За что сражались советские люди. «Русский НЕ должен умереть»

наступавшие войска Красной Армии встречали деревни с домами, набитыми трупами расстрелянных детей, женщин, стариков.

Прямое отношение к истребительной политике нацистов имеют предпринятые ими меры по экономическому ограблению оккупированных территорий. Эти меры исследованы совершенно недостаточно; насколько можно понять, они были направлены не только на «выкачивание» из оккупированных территорий необходимых материальных ресурсов, но и на целенаправленное разрушение советской социально-экономической структуры, деиндустриализацию захваченных областей и их экономическую фрагментацию. Результатом стал настоящий голод, в результате все население оккупированных областей, по выражению немецких документов, находилось «под угрозой голодной смерти», а миллионы от голода умерли.

Использование труда угнанных в Германию остарбайтеров также в значительной степени носило истребительный характер; этот аспект исследован недостаточно, хотя и затронут в ряде работ. В первую очередь следует упомянуть капитальную монографию Павла Поляна; однако само ее название – «Жертвы двух диктатур» – показывает идеологическую предвзятость автора. И, к сожалению, эта предвзятость порою серьезно влияет на адекватность выводов. Добрых слов заслуживает также «Архипелаг OST» Виктора Андриянова. Однако называть эту книгу исследованием нельзя: пересказ судеб угнанных на немецкую каторгу советских граждан – дело хорошее, однако не может заменить собой анализа.

А анализ необходим – ведь даже поверхностное ознакомление с проблемой позволяет сделать вывод об исключительности истребительной политики, осуществлявшейся нацистами против наших сограждан. «Немцы по-разному воевали с англичанами, французами и американцами, с одной стороны, и с русскими – с другой, – пишет директор Института русской истории РГГУ Андрей Фурсов. – Это бросалось в глаза. Как заметил известный немецкий философ и политический мыслитель Карл Шмитт, во Второй мировой войне Германия вела две войны: обычную – на Западном фронте и совсем другую, тотальную, – на Восточном. Первая война имела обычные военные цели; целью второй было физическое истребление представителей другой этнической группы, уничтожение противника как Враждебного Иного».[790]

В самом деле, пока вермахт воевал в Европе, нацисты обходились без массового уничтожения мирных граждан. В Польше командование вермахта по мере сил пыталось воспрепятствовать развертыванию масштабного оккупационного террора. Вступая на территорию Франции, Бельгии и Нидерландов, каждый солдат имел памятку с «10 заповедями о ведении войны германскими солдатами», в которой предписывалось вести себя лояльно по отношению к мирному населению и не нарушать международных правил ведения войны. Обращение же с военнопленными – французами и англичанами – вообще заслуживает отдельного разговора. 26 апреля 1940 года Гальдер записывает: «Я предупредил [Кейтеля] о нежелательности мероприятий по отношению к английским военнопленным. Это может отразиться на пленных немецких офицерах».[791] Как вы думаете, о каких нежелательных мероприятиях идет речь? Быть может, англичан хотят произвольно расстреливать или давать миску баланды в день и заставлять работать с рассвета до заката?

Ничего подобного.

«Нежелательные мероприятия» – это допрос в присутствии журналистов.

Исключением, подтверждающим правило, оказывается лишь Югославия, против населения которой нацистами и их пособниками была применена та же истребительная политика, что и на оккупированных советских территориях.

Об аде, устроенном нацистами на советской земле, невозможно молчать. В воспоминаниях Константина Симонова есть очень показательный эпизод. В освобожденных Черновицах писатель разговаривал с местным раввином о нацистском «окончательном решении еврейского вопроса». После встречи писателя проводил до машины синагогальный служка. «Он молчал на протяжении двух часов, пока я говорил с раввином, а сейчас вознаграждал себя за это молчание. Он шел рядом со мной, размахивая руками и крича. На лицо его, которое сначала показалось мне добродушным и даже смешным, сейчас было страшно смотреть. Он одновременно и кричал и плакал. Кричал о том, как умирали от голода дети, от голода и болезней, косивших их в этой тесноте, в этом восьмидесятитысячном гетто, состоявшем из нескольких десятков домов. Кричал и плакал все время, пока мы шли до машины… И когда мы уже сели и поехали, он все еще не мог остановиться и продолжал кричать то же самое, что кричал мне, каким-то людям, которые толпились до этого возле нашей машины».[792]

Вот так – кричать и плакать – должны и мы, рассказывая о нацистском геноциде советского народа.

Это очень тяжело – но необходимо.

Без понимания того, что происходило на оккупированной территории, мы никогда не сможем понять события самой страшной и самой важной в нашей истории войны, не поймем, что ожидало наших предков в случае поражения.

Только помня о воплощавшейся на оккупированной территории жестокой истребительной политике, мы сможем адекватно понять явления партизанского движения и коллаборационизма, историческую роль препятствовавших нацистским преступлениям партизан и принимавших в этих преступлениях деятельное участие нацистских пособников.

Только зная о масштабах проводившегося нацистами уничтожения советских граждан, мы сможем восхититься нравственным подвигом Красной Армии, которая, вступив на немецкую землю, в общем и целом удержалась от мести.

В исследовании истребительной политики нацистов против нашего многонационального народа лежит ключ к пониманию всей Великой Отечественной войны. А история Великой Отечественной, в свою очередь, является «точкой сборки» и отечественной истории XX века, и современного российского общества.[793] Именно в этом – прагматическая актуальность подобных исследований.

Но наряду с прагматикой есть еще и моральный долг.

Уничтоженные на оккупированных территориях люди были разных национальностей, разной веры и разного возраста. Они были не похожи друг на друга ни характером, ни цветом глаз. Все они были гражданами нашей страны. За это нацисты приговорили их к смерти. И если бы в той войне победил Третий Рейх, уничтоженных считали бы не миллионами, а десятками миллионов.

Оторвитесь от книги и подойдите к окну.

Там, за стеклом, – люди.

Кто-то озабоченно спешит по своим делам. Смеются дети и целуются влюбленные. Неспешно прогуливаются старики.

Если бы шестьдесят лет назад наши деды и прадеды не победили, то никого из этих людей не было бы в живых.

Сегодня нельзя допустить, чтобы исчезла память о миллионах людей, хладнокровно уничтоженных только потому, что они были советскими гражданами. Мы должны помнить обо всех них – о русских и украинцах, о белорусах и евреях, о мужчинах и женщинах, о стариках и малолетних детях.

Мы помним, пока мы живы.

Или, вернее, – мы будем жить, покуда помним все это.

Приложение I Из документов Чрезвычайной государственной комиссии

Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков была создана в ноябре 1942 года. В задачу комиссии входило расследование действий захватчиков на оккупированной советской территории, установление личностей преступников, определение материального ущерба, причиненного советским гражданам, колхозам, общественным организациям и государству. Во второй половине 1945 года комиссия была упразднена. Ниже публикуются выдержки из некоторых документов ЧГК. Подобных им в наших архивах – десятки тысяч.

1. Из акта Ленинградской городской Чрезвычайной комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в Ленинграде и его пригородах