Яд

Ядъ

— Вотъ, зд?сь приготовлено для тебя, — сказала Марья Серг?евна, маленькая полненькая блондинка среднихъ л?тъ, отворяя дверь просторной комнаты съ бревенчатыми ст?нами и б?лымъ некрашеннымъ поломъ. На кругломъ стол? у постели гор?ла лампа, по ст?намъ и у оконъ стояло н?сколько тяжелыхъ старинныхъ креселъ, на ст?н?, въ широкой рамк? краснаго дерева вис?ло большое зеркало. Ольга Владиміровна засм?ялась.

— Какъ это оригинально! — сказала она, указывая на ст?ны, — и пахнетъ сосной.

Весь день, съ прі?зда своего въ Прудики, гд? она гостила теперь у своей подруги Марьи Серг?евны, она чувствовала себя необычайно возбужденной: она много см?ялась, б?гала взапуски съ маленькимъ Вавой и вдругъ, среди самой веселой и беззаботной болтовни, ее охватывало желаніе броситься лицомъ въ св?жую н?жную травку, биться объ нее головой, какъ билась когда-то при ней одна припадочная баба, и рыдать, хотя бы безъ слезъ, потому что слезъ у нея не было.

— А ты, Оленька, все та же д?вочка, какой была до замужества, — говорила ей Марья Серг?евна.

Теперь необычная обстановка комнаты умилила и обрадовала Ольгу Владиміровну.

— Ты знаешь, — сказала она, — я не запомню, когда я была въ деревн?, въ настоящей, какъ зд?сь. Весной, нав?рное, никогда.

— Ложись, — торопливо посов?товала Марья Серг?евна, — а я сейчасъ же вернусь къ теб?, только зайду проститься съ Васей и скажу, чтобы онъ спалъ. Мы еще поболтаемъ.

— Все еще н?жности съ мужемъ! — подумала Ольга Владиміровна, провожая подругу глазами. — Если это искренно, то… странно. Сколько имъ? л?тъ десять супружества. А мн? — скоро шесть. — Она подошла къ окну, открыла его и высунулась.

Ночь была ясная, лунная, но въ воздух? было холодно и сыро. Еще немногочисленные листья серебристыхъ тополей дрожали въ лунномъ сіяніи, какъ отъ озноба. Днемъ прошелъ дождь и на площадк? передъ домомъ стояли лужи. Отъ тополей, отъ дождевой воды на песк? и трав? в?яло св?жестью и едва уловимымъ ароматомъ. За широкимъ полукругомъ тополей было темно: тамъ толпились еще полуод?тыя, озябшія деревья сада; они молчали и жадно ждали дня съ его тепломъ и солнцемъ, отъ которыхъ радостно развертывались ихъ молодые клейкіе листочки, готовясь жить и наслаждаться жизнью.

— Боже мой! — съ внезапной тоской прошептала Ольга Владиміровна. Она с?ла на подоконникъ и подставила свое побл?дн?вшее лицо холодной ласк? луннаго св?та. Глаза ея закрылись, и ей стало казаться, что холодъ и покой, которые она чувствовала кругомъ себя, проникаютъ въ ея тревожную душу, успокаиваютъ и убаюкиваютъ ее.

— Это безуміе, Оля! — вскрикнула Марья Серг?евна, появляясь въ дверяхъ, — ты простудишься и настудишь комнату.

Она быстро подошла и ласково обняла Ольгу за плечи, стараясь отвести ее отъ окна.

— Оставь меня! — тихо попросила Ольга.

— Но ты спишь… — ласкаясь, возразила Маня.

— Я не сплю… я слушаю.

— Соловьевъ еще н?тъ. Погости подольше: нед?ли черезъ дв? нельзя будетъ спать отъ ихъ свиста и трелей. Тамъ, у себя въ Петербург? этого не услышишь.

— Да, не услышишь, — разс?янно подтвердила Ольга. Маня прижалась лицомъ къ плечу подруги, тихо з?внула и вдругъ вздрогнула отъ холода.

— Н?тъ, накинь что-нибудь; такъ нельзя! — озабоченно зам?тила она и отошла въ глубь комнаты за теплыми платками.

— Мн? за тебя отв?чать передъ… Борисомъ Николаевичемъ, — припомнила она имя мужа Ольги. Ольга открыла глаза и стала гляд?ть въ садъ.

