глазами, он совсем не походил на земляков матери Юя, и та, глядя на него, смешалась, не в силах вымолвить ни слова. Стремительной походкой гость направился к постели юноши. «У моего племянника тяжелая форма любовной тоски, — заявил он. — Разве его вылечишь лекарствами и отварами? Вы, парочка трясущихся стариков, верно, хотите, чтобы мой племянник умер!» Юй болел уже много дней, он лежал, закрыв глаза, еле дышал, как умирающий, и давно не откликался на зов. Гость склонился к нему и после осмотра заключил: «Такая бледность на этом юном и нежном лице говорит, что мой племянник несчастен». Он достал три красные пилюли и положил Юю в рот. По лицу юноши вдруг разлился румянец, стало слышно хриплое дыхание. Трижды хлопнув в ладоши, гость воскликнул: «Глупый мой племянник, пришло время исполнить данное год назад обещание, настал час, которого ты так долго ждал. Готов ли ты сдержать слово и отправиться в путь?» Глаза Юя раскрылись и загорелись, он вскочил с кровати и хлопнул
