— Ты так прекрасна, — пробормотал он в темноте, лаская ее руками, губами, языком. — Фрэнни, любимая моя…
— Я люблю тебя, Джим… Я хочу, чтобы ты был счастлив, — простонала она, когда его рука, блуждавшая по ее телу, скользнула ниже, наполняя ее желанием.
— Я счастлив… очень счастлив. — Наконец он решил, что пора, и проник в трепетную теплоту между ее ногами. — Ты просто расслабься, солнышко… расслабься…
Фрэн закусила нижнюю губу в мгновенье, когда он овладел ею. Она чувствовала ужасную боль от пронзавших ее толчков, но старалась изо всех сил не показать этого, лишь крепко впилась ему в плечи ногтями. А он проникал в нее — все глубже, все быстрее, со страстным нетерпением. Через какое-то время она ощутила, как его тело внезапно напряглось и дыхание стало прерывистым. «О, Джим!» — вскрикнула она от мучительно-сладостного головокружительного ощущения, пронизавшего все ее тело. Он бессильно обмяк, спрятав лицо у нее на груди.
Долгое время они лежали в темноте, не шевелясь, в полном безмолвии. Потом Линд приподнялся на локте и со странным блеском в глазах стал пристально всматриваться в нее. Затем он слегка наклонил голову и нежно-нежно поцеловал ее. «Все хорошо?» — спросил он мягко. Она кивнула.
— Знаешь, такого странного ощущения у меня никогда не было, — начала она медленно. — Все тело как будто закачалось, а комната завертелась…
— Это называется оргазм, моя дорогая, — улыбнулся Линд, целуя ее снова. — Честно говоря, я удивлен, что ты смогла закончить. Ведь ты так волновалась, да и потом…
— Я люблю тебя, — просто сказала она. — И когда я с тобой, весь мир вокруг меня начинает кружиться. — Она слегка коснулась его щеки. — Надеюсь, я не очень разочаровала тебя?
Он чмокнул ее в кончик носа.
— Наоборот, — сказал он.
«Да и как же можно быть разочарованным», — подумал он.
Так или иначе, а этот брак, похоже, обещает быть счастливым.
Вернувшись в мае из свадебного путешествия, Фрэн сияла, как в день свадьбы Париж был потрясающим, доложила она родителям, но ее муж был еще замечательнее. Счастливее ее нет никого на свете, твердила она по дороге на Лонг-Айленд, в их новый дом.
Пока Фрэн блаженно погрузилась в домашний мир с новыми для нее заботами, Линд принялся вживаться в свою новую роль члена правления фирмы тестя. Он приучал себя к непременным ленчам в два часа дня с другими банковскими служащими, с обязательным мартини и непременными разговорами мужчин о своих долгах, о своих детях или возлюбленных, которых они в отсутствие жен тайком принимали на Манхэттене. Мысль завести любовницу казалась Линду весьма привлекательной, он ценил в сексе разнообразие, но он знал, что даже попытка будет самоубийственной. Колби немедленно разнюхает, и тогда он погиб. Гаррисон Колби был бизнесмен до мозга костей, он готов был понять и оправдать его частые отлучки из дома ради дела. Но появление у зятя любовницы… нет. Линд понимал, что, женившись на Фрэн, он выбрал себе амплуа примерного супруга. В конце концов он решил, что все не так уж плохо: Фрэн обворожительна, и она обожает его.
Линд показал себя превосходным работником, так что Колби не мог на него нахвалиться. «Ты великолепно ведешь дело, Джим, — не раз говорил ему Колби, — держи так и дальше, и скоро ты станешь полноправным партнером». Для Линда не было тайной, чего хочет Колби. У него не было сыновей, и как и его собственный тесть много лет назад, так теперь и он искал себе достойного наследника. Линд видел Колби насквозь. Партнерство? Разумеется, суть была в другом. Колби видел в нем своего преемника. Отлично, думал Линд. Значит, он доверяет мне.