— Маня! — глухо позвала Ольга Владиміровна, — у тебя этого н?тъ?.. Видишь, мн? кажется, что самое большое наслажденіе въ жизни, это — страданіе?

Марья Серг?евна удивленно глянула на подругу изъ-подъ платка.

— Ну… какъ же? — недоум?вая протянула она. Ольга усм?хнулась.

— А если не чувствуешь этого, то, все равно, не поймешь.

Какая-то птица, встрепенувшись со сна, качнула в?тку тополя, листья тревожно зашептались и по песку площадки закачались т?ни. Въ то же время тихій, протяжный крикъ донесся откуда-то издали и затихъ.

— Да неужели, — тихимъ, словно сдавленнымъ голосомъ заговорила Ольга, — неужели ты такъ и жила, такъи живешь и ничего, кром? Васи и Вавы, не занимаетъ тебя, не тревожитъ? Всю жизнь, такъ, безъ гр?ха на душ?, безъ… искушенія? Да, Маня?

Марья Серг?евна встрепенулась и вм?сто отв?та быстро заморгала уже немного сонными глазами.

— Да, Маня? Ни разу, ни одного увлеченія? ни одного пятнышка?

— Какія же тутъ увлеченія? — немного обиженно отв?тила Маня, — я не понимаю.

— Ну, такъ, такъ… — съ бл?дной усм?шкой подтвердила Ольга.

— Да что «такъ»-то? — уже совс?мъ проснулась Марья Серг?евна, — можно подумать, что у тебя этихъ увлеченій и всякихъ гр?ховъ…

— У меня… — упавшимъ голосомъ повторила Ольга.

Лицо Марьи Серг?евны приняло испуганное выраженіе; н?которое время она пристально смотр?ла въ лицо подруги.

— Оленька! — сказала она вдругъ, приподнимаясь со стула и какъ-то по-д?тски потянулась къ Ольг?,- Оленька! да что же это такое? Не можетъ быть! успокой меня… В?дь не можетъ быть?

— Что? — глухо спросила Ольга.

— Ну, это самое… Ты любишь мужа? Ты счастлива?

Ольга молчала.

— Какая мука! — сказала она вдругъ и ея руки, стройныя и б?лыя, поднялись и опять безпомощно упали на кол?ни.

— Ну, скажи мн? все, все! — шопотомъ стала умолять Маня. — отчего мука? Что у тебя на душ??

Ольга отвернулась.

— Не все ли равно? Я погибла, — тихо сказала она.

— Да н?тъ, н?тъ! — чуть не крикнула Марья Ссрг?евна, и слезы ручьями поб?жали по ея щекамъ.

— Я погибла, — повторила Ольга. — Я знаю это теперь. Я подслушала свой позоръ… у этого чистаго воздуха, у ночи, у тополей. И это не фразы. Пойми: мн? ни разу не было стыдно, а теперь… Если это не пройдетъ, какъ же я буду жить теперь?

— Разв? твой Борисъ знаетъ? догадался?

— Я знаю! — чуть не крикнула Ольга, — я… Я знаю, какъ я низко пала, а подняться н?тъ силъ. Ты разв? женщина? Ты голубь! И любовь, и вс? чувства твои у тебя какія-то голубиныя, кроткія… Скажи, когда-нибудь ты любила?

Маня плакала.

— Но ты знаешь все, Ольга. Прежде до замужества еще… помнишь? Да Богъ съ ней, съ любовью, если отъ нея одни страданія! — Ольга вдругъ выпрямилась.

— Такъ я теб? скажу, — глубокимъ, вздрагивающимъ голосомъ заговорила она, — за одинъ день такихъ страданій я бы отдала всю твою жизнь съ ея покоемъ и… соннымъ счастьемъ. Да, всю жизнь! Пусть это безуміе! Сойти съ ума, потерять голову отъ страсти, муки и ненависти, да разв? это уже не жизнь? не счастье? Теб? не понять, но я… ч?мъ больше я страдаю, т?мъ глубже наслаждаюсь. Видишь ли, меня… — она пріостановилась, губы ея повело горькой усм?шкой и одной рукой она сд?лала р?зкій жестъ.

— Меня отвергли. Ну, да. Мн? даже прочли… мораль. И ты думаешь, я опомнилась? Ты думаешь, я почувствовала стыдъ, упреки сов?сти и все, что въ этомъ случа? полагается? Хочешь знать? Я все забыла: стыдъ, гордость, я чувствовала только, что отъ горя и ревности я схожу съума, теряю посл?днее