История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

В IV «Эклоге» Вергилий возвещает о том, что Золотой век снова начнется при консульстве Азиния Поллиона (прибл. 40 г., т. е. перед окончательной победой Октавиана). 'Сызнова нынче времен зачинается строй величавый (magnus ab integro saeclorum nascitur ordo). Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство'.[714] 'Золотая раса' расселится повсюду в мире, и сам Аполлон — ее Верховный Владыка (5-10). Вергилий связывает все эти особые знаки возвращения Золотого Века с рождением младенца, личность которого не установлена, но многие ученые предполагают, что речь идет о сыне Поллиона. Смысл этой вдохновенной и загадочной поэмы обсуждался и обсуждается до сих пор. Для наших целей достаточно подчеркнуть визионерскую мощь Вергилия: как подлинный vates [пророк], он уловил разом космический и религиозный контекст окончания гражданских войн и распознал эсхатологическую роль мира, который установился в результате победы Октавиана Августа.

Царствование Августа, действительно, знаменует собой творческое возрождение традиционной римской религии.[715] Согласно Светонию (Авг., 90–92), Август вел себя как истинный древний римлянин, он придавал значение снам и знамениям, явлениям божеств, соблюдал pietas по отношению к богам и смертным. 'Именно эта religio, а не философия стоиков, всегда определяла важные деяния императора. Через pietas и religio религиозный настрой и идеалы римского прошлого были тщательно восстановлены и обновлены'[716] Август издает указ о реставрации разрушенных святилищ и возводит множество новых храмов. После долгого перерыва он вновь учреждает жреческие должности (например, jlamen Diahs), восстанавливает почитаемые братства титиев, луперков, альваров. У его современников не возникало сомнения в правильности этих перемен. 'Приход новой эры сопровождался гимнами поэтов и публичными шествиями' (Altheim. Op. cit., p. 238) Произведения искусства эпохи Августа наглядным образом выражают обновление религиозной мысли и опыта.

История взяла на себя труд отменить 'Золотой век' с момента смерти Августа, и римляне снова зажили в ожидании неминуемой катастрофы. Но эпоха Августа осталась образцовой моделью цивилизации для христианского Запада. Более того, Вергилий и отчасти Цицерон вдохновили теологию литературы, и, в более общем смысле, теологию культуры, характерной для средневековья и перешедшей в эпоху Возрождения.

§ 226. Терзания religio illicita

После смерти Юлий Цезарь был провозглашен богом среди богов, и ок. 20 г. на Форуме был открыт посвященный ему храм. Римляне соглашались на посмертный апофеоз великих людей, но отказывали им в прижизненном обожествлении.[717] Август получил божественные почести только в провинциях; в Риме он был всего лишь 'сын Божий', Divis filius. Однако имперскому духу воздавались почести на публичных и частных пирах.

Обожествление «благих» императоров и, следовательно, сама организация имперского культа складывается после Августа.[718] Однако Тиберий не был обожествлен, потому что Калигула забыл подать прошение в Сенат. Что же до самого Калигулы, то перед смертью он позаботился о собственном обожествлении, но ему воспрепятствовали сенаторы. Клавдий, Веспасиан и Тит познали апофеоз, но его не удостоились Гальба, Оттон и Вителлий, и уж конечно, противник Сената — Домициан. Сработавший один раз механизм прецедента обеспечил преемство: все великие императоры II в. были обожествлены; чего уже не произошло в III в., когда императоры сменялись слишком быстро.[719]

Со II в. отказ участвовать в прославлении императора был основной причиной преследования христиан. Вначале, если не считать резни, устроенной Нероном, меры против христиан поддерживались антихристианскими настроениями, господствовавшими в обществе. В течение первых веков христианство считалось religio illicita [незаконной религией]; христиане подвергались гонениям: они исповедывли тайную, не получившую официального разрешения, религию. В 202 г. Септимий Север издал первый направленный против христиан декрет, запрещающий прозелитизм. Чуть позже Максимилиан обрушивается на церковную иерархию, правда, безуспешно. Вплоть до правления Деция деятельность Церкви протекает спокойно. Но в 250 г. эдикт Деция обязы {{конец абзаца отсутствует}}

Христианство сумело внедриться в Империю повсеместно, во все социальные слои, вплоть до самой императорской фамилии.