В конторе Колби рассуждал о сыновьях, которых родят Фрэн с Линдом, как о давным-давно решенном деле, ожидая появления двух, а то и больше внуков. Дома Фрэн вела нескончаемые разговоры об очередном ребенке очередной подруги, сетуя, что у нее нет собственных детей. Но Линд не хотел иметь детей. Хватит того, что он женился на женщине, которую не любил, ради дела; с беззаботным эгоизмом он показал, что для счастливо найденной «крыши» дети не так уж обязательны. Да и что это за отец, которого почти никогда нет дома, который вечно в разъездах. Для ребенка нет ничего хуже, чем иметь отца, который вовсе не жаждал его появления на свет, — уж кто-кто, а он знал это лучше многих. Будь у него другое прошлое, другое детство, может быть, он сейчас испытывал бы совсем другие чувства. Но теперь было поздно думать о том, что могло бы быть. Теперь ему оставалось уповать только на то, что его частые отлучки не позволят Фрэн слишком скоро забеременеть. Не говорить же ей в самом деле, что он не хочет иметь детей. Следовало вести себя так, как все от него ожидали.
Хотелось бы ему иногда знать, не слишком ли велики их ожидания.
Гаррисон Колби приподнялся, улыбаясь Фрэн, приближавшейся к его столику в ресторане «Эль Морокко» летним солнечным днем.
— Как хорошо, что ты пришла! — сказал он, усаживая ее рядом с собой. — Но что привело тебя на Манхэттен?
— Я была у доктора, — тихо сказала она.
— Да? — Его брови приподнялись в недоумении. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Думаю, нет, — ответила она. — Я прошла обследование у гинеколога. Знаешь, я подумала — вдруг со мной что-то не в порядке, вдруг есть какие-то причины, по которым я не могу иметь детей.
— И что сказал доктор? — продолжал расспрашивать Колби.
Фрэн попыталась улыбнуться.
— Пока взял только анализы, результаты будут готовы только через несколько дней, — она помолчала. — Похоже, я зря беспокоюсь.
Колби посмотрел на нее в недоумении:
— Тогда в чем же дело?
— Ах, папочка, ну как я могу иметь детей, если моего мужа почти никогда не бывает дома? — с горечью воскликнула она. — Джим все больше в Европе, домой его не дождешься.
— Солнышко, но мы ведь уже говорили об этом, — напомнил Колби. — Ведь он ездит по делам, ты же знаешь, как серьезно он занят в фирме и как он для нас ценен…
— Еще более ценен он для нашего брака, папа, хотя, кажется, это давно уже никого не волнует. — Голос Фрэн зазвенел от гнева. — Я живу одна-одинешенька в этом чудовищном доме! А ты знаешь, что за все эти четыре года мы ни разу не были вместе в годовщину нашей свадьбы?
Но тут подошел официант, спрашивая, не желают ли они заказать аперитив. Колби заказал мартини, Фрэн попросила дайкири. Когда официант отошел, Колби не смог скрыть своего разочарования:
— Удивляюсь я тебе, Фрэн. Ты рассуждаешь, как ребенок.
— Нет, я не ребенок, — не согласилась она. — Я замужняя женщина, и заметь, счастливая в браке, но я же чувствую, что я теряю мужа, а ведь я хочу всего-навсего быть с ним почаще, иметь от него детей, если это возможно. Разве это так много?
Колби покачал головой:
— Фрэн, меня тоже почти никогда не бывало дома, когда росли вы с Кейт. Но можешь ли ты вспомнить, чтобы твоя мать вела себя так, как ты сейчас?
— Нет, но ты же знаешь, что мама очень скрытный человек, — напомнила Фрэн.
— Не думаю, чтобы ваша мать была несчастлива со мной, — продолжал Колби. — Она ухитрялась справляться со своими чувствами, да и вас вырастила без особых проблем. Скажи, разве ты когда-нибудь чувствовала мое невнимание к тебе?
— Нет, — медленно начала Фрэн, — но я прекрасно помню, как мне хотелось, чтобы ты чаще был дома.
— Разве ты считаешь, что Джим пренебрегает тобой?
Фрэн подождала, пока официант поставит принесенные напитки, затем взглянула на отца.
— Ни в чем таком я Джима не обвиняю, — сказала она. — Я лишь думаю, что он мог бы бывать дома больше. И еще я думаю, что ты мог бы помочь мне — если ты, конечно, правда этого хочешь.
