дому. Лучано не спросил о Майкле и даже не оглянулся на дверь его комнаты.
Оставшись наедине с Каллеа, он положил на стол два маленьких пакетика с героином.
— Этот наркотик предназначен для того, чтобы убить человека. Бог знает, где парень его взял, но он чистый, без примесей. Это большая редкость, значит, будет легче выяснить, куда ведут следы. Каролла со своими очистительными заводами не дает мне покоя. Превратить чистый опий в морфий легко, а потом сделать из него героин труднее. Последняя стадия обработки сырья — сушка и дробление с использованием углекислоты, чтобы получить соль. Тогда наркотик можно растворить в воде и ввести в вену шприцем. Если повысить температуру нагревания на несколько градусов, можно не только взорвать все к чертовой матери, но и сделать плохой героин. У Кароллы на севере есть завод, где работают химики-самоучки. Каролла всерьез занимается этим делом и не хочет лишних проблем, поэтому его основная лаборатория находится в Марселе. Я выяснил, что бумагой, из которой сделаны пакетики, торгует одна из компаний Кароллы. Зная Кароллу, можно предположить, что он не продает эту дрянь крупным дилерам, а распространяет через сеть уличных торговцев. Он не станет отправлять такой наркотик в Штаты, значит, его изготовили и торгуют им в Палермо. Так вот что бы я хотел узнать… — Лучано понизил голос до полушепота. — Они должны были поджидать Майкла в аэропорту, чтобы передать ему пакетики. Мне нужно знать, с кем он там встречался. То, что через несколько минут после прилета Майкла Каролла вылетел в Нью-Йорк, вряд ли простое совпадение. Я почти уверен, что сукин сын приложил руку к этому делу.
Каллеа понимал, что, если предположения босса окажутся верными, разразится настоящая война. Он поднялся и открыл ставни. Чистое небо, живописный вид из окна действовали на него успокаивающе. И вдруг, словно предзнаменование свыше, зазвонил колокол деревенской церкви. Гулкие удары далеко разносились по долине и эхом отзывались среди холмов.
— Семья Корлеоне уничтожила около ста пятидесяти мужчин в своей деревне всего за два года, — сказал Каллеа, обернувшись к Лучано. — Для них смерть — образ жизни. Это новая порода, головорезы, жадные до денег, которые дает торговля наркотиками. И они, как бешеные псы, готовы загрызть любого, кто им мешает. Мы наносим удар Каролле, значит, семье Корлеоне. Ты готов к этому? Это будет кровавое побоище.
Лучано достал гаванскую сигару и, казалось, был поглощен тем, чтобы тщательно и аккуратно отрезать ее кончик. Потом он зажал ее зубами и, чиркнув спичкой, медленно раскурил.
— Сейчас не время для беспочвенных обвинений. Мы должны иметь веские доказательства причастности Кароллы к передаче героина моему сыну. Затем, как обычно, я вынесу этот вопрос на Комиссию и потребую наказания. Если они откажутся, тогда…
— Ты знаешь, я сделаю это, — перебил босса Каллеа. — Тебе стоит только приказать, и Каролла покойник.
Лучано положил руку на плечо своему верному другу, который был с ним вместе с тех пор, как умер Джозеф Каролла.
— Выясни, пожалуйста, с кем встречался Майкл в аэропорту, и мы заставим его заговорить. Если мы докажем, что Каролла в этом замешан, никто не откажет мне в праве убить его. И я сделаю это сам голыми руками.
Пол Каролла с нетерпением ждал новостей из Палермо о Майкле Лучано, но никто не мог сказать ему, жив он или умер. Никаких сообщений в газетах о его смерти не было. Вместо этого газеты пестрели заголовками о взрыве на заводе Кароллы, замаскированном под кондитерскую фабрику: «Карамельная крыша наркодельцов взлетела на воздух».
Это было одно из самых прибыльных предприятий Кароллы, и он потерял миллионы. Вскоре после этого его стали преследовать таможенные службы Палермо. Началось с того, что полиция захватила небольшую флотилию рыбацких баркасов Кароллы, которые направлялись на встречу с грузовым судном со Среднего Востока, бросившим якорь в международных водах Сицилии и имевшим на борту крупную партию товара, отправлявшегося в Нью-Йорк. Баркасы должны были контрабандно перевезти сырье в порт Палермо для переправки на очистительный завод, откуда по каналам Кароллы наркотик надлежало морем доставить в Милан, Гамбург, Марсель и Париж. Большая часть партии предназначалась для Штатов и должна была попасть туда через Кубу при посредничестве канадских и североамериканских партнеров Кароллы. Героин предполагали спрятать в контейнеры с оливковым маслом и фруктами. Каролла потерял не только героин, но и конфискованные контейнеры с грузом — всего на сумму в несколько миллионов долларов.