Последние преследования — Диоклетиана (303–305 гг.) — были самыми кровавыми и долгими. Несмотря на драматизм ситуации в самой империи, общественное мнение на сей раз проявило себя не столь враждебно по отношению к христианам. Однако Диоклетиан принял решение искоренить эту экзотическую и лишенную национального пафоса религию и тем самым упрочить имперскую идею; ему хотелось возродить древние римские религиозные традиции и, главным образом, псевдобожественный образ императора. Но реформа императора Августа постепенно сошла на нет. Культы Египта и Малой Азии снискали необычайную популярность и, сверх того, удостоились императорского благоволения. Коммод (185–192 гг.) был посвящен в мистерии Исиды и Митры, а Каракалла (211–217 гг.) поощрял культ сирийского бога Солнца, Sol invictus. Несколько лет спустя сирийский император Гелиогабал, будучи жрецом эмесского божества, ввел этот культ в Риме. Он был убит в 222 г., а сирийское божество изгнали из Города. Однако, как мы увидим далее (§ 239), Аурелиану (270–275 гг.) удалось снова успешно ввести культ Sol invictus. Аурелиан понял, что бесполезно прославлять только великое прошлое римской религии и что необходимо внедрять традиционное римское богопочитание в солярную теологию, монотеистическую по своей структуре, — в единственную религию, набиравшую вселенский размах.

Еще накануне великих гонений, в конце II в., многие богословы и полемисты христианского толка попытались обосновать и защитить свою религию перед властями и интеллигенцией языческого Рима. Однако их попытки были обречены на неудачу. Наивные или недостаточно дипломатичные апологеты (Татиан, Тертуллиан) предприняли яростную атаку на язычество и эллинистическую культуру. Самый видный из них, Юстин (принявший мученическую смерть в 165 г.), старается показать, что христианство не пренебрегает языческой культурой: он превозносит греческую философию, однако напоминает о том, что сама она вдохновлялась библейским откровением. Взяв на вооружение аргументацию александрийского иудаизма, Юстин утверждает, что Платону и прочим греческим философам было известно учение, проповеданное задолго до них «пророком» Моисеем. Провал апологетов, впрочем, был предсказуем. Власти предъявляли христианству обвинение не только в безбожии и непочтении к императорскому величеству; трудно сказать, в каких только преступлениях оно не подозревалось: от оргий и инцеста до детоубийства и каннибализма. В глазах языческой элиты суть христианского богословия: воплощение Спасителя, его страсти и последующее воскресение, — все это было совершенно непостижимо. Так или иначе, фанатическое упорство новой религии спасения не давало надежды на мирное сосуществование с многобожием.

Для христианской миссии гонения представляли самую большую опасность — но не единственную, угрожавшую Церкви. Серьезное соперничество являли собой мистерии Исиды и Митры, культ Sol invictus и солярный монотеизм, тем более что все они пользовались официальной поддержкой. Кроме того, не столь очевидная на первый взгляд опасность угрожала Церкви изнутри: разнообразные ереси и прежде всего гностицизм. Ереси и гнозисы возникают с самого зарождения христианства. В отсутствие канона, единственным способом верификации истинности веры и ритуальных практик было апостольское предание. К 150 г. все апостолы уже умерли, но свидетельство их передавалось через тексты, ими самими составленными или вдохновленными, и в устном виде.

При этом оба пути передачи апостольского свидетельства — письменный и устный — по-видимому, вобрали в себя более или менее спорные новации. Кроме четырех Евангелий и Деяний, принятых всеми христианскими общинами,[720] имели хождение и другие, якобы апостольские, тексты: Евангелие от Фомы, Евангелие Истины, Евангелие Псевдо-Матфея, Деяния Петра,