Линна с улыбкой, приклеенной к ее тщательно накрашенному лицу, по-прежнему стоит одна, как простояла почти все время. Ей безразлично, что ее игнорируют, она наблюдает за происходящим как бы со стороны и уносится в своих фантазиях далеко-далеко.
…Мешочки лопаются. Из них высыпаются конфеты. Черные обертки превращаются в крылья летучих мышей. Маленькие когтистые лапки срывают с дам шляпы и проносят их прямо над головами визжащих детей. Маленькие пасти раскрыты, летучие мыши издают вовсе не свойственные им угрожающие хрипы.
Ветер усиливается, срывает кружевные накидки с расставленных по двору канапе.
Гости роняют бокалы и, хватая детей, убегают с ними в дом.
Карло падает на мощенный камнем пол, разбивает свой стакан. Брызги шампанского и апельсинового сока смешиваются с его кровью.
– Ведьма! – кричит он ей. – Ведьма!
О, как чудесно обладать такой властью! Но с другой стороны, напоминает она себе, искушение воспользоваться этой властью было бы слишком велико. Маркус Салливан, тучный адвокат из Батон-Руж, подходит, чтобы поблагодарить ее за приглашение. Она улыбается ему и глядит страстным, зовущим взглядом, которому понимающий мужчина не может противиться.
– Я сама чувствую себя здесь гостьей, – говорит она, похлопывая его по руке. – Карло всегда забывает представлять меня гостям.
– В самом деле? Тогда позвольте это сделать мне.
Он ведет ее сквозь толпу, представляя мужчинам, которые ее желают, и их женам, которые ненавидят ее за неуловимо презрительную улыбку.
– Благодарю вас, – говорит Линна и берет его под руку.
Но прежде чем они успевают войти в дом, их настигает Карло и обнимает ее за обнаженные плечи.
– Прелестный день, не правда ли? – замечает он.
– Восхитительный! – подхватывает Салливан, а Линна поворачивает голову, подставляя Карло щеку для поцелуя…
Темнота опускается на сцену со стремительностью падающего театрального занавеса, а когда она вновь рассеивается, Хейли оказывается в доме Карло, она видит его глазами Линны.
Купив этот дом, Карло нанял архитектора, который выпотрошил весь нижний этаж, заменив стены, делившие помещение на маленькие комнатки, резными дубовыми колоннами – теперь они поддерживают потолок. Пространство вокруг центральной лестницы, ярко освещенное льющимся сквозь новые витражные окна светом, свободно перетекает из белой эмалевой кухни через вестибюль в столовую и огромную гостиную с мраморным камином и обитыми белой кожей диванами. На обоих концах каминной полки – цветы в хрустальных вазах. Такая же ваза на кофейном столике перевернута, вода из нее пролилась на стеклянную столешницу. Какая-то женщина присаживается на корточки, облегающее черное платье высоко задирается на бедрах. Она склоняется над столиком и через бумажную трубочку втягивает две из полудюжины дорожек кокаина, протянувшихся на столике, затем передает трубочку мужчине, который, стоя рядом, ждет своей очереди.
– Хотите попробовать? – спрашивает она, в упор глядя на Линну. Хейли замечает, что глаза у нее темные, миндалевидные, а кожа скорее бронзовая, чем коричневая.
Линна отрицательно качает головой и делает глоток из бокала, который держит в руке, – это всего лишь сельтерская вода.
Нельзя терять контроля над собой, ведь она тут хозяйка.
Двое мужчин направляются к креслам с подголовниками в углу. Женщина садится на подлокотник одного из них, раскуривает трубку, глубоко затягивается, потом, склонившись, целует сидящего в кресле мужчину, выдувая дым ему в легкие. Потом проделывает то же самое с мужчиной, сидящим в кресле напротив, в то время как первый просовывает руки ей под блузку. Она этого словно и не замечает.
Линна быстро присоединяется к группе гостей, собравшихся вокруг стола в столовой и попивающих вино и ромовый пунш. Она обменивается кое с кем парой слов, потом бредет в кухню, где повариха наполняет напитками кувшины и выкладывает на фарфоровые блюда тарталетки. Делает она это тщательно и медленно, стараясь не обращать внимания на нетерпеливых и несдержанных гостей, которые хватают еду, не дожидаясь, когда она закончит оформлять блюда.
