Чарльз ускорил шаг; сердце забилось еще сильнее — его охватил страх, он думал, что настал его смертный час, что это и есть его конец и пощады не будет. Объятый ужасом, он механически переставлял ноги. Что это — неужели похищение? Что дальше? Маргарет… что будет с Маргарет? Он не может, ни в коем случае не должен оставлять Маргарет в таком состоянии.
Чарльз совершенно обезумел от страха, и шедший вплотную за ним незнакомец, словно почувствовав это, тихо подбодрил его:
— Весьма похвально, мистер Ратледж, я вижу, вы меня правильно поняли. Вот и моя машина. Полезайте на то сиденье, а я — за руль.
Чарльз повиновался. Между двумя передними креслами торчала рукоятка скоростей, и он зацепился за нее рукавом, но незнакомец ничего не сказал — он стоял и ждал, когда Чарльз наконец протиснется на пассажирское сиденье. Чарльз уселся, боясь поднять голову и взглянуть незнакомцу в лицо. Тот был без маски, а это зловещий признак.
Чарльз знал: стоит заложнику ненароком увидеть лицо террориста, и его непременно уничтожат, чтобы не оставлять свидетелей. Еще Чарльз слышал, что террористы не надевают масок и в тех случаях, когда убийство запланировано заранее и убийца хочет насладиться зрелищем предсмертного ужаса жертвы. Не смотреть, ни в коем случае не смотреть! Между тем незнакомец уселся за руль и повернул ключ зажигания.
— Куда мы едем? — вырвалось у Чарльза. Незнакомец включил обогреватель, поправил зеркальце заднего вида и только после этого, повернувшись к нему, ответил:
— В очень красивое место, между прочим. А в данный момент — в аэропорт. Спокойно, мистер Ратледж…
Чарльз не успел среагировать — он почувствовал мгновенный укол. Игла — острая и холодная — легко проникла сквозь толстую ткань пальто, пиджак и рубашку и глубоко вонзилась в предплечье. Он судорожно глотнул воздух, поняв весь ужас происходящего, и попытался уклониться, но было слишком поздно: незнакомец резко надавил на поршень шприца со словами:
— Это всего лишь снотворное, мистер Ратледж. Сейчас вы уснете. Приятных сновидений.
— Нет, — вырвалось у Чарльза, и хотя это единственное слово он произнес достаточно четко, в голове уже плыл туман. Он повернулся к незнакомцу и заглянул ему в лицо. В этом лице не было ничего злодейского, скорее напротив: на Чарльза смотрел этакий внимательный джентльмен, с довольно резкими чертами на продолговатой физиономии. Язык уже заплетался, и Чарльз с трудом вымолвил: — Как ваше имя?
— Фрэнк Лэйси.
— Так, — неопределенно промычал Чарльз. Значит, это не мираж. У человека было имя, и он произнес его вслух — уже лучше. Чарльз откинулся на спинку сиденья, голова его свесилась набок. Он спал.
Париж
Апрель, 1990 год
Маркус приветливо заулыбался молоденькой медсестре, разрумянившейся и ясноглазой, со свежей ярко-красной помадой на губах. Спросил по-французски:
— Да, что у вас?
Она подлетела к нему, не замечая ничего странного и не обратив никакого внимания на его эскорт, — девушка была, несомненно, влюблена в него и в эти мгновения ни о чем и ни о ком другом не думала. Маркус моментально уловил это и, цепляясь за спасительную соломинку, настроился на соответствующий лад. Он одарил девушку самой сексуальной улыбкой из арсенала дремавшего в нем Казановы.
— Так что там у вас? — переспросил он и взял из ее рук листок бумаги.
Она застенчиво улыбалась, слегка вздернув напомаженную губку и не отрывая глаз от лица Маркуса даже тогда, когда тот опустил глаза с ее лица на бумажку. Это оказался страховочный формуляр.
Маркус сказал:
— Я уже оплатил все наличными. Здесь, во Франции, у меня нет медицинской страховки.
Девушка смутилась и густо покраснела — она увидела, что Маркус все понимает: это был лишь предлог, чтобы заговорить с ним. Она опешила и отвела взгляд, словно ища поддержки у стоявшей рядом женщины. Та смотрела на нее холодно и сурово, и молоденькая медсестра покраснела еще сильнее, бормоча извинения:
— Ой, простите, ради Бога, простите… Маркус улыбнулся, возвращая ей бумажку.
— Благодарю вас, но это недоразумение. Увидимся.
Девушка повернулась, чтобы уйти, и Маркус с облегчением вздохнул, мгновенно переведя взгляд на то место, где под простыней в левую грудь Рафаэллы упиралось дуло пистолета.
— Завидная выдержка, мистер О'Салливэн. Вы, похоже, коллекционируете маленьких шлюшек.
— Кто следующий — вы, мадам?
— Я? Переспать с тобой? С тупым, самовлюбленным ирландцем? Да у тебя одна похоть в башке, больше ничего. Ладно, теперь, когда эта маленькая идиотка оставила твои гениталии в покое, мы можем двигаться в путь.
Маркус едва не сорвался — ему так хотелось вмазать ей по физиономии. Он судорожно сжал кулаки, но сдержался. Положение безвыходное — стисни зубы и молчи.
Моник в последний раз украдкой покосилась на американца, который показался ей таким красивым. «Интересно, однако, — подумала она, — зачем это они переводят жену мистера О'Салливэна в другую больницу? Нелепость какая-то, ведь ее и так бы выписали не позднее завтрашнего дня. Как это, наверное, здорово — иметь такого мужа! Счастливая!» Моник нахмурилась. Нет, все-таки странно. Тут она увидела, как мистер О'Салливэн о чем-то заспорил с этой надменной теткой. Разговор велся на повышенных тонах. Кто она? Врач? Моник никогда ее раньше не видела. Наверное, и его она видит в последний раз. Девушка заметила, что женщина зачем-то шарит рукой под простыней у миссис О'Салливэн. Это выглядело уж совсем странно. Мистер О'Салливэн почему-то сказал: «Увидимся». Что это — обещание позвонить? Ведь он скорее всего даже имени ее не знает.
Над Атлантикой
Апрель, 1990 год
Частный самолет был просторным — кресла и столики по правую сторону салона; несколько небольших кушеток — по левую, и довольно широкий проход посередине. В хвостовой части находилась спальня, но Маркусу велели уложить Рафаэллу на пол у перегородки. Места было достаточно, и она лежала, удобно вытянув ноги. По всей видимости, похитители не хотели оставлять их без присмотра. Рафаэлла по- прежнему была в забытьи от снотворного. Маркус примостился рядом, бессознательно поглаживая ее руку. Как ему хотелось, чтобы она открыла глаза.
Ему было страшно, но, как ни странно, не за себя и даже не от того, что, возможно, ждало их впереди, — его тревожило состояние Рафаэллы, которая лежала так неподвижно, не подавая признаков жизни.
Маркус оперся спиной на перегородку, осторожно приподнял Рафаэллу за плечи и положил ее
