– Это неправда!
– Кто же ты тогда, если не шлюха? – не унимался Франческ.
Он увидел, как на глаза девушки начали наворачиваться слезы. Она с силой высвободила руку и побежала прочь. Под порывом налетевшего ветра платье облепило ей ноги. Несколько секунд Франческ смотрел на ее точеные белые икры. Почему он был так груб? Он почувствовал поднимающуюся в нем горечь досады. Ему захотелось побежать за ней и извиниться за свои слова. Но он знал, что не сможет догнать ее. Она скрылась за поросшим плющом углом дома. А он, едва переставляя ноги, поплелся своей дорогой, проклиная и себя, и ее.
На следующий день она пришла к нему в кузницу.
Он поднял голову и увидел стоящую в дверном проеме Кончиту – взгляд ее чистых глаз устремлен на него.
Франческ медленно выпрямился.
– Я хочу рассказать тебе, как все это случилось, – проговорила она.
Кузнец сунул в бочку раскаленный кусок железа. В воздух поднялось облачко пара.
– Ну? – уставился он на девушку.
Натянутая как струна, она сверлила его глазами, в которых, казалось, полыхал зеленый огонь.
– Этот ребенок не от Филипа Массагуэра. От его брата.
– Не понял, – нахмурился Франческ.
– Филип и я никогда не были любовниками. Это просто невозможно. Филип… не способен.
– Не способен? Ты хочешь сказать, импотент?
– Я любила Филипа… Но не… не физически. – Ее неопределенность начала действовать Франческу на нервы.
– То есть тебя трахнул не Филип, а другой малый?
– Он умышленно выбрал слово погрубее.
Кончита зарделась.
– Филип очень необычный человек…
– Да ну! – с издевкой воскликнул Франческ.
– Правда. Я знаю, какого ты мнения о его отце. Но Филип совсем другой.
– В самом деле?
– Как и ты, он тоже верит в свободу и равенство людей. Он мечтает о справедливости.
– Что ж, значит, когда он унаследует папашины земли, то раздаст их крестьянам?
Она пропустила мимо ушей его злую иронию и продолжила:
– Между мной и Филипом была духовная близость.
– В ее глазах заблестели слезы. – Он… он открыл для меня столько прекрасных вещей: целый мир красоты, о существовании которого я даже не подозревала. – Она вытащила из кармана связанную тонкой лентой пачку писем. – Вот, Франческ. Это его письма ко мне. Я хочу, чтобы ты их прочитал. Тогда ты поймешь, что он за человек. Как он страдает от своей необычности. Что чувствует.
– Страдает? – криво усмехнулся Франческ, неохотно беря письма.
– Он говорил мне, что много раз пытался заняться любовью с женщинами, но ему всегда что-то мешало, у него так ни разу ничего и не получилось. Он очень переживал, но поделать с этим ничего не мог. Он любил… он испытывал влечение совсем к другому…
Франческ озадаченно нахмурил брови.
– Ты имеешь в виду, у него была другая женщина?
– Нет. У него есть друг. Поэт. Чудесный, одаренный человек. – Она вздохнула. – Человек, к которому он питает свои самые нежные чувства.
– Будь я проклят, если понимаю, о чем ты говоришь. Краска все больше заливала ее лицо.
– Есть такие мужчины, которые способны на настоящую любовь только с… с другими мужчинами.
Бородатое лицо Франческа скривилось в брезгливой усмешке.
– А-а, вот оно что, – с отвращением сказал он.
– Да, Филип – один из таких мужчин и ничего с собой не может поделать.
– Понятно.
– Я очень хочу, чтобы тебе было понятно, – взволнованно проговорила Кончита. – Вот почему я и дала тебе эти письма. У нас не было физической близости. Он признался мне, что единственным человеком, с которым он мог заниматься любовью, был его друг. Этот самый поэт. – Она снова вздохнула. – Ты обо всем этом прочитаешь в письмах.
– Ну и?.. – с раздражением спросил Франческ. – Откуда же тогда ребенок?
– Меня изнасиловал его брат Джерард, – тихо ответила Кончита.
Франческ промолчал. Она опустила глаза.
– Они ненавидят друг друга. Филип унаследует почти все имущество отца. Он ведь на два года старше. А Джерард считает себя более достойным. Он завидует Филипу, издевается над всем, что тот любит. И, думаю, он постоянно упрекает его за связь со мной, так как в конце концов Филип сказал ему, что мы были любовниками. Может быть, он сделал это еще и для того, чтобы как-то защитить свое мужское самолюбие.
Она замолчала. Пауза так затянулась, что Франческ неловко переступил с ноги на ногу.
– И что дальше?
– Я пошла на свидание с Филипом к роднику. Это было наше любимое место встреч. Но, когда я пришла туда, меня ждал не Филип, а Джерард. Я сразу поняла, что он собирается сделать что-то плохое, но позвать на помощь было некого. А у него в руке был нож. – Ее дыхание участилось, руки крепко стиснули одна другую. – Он стал угрожать мне, приставил нож к горлу. Я так испугалась… Он говорил ужасные, отвратительные слова и довел меня до слез. А потом он изнасиловал меня. Прямо там. Дважды. А в перерыве, пока отдыхал, он смеялся надо мной… И над Филипом… – Она замолчала, стараясь сдержать рыдания и успокоиться, затем снова взглянула на Франческа. – До этого я была девственницей. Понимаешь?
Ни слова не говоря, он кивнул.
– С тех пор мы с Филипом не встречались. Он даже ни разу мне не написал. Если бы только я сама могла ему все рассказать! Джерард-то ведь, наверное, выставил все в таком свете, что Филип больше никогда не захочет меня видеть. – Тонкими пальцами Кончита коснулась горла. – Пожалуйста, дай мне попить.
Франческ протянул ей стакан и налил воды. Она пила медленно, с закрытыми глазами. Через стекло стакана, сквозь прозрачную чистую воду ему были видны ее белые зубы и розовая полоска верхней губы.
– Почему же ты утаила правду? – холодно спросил он. – Почему не рассказала им, что Филип извращенец, а тебя изнасиловал его брат?
– Потому что Филип сказал Джерарду, что мы были… любовниками.
– Ну и что?
– Если бы отец и брат Филипа узнали про его… не вполне здоровые наклонности, это было бы для него катастрофой. Думаю, отец лишил бы его наследства. Так мне говорил Филип. Ты единственный, кому я сказала правду.
– Не могу не восхищаться благородством твоих чувств! – с нескрываемой злостью взорвался Франческ. – Ты что, не понимаешь? Если бы ты сказала, что была девственницей, когда этот щенок изнасиловал тебя, твой отец мог бы подать в суд.
– Но это значило бы выдать Филипа.
– Выдать Филипа? И это тебя волнует? Неужели Филип Массагуэр смог так вскружить тебе голову, что ради него ты согласилась пожертвовать своей честью? Честью всей своей семьи?
– Ты хочешь сказать, что я должна была примчаться домой и рассказать, что со мной сделал Джерард? – Она покачала головой. – Нет. Ты не понимаешь. Я не могла говорить об этом, даже если бы знала, что мне поверят. Только когда я поняла, что беременна, я вынуждена была признаться.
– Но твой отец, твои тетки – разве тебе все равно, что они о тебе думают?
– Все равно, – спокойно проговорила Кончита. – Теперь все равно. – Она надолго замолчала и