– Они не оставляют меня в покое, – жалуется повариха.
– Сосредоточьтесь на напитках. Пищу стадо найдет само.
– Мадам?…
– Все в порядке, Сьюзен. Делайте все так, как вы привыкли. – Линна окидывает взглядом гостей, размышляя, стоит ли попросить их не мешать Сьюзен, но в этот момент ее внимание привлекает голос из передней.
Она идет туда, чтобы приветствовать нового гостя – высокого черного мужчину с большой бутылкой в руке.
– Это тебе, – говорит он с акцентом, который Хейли определяет как гаитянский или ямайский, и вручает ей бутылку.
Линна легко целует его в губы, берет за руку и ведет к лестнице.
Хейли доводилось бывать на подобных вечеринках, но никогда – в столь элегантно обставленных домах и в столь пестром обществе. Царствующий здесь гедонизм шокирует ее. Женщина с трубкой кругами бродит по комнате, вдувая табачный дым в легкие мужчин и женщин. Чернокожая девица в восхитительной синей шелковой блузке и брюках, обнажив грудь, колышет бедрами в такт доносящемуся из стереопроигрывателя медленному ритму в стиле регги. Двое мужчин в танце описывают круги вокруг нее, ожидая, когда она упадет. Пронзительный смех доносится из столовой; в тени, за лестницей, какая-то особа жалуется на что- то своему спутнику: она то жалобно хныкает, то всхлипывает.
И над всем этим на лестнице, не выпуская руки своего чернокожего гостя, с царственным видом, словно птица-стервятник, питающаяся энергией толпы, стоит Линна – насытившаяся этой энергией, но одинокая – такая же одинокая, какой была среди гостей Карло.
– Луи наверху, он ждет тебя, – говорит она спутнику.
– Присоединяйся к нам, – тихо шепчет он на местном диалекте и гладит ее по обнаженному плечу. Линна слабеет от внезапно нахлынувшего желания, но этого человека она тоже боится.
– Не могу, – мягко отклоняет она его предложение и поворачивается, чтобы спуститься вниз. Делает шаг и чувствует, как комок сжимается внизу живота, словно кто-то стиснул ее внутренности железной рукой. Она быстро делает глубокий вдох – не от боли, а оттого, что понимает значение этой боли. Линна пока еще любовница Карло, и он относится к ней как к любовнице. То, что могло бы сделать ее его женой, снова не произошло.
– Что с тобой? – спрашивает гость.
– Ничего, – лжет она, но слезы ее выдают.
Задержка длилась две недели, и Линна надеялась почти так же страстно, как Карло…
– Нет! – застонала Хейли. Звук собственного голоса разбудил ее, она дрожала, лежа в постели и поняв наконец природу той связи, которая существовала между ней и Линной. Записывая этот сон, она оплакивала Линну и дитя, которое так и не родилось.
Однако сострадание не ослепило ее. Линна стала бы отнюдь не идеальной матерью и, будучи женщиной умной, не могла не понимать, что ребенок осложнит ей жизнь. Она давно могла родить. Почему же ей так страстно хотелось иметь ребенка именно от Карло?
«Ты слишком рациональна», – сказала себе Хейли. Каждый день далеко не самые подходящие женщины решают стать матерями.
Но что бы ни толкало Линну к материнству, для Хейли ее мотив оставался загадкой.
Рождество надвигалось с обычной изумляющей быстротой, а Хейли спала одна. Несколько ночей ей снились сны, не имеющие отношения к Линне, но не слишком приятные. В конце концов она вообще перестала спать, просто лежала в постели, а мысли лихорадочно кружились в голове. Отчаянно устав от бессонницы, Хейли отыскала припрятанный на дне комода флакон с зелено-коричневыми пилюлями. В бутылочке их осталось всего десять штук, и никакой возможности пополнить запас антидепрессанта у Хейли не было. Она решила принимать не более одной пилюли в день и позвонить своему врачу после Нового
