Сначала подразделения вспомогательной полиции расстреливали евреев; потом начинали уничтожать своих соплеменников. Повязанные кровью, они больше не имели выбора и, какие бы соображения ни заставляли их изначально брать из рук оккупантов оружие, становились не более чем палачами. «Так как местные жители, участвующие в борьбе с партизанами, не могут ожидать пощады, если попадут им в руки, – отмечалось в отчете гестапо, – для них нет отступления назад. Поэтому понятно, что они охотно выполняют данные им задания…»[513]
Широкое создание карательных подразделений вспомогательной полиции для осуществления карательных «контрпартизанских» акций стало вторым важным решением, принятым нацистским руководством зимой сорок первого. Третьим стало «окончательное решение еврейского вопроса» –
Изначально нацисты не собирались уничтожать евреев поголовно. Уничтожать евреев предполагалась так же, как и представителей других советских народов, – много, но не всех. Главным отличием евреев от русских, белорусов или украинцев должна была стать их изоляция в гетто; там евреи должны были вымирать в тесноте и голоде. За пределами гетто на свободе от того же голода вымирали бы все остальные неарийцы.
Однако логика истребительной войны неумолима. Евреи повсеместно становились первой жертвой оккупационных властей; постепенно в Берлине поняли, что «еврейский вопрос», над которым они безуспешно бились начиная со своего прихода к власти, может быть разрешен не путем выселения евреев в соседние страны, на Мадагаскар или на Луну, а гораздо более просто.
Евреев можно просто уничтожить – всех до одного.
Идея «окончательного решения еврейского вопроса» родилась снизу. Сначала прибалтийские националисты превзошли в палаческом рвении своих хозяев из айнзатцгрупп; потом айнзатцгруппы стали уничтожать евреев под видом борьбы с партизанами – задним числом, без внятных распоряжений сверху. Уже к началу осени сорок первого речь шла о поголовном уничтожении всех советских евреев; в Берлине внимательно наблюдали за этим процессом и задумывались: не распространить ли практиковавшиеся на Востоке методы «решения еврейского вопроса» на всех евреев вообще?
К концу сорок первого решение было принято.
29 ноября шеф РСХА Гейдрих пригласил представителей СС и всех заинтересованных ведомств на специальную встречу для обсуждения проблемы «окончательного решения еврейского вопроса». Совещание должно было состояться 9 декабря; из-за поражения под Москвой его пришлось перенести. На некоторое время нацистскому руководству стало не до евреев; на Восточном фронте следовало спасать все, что можно было спасти.
К «еврейскому вопросу» вернулись только 20 января 1942 года, когда в пригороде имперской столицы, на берегу живописного даже в зимнюю пору озера Ванзее, наконец состоялась подготовленная Гейдрихом встреча.
Шеф РСХА был достаточно осторожен в формулировках. Уничтожение советских граждан и тем более советских евреев в сколь угодно массовых количествах не вызывало ни у кого из присутствовавших никаких возражений. А вот массовое уничтожение европейских евреев – это было новшество весьма сомнительного свойства.
Новую концепцию
Следующей возможностью решения надлежит считать теперь, после соответствующего предварительного согласия фюрера, не эмиграцию, а эвакуацию евреев на Восток. Эти мероприятия надлежит рассматривать лишь как одну из возможностей сточки зрения важного практического опыта, имея в виду предстоящее окончательное решение…
В ходе окончательного решения евреев надлежит использовать на Востоке под соответствующим руководством для выполнения работ. Большими партиями, раздельно по признаку пола, работоспособные евреи должны строить в этих областях дороги; при этом, несомненно, большинство из них в силу естественной убыли выйдут из строя.
С возможным остатком – это будут, несомненно, наиболее стойкие – надлежит поступить соответственно, ибо элита, если ее освободить, станет зародышем нового еврейского возрождения.[514]
Методы, предлагаемые Гейдрихом, уже прошли апробацию: они широко применялись против советских евреев, военнопленных и мирного населения. Единственным новшеством было применение подобных методов против европейских евреев.
К тому времени первые эшелоны с депортированными из Германии евреями прибыли в Минск. Вильгельм Кубе (памятный своим жестоким отношением к советским гражданам), узнав о том, что с германскими евреями следует поступать так же, как с советскими, был буквально шокирован.
Cвоему непосредственному начальнику, рейхскомиссару «Остланда» Лозе, он писал:
Дорогой Генрих! Я прошу тебя дать официальную директиву о позиции официальных властей относительно евреев, депортированных из Германии в Белоруссию».
Среди прибывших, отмечал Кубе, есть герои Первой мировой войны и даже «на 3/4 арийцы»; как можно поступать с ними так же, как с советскими евреями!
«Во время нескольких официальных визитов в гетто я отметил, что среди этих евреев, отличающихся от русских евреев и своей чистоплотностью, есть квалифицированные рабочие, способные за день сделать в пять раз больше, чем русские евреи…
Я, безусловно, тверд в своем мнении и желаю содействовать решению еврейского вопроса, но эти люди, которые принадлежат к нашей культуре, отличаются от тупого стада местных.[515]
Возражения Кубе, которого нельзя было заподозрить в излишней гуманности, носили, насколько можно понять, типичный характер. Гитлер, испытывавший патологическую ненависть к евреям (хотя несколько меньшую, чем к Советскому Союзу), на подобные сомнения ответил весьма характерно:
Если они [евреи] откажутся уйти добровольно, я не вижу иного решения, кроме их уничтожения. Почему я обязан видеть в еврее что-то иное по сравнению с русскими военнопленными? В лагерях для военнопленных многие умирают. Это не моя вина. Зачем евреи спровоцировали эту войну?.[516]
Параллель между советскими военнопленными и евреями была выбрана не случайно. «Концлагеря смерти Освенцим-Биркенау и Майданек первоначально были построены для размещения советских военнопленных, – замечает германский историк Кристиан Штрайт. – Но так как в Освенциме из первоначально 10 000 советских военнопленных в январе 1942 года содержалось лишь несколько сотен (остальные были зверски уничтожены или умерли от голода), Гиммлер спустя неделю после совещания в Ванзее приказал депортировать в концлагеря 150 000 немецких евреев. Таким образом, с перестройкой эсэсовских лагерей для военнопленных была создана часть инфраструктуры, необходимой для осуществления геноцида. Методы уничтожения людей, применявшиеся при геноциде евреев, также были опробованы при „особом обращении“ с советскими пленными».[517]
…Решение, принятое на Ванзейской конференции, было вполне предсказуемо. Для эсэсовцев оно давало возможность «задним числом» оформить уже уничтоженных по личной инициативе несоветских евреев. Уже через несколько дней руководитель «еврейского» отдела гестапо Эйхман получил от Гейдриха задание подготовить приказ для руководителя СС и полиции дистрикта Люблин Отто Глобочника. «Я уполномочиваю вас, – говорилось в приказе, – подвергнуть окончательному решению еще 150 тысяч евреев». Эйхман прекрасно знал, что на самом деле эти евреи уже были уничтожены.[518]
Для советских евреев решение об endlosung означало лишь то, что отныне их будут истреблять более организованно – уже в контексте «окончательного решения» еврейского вопроса в самой Германии и в Европе в целом.
…Министерство доктора Геббельса достойно отыграло «окончательное решение». Скрыть массовые убийства евреев было невозможно. Зато без труда можно было врать, что русским, украинцам и белорусам не грозит уничтожение. «Товарищи! – говорилось в одной из бесчисленных немецких листовок. – Видели ли