Каролла в отчаянии прибегнул к услугам итальянских эмигрантов, согласившихся поработать курьерами. Но даже их переловила американская таможня, которая, казалось, заранее их ждала. Каролла использовал все возможные каналы, однако стоило ему наладить переброску груза по одному из них, как полиция перекрывала другой.
Кроме того, Каролле пришлось выделять крупную долю прибыли тем семьям, которые он втянул в свой бизнес, и особенно семье Корлеоне. Их содействие было крайне незначительным, а деньги они получали большие. Семью не интересовали проблемы Кароллы, и она требовала своих процентов вне зависимости от того, удалось ему реализовать наркотик или он терял всю партию. Каролла чувствовал, что дело неладно: еще немного, и он станет неплатежеспособным. К тому же его не покидало ощущение, что кто-то предоставляет информацию о нем властям. Без видимых причин, просто по привычке, он обвинил в своих бедах Лучано. Каролла в бешенстве звонил в Палермо, пытаясь узнать, что там происходит. Если ему и раньше необходимо было содействие Лучано, то теперь он нуждался в нем как в воздухе. У Кароллы был товар при отсутствии способа переправить его. Его надежды выбить устойчивую почву из-под ног дона Лучано и таким образом подчинить его себе не оправдались. Насмерть перепуганные дилеры, у которых «на хвосте» висели карабинеры, осаждали его звонками, в то время как Этторе Каллеа, правая рука Лучано, подбирался все ближе к Ленни Каватайо. Каролла опасался, что Ленни заговорит, и убрал его подальше из Палермо, поставив во главе одного из своих канадских заводов. Он ругал себя последними словами за то, что имел глупость выйти с Ленни на личный контакт.
Не успел Каролла организовать исчезновение Ленни, как ему стало известно, что Лучано в Нью- Йорке и трясет его уличных торговцев. Каролла понимал, что находится на грани банкротства; его страхи усилились, когда он догадался, что Лучано каким-то образом раскрыл его причастность к появлению у Майкла наркотической зависимости. Никогда в жизни Каролла так не пугался, как когда встретил Лучано в дверях своего любимого ресторана на Манхэттене — тот как раз уходил.
Лучано улыбнулся и протянул ему руку. Каролла вспотел от волнения и страха, что Лучано ударит его, но тот ограничился каким-то странным, неискренним рукопожатием. Его глаза при этом оставались холодными, и он не произнес ни слова, что для Кароллы было гораздо хуже, чем если бы он обрушил на него град угроз, упреков и обвинений. Сердце замерло в груди Кароллы, когда он услышал за спиной скрип тормозов остановившегося у края тротуара лимузина. Его легко могли пристрелить, а Лучано успел бы скрыться незамеченным, прежде чем кто-либо понял, что произошло. Лучано выпустил его руку и вытер ладонь о полу пальто, словно испачкался в дерьме.
Каролла выругался вполголоса и накинулся на своего телохранителя. С тех пор он нигде не появлялся без трех вооруженных громил. По городу поползли рассказы о том, как он стоял в дверях ресторана, глотая ртом воздух, точно рыба. Пережитое плохо подействовало на Кароллу, он не мог забыть унижение, и одно имя Лучано теперь вызывало у него тошноту.
Каролла стал быстро заметать следы и начал с двух торговцев, которые распространяли наркотики среди студентов колледжа.
Лучано провел два часа за беседой с профессором Майкла, но тот отказался назвать какие бы то ни было имена. Покидая колледж, Лучано с улыбкой сказал своему шоферу, что колледж напоминает мафиозную структуру: здесь существует такая же круговая порука и люди умеют держать язык за зубами. Той же ночью несколько кабинетов в колледже было взломано, и Лучано получил список всех студентов, с которыми вместе учился Майкл, а также тех, кто был отчислен, как и он.
Таких оказалось шестеро. Представительному и солидному мужчине, каковым являлся Лучано, было нетрудно познакомиться с родителями этих шестерых и заручиться их доверием. Трое не представляли для Лучано никакого интереса: дети богатых родителей, которые обленились и не захотели учиться, упустив свой шанс добиться в жизни чего-то самостоятельно. Остальные трое или, вернее, двое — совсем другое
