– Я остаюсь, – бросила она.
Ему захотелось подойти к ней, прикоснуться, успокоить.
Но он боялся себя, понимая, что конца этим прикосновениям уже не будет.
«Досадно, – мрачно размышлял Шон. – Можно подумать, будто ты никогда прежде не испытывал влечения к женщине».
И он вдруг понял одну простую истину: он и вправду никогда прежде не испытывал влечения к женщине – такого, как к Даниэле Уоррен.
Шон бросил взгляд на часы – пора.
Он поспешно схватил пончо, набросил его на плечи и застегнул молнию. Тень от капюшона упала на лицо. Не говоря ни слова, Шон толкнул дверь, выходящую в патио.
Не оглядываясь, он шагнул под дождь, в темноту, мегнулся к ограде, словно тень, и застыл у подножия высокой пальмы, слившись с ее стволом.
Ветер бросал серебристую завесу капель на прожекторы у ограды. Шону было незачем смотреть на камеры, чтобы узнать, в каком положении они сейчас находятся.
Он уже успел слиться с ритмом их вращения.
Вскоре камеры развернутся, и в зоне безопасности образуется прорыв. А до тех пор Шону приходилось ждать с неподвижностью камня.
Искусству сохранять неподвижность он научился у монахов Лазурной секты. Прасам Дхамса был превосходным учителем. Он разглядел в Шоне то, чего сам Шон никогда не замечал в себе, – терпение, преданность, интеллект, всепоглощающую жажду познать все, кроме смерти.
Дхамса также видел то, с чем Шон соглашался лишь нехотя: путь монаха не для него.
Теперь Шон все понял.
'Откуда ты узнал об этом, Прасам? – молча спрашивал Шон у старого учителя. – Я бы ни за что об этом не догадался. Исполнять обет воздержания оказалось не так уж трудно, как только я принял решение.
Но потом Даниэла Уоррен вложила свою ладонь в мою и доверилась мне, позволив спасти ее от смерти. Или же все было наоборот? Может, это она увлекла меня к новой жизни?
Надо спросить об этом у Прасама, когда снова увижусь с ним, – решил Шон. – Если, конечно, мы еще увидимся'.
Подобно Дэни, его мучили мрачные предчувствия: слишком много дилетантов и неизвестности. И время не терпит.
Увесистые капли барабанили по мягкой водоотталкивающей ткани пончо Шона и ровными струйками стекали вниз. Края его штанин уже успели промокнуть насквозь. Но компьютерный диск в пакете оставался сухим.
«Недурственно, как сказал бы Джилли, – мрачно подумал Шон. – В данном случае человек – всего лишь орудие, предназначенное для того, чтобы внести машину на территорию „Гармонии“ и вынести обратно. Если человек промокнет – пустяки. Главное, чтобы машина осталась сухой».
Секунды, оставшиеся до открытия «окна» в ограде, отсчитывались в голове Шона с точностью метронома. Хотя его поза ничуть не изменилась, возбуждение будоражило кровь, по мере того как обратный отсчет близился к нулю.
Как всегда, Шон наслаждался ночной свободой. Он был готов принять вызов, испытать знакомое чувство уверенности в том, что он занимается своим делом, в котором он достиг высот и которое любил.
Иногда и это имело значение.
Но вместе с осознанием собственных обострившихся чувств он понял, что на этот раз что-то идет по-другому. Его определение свободы изменилось. Какая-то часть его существа изнывала от нетерпения под неподвижной оболочкой. Эта часть хотела, чтобы все поскорее кончилось и он смог вернуться к женщине, которая ждала его потому, что он попросил об этом.
Вот так – просто попросил.
Но Дэни была настолько же покорна и послушна, как пантера, защищающая детенышей; непритязательна, как дикий тропический закат. Она обладала бритвенно-острым умом, а иногда и таким же язычком.
Однако она доверяла Шону, как никто другой.
Даже он сам.
Дождь лил, не соблюдая никакого ритма. Небо озаряли беспорядочные вспышки молний, за которыми следовали раскаты грома. Предсказуемыми были только повороты камер и удары сердца Шона.
Он досчитал последние секунды и вышел из-за пропитанного дождевой водой ствола пальмы. Он не спешил. Черно-серые тона пончо обеспечивали надежную маскировку при таком дожде, а быстрые движения всегда привлекают внимание. Приближаясь к стальной ограде, он медленно извлек из бокового кармана брюк кусачки.
Несколько осторожных царапин по металлу убедили Шона, что ему невероятно повезло: либо до того, как Катя приобрела поместье, либо после кто-то покрыл ржавые железные прутья слоем черной краски. Краска быстро отслаивалась. Соленый воздух делал свое дело, разъедая мягкое железо под ней.
Прутья ржавели неравномерно. Одни оказались слабее других. Шон быстро обследовал несколько прутьев, выбрал из них один и взялся за работу.
Сначала кусачки легко вгрызались в ржавый прут, а затем металл столкнулся со столь же крепким металлом. Шон схватился за кусачки обеими руками и надавил изо всех сил. От натуги пот выступил у него на лбу и на спине, но он не издал ни единого звука.
Наконец челюсти кусачек сомкнулись с еле слышным хрустом. Опустившись на колени, Шон быстро перекусил прут еще раз, на высоте нескольких дюймов над землей. Трехфутовый кусок вертикального прута упал на песок.
Шон попробовал повторить ту же операцию с соседним прутом, но на этот раз ему не повезло: железный стержень почти не пострадал от коррозии. Шон передвигал кусачки вверх-вниз, вверх-вниз, но перекусить прут ему так и не удавалось.
Его мозг неуклонно вел отсчет секунд, но Шон не суетился. Он просто сжимал кусачки, пока мускулы на его шее не вздулись, а пот не полил сплошной струёй по спине под пончо.
Наконец еще один отрезок прута упал на песок. Шон убрал кусачки, подобрал оба прута и протиснулся в отверстие в ограде.
Спустя несколько секунд он оказался в зарослях кустов высотой до пояса, высоких цветов и в тени изящного тюльпанового дерева. Обильная растительность подтверждала предположение, что обитатели «Гармонии» не склонны следить за тем, как туристы разминаются на волейбольных площадках по соседству.
Кроме того, листва надежно скрывала из виду непрошеного гостя. Прежде чем ближайшая к берегу камера завершила оборот и начала возвратное движение к незащищенному участку ограды, Шон уже оказался под прикрытием.
Джилли с блеском провел бы эту операцию, размышлял Шон. Да и Бостон проделал отличную работу, изнутри подтачивая систему безопасности обожаемого босса.
Спрятав обрезки прутьев в кустах, Шон окинул взглядом поместье. Система сигнальных прожекторов была ничем не лучше ограды – она давно требовала ремонта. Шон легко перебегал от тени к тени.
Только прожектора у плавательных бассейнов были в полном порядке. Шон обошел то место, где его могли заметить в ярком луче, а затем по-пластунски переполз через дорожку, ведущую к пляжным домикам и белому песчаному пляжу.
Из одного домика донесся голос.
Шон застыл, опасаясь, что его обнаружили.
Но интонация голоса не изменилась.
Быстро заглянув в окно ближайшего домика, Шон убедился, что он в безопасности. Один из гостей
