— Вот-вот! Но я даже не знаю, где он живет в Америке…
— В Нью-Йорке. Найти будет нетрудно.
— Ага… У Трейси, наверное, были и другие друзья. Мы только одно никак не можем понять. Вот тут написано, что она была богата. Но откуда богатство? Разве она зарабатывала такие деньги в своем клубе?.. Ну, где она танцевала…
— В Лас-Вегасе.
— Точно! — Берт поднял вверх палец.
Журналист стал что-то быстро записывать в своем блокноте, но на лице его отражалось сильное сомнение. Лично ему не удалось подметить ни малейшего сходства между маленькой и худенькой Трейси Хэндфорд, изображенной на старой фотографии в бальной пачке, и Мариссой Монтклер, с ее знаменитыми длинными ногами и глубоким вырезом на роскошной груди… Не иначе как старики решили на этой истории хорошенько подзаработать. В газетах сообщалось, что личное состояние Мариссы превышало два миллиона долларов. Цифра, возможно, была завышена, но не намного… И откуда взялась эта миллионерша? Неужели из этой конуры? Да ну, не смешите людей! Он еще раз оглядел убогую комнатенку, в которой сидел, двух стариков и пришел к окончательному выводу, что явно ошибся дверью. Но профессиональный долг заставлял его отрабатывать каждую версию до конца, невзирая ни на какие сомнения.
— Могу я позаимствовать у вас снимок? — спросил он.
Берт и Мэйвис обеспокоенно переглянулись. Альбом был единственной вещью, которая осталась у них напоминанием о дочери.
— Но вы его вернете, конечно? — пробормотал Берт.
— Разумеется. Мы снимем копию, а в конце недели я лично прослежу за тем, чтобы вам вернули оригинал.
…Уже через полчаса он возвратился в маленькую редакцию «Маргейт эхо».
— Пара выживших из ума стариков, вот мое мнение, — сказал он своему боссу.
— Все равно надо проверить, — заметил тот. — Чем черт не шутит…
— Идиот! Несчастный идиот! — вскричала Анжела Венлейк, с раздражением отшвырнув от себя очередную газету с материалом о Мариссе Монтклер и ее бывшем муже.
Разгоревшийся в Америке скандал с каждым днем затрагивал ее все сильнее, что она считала вопиющей несправедливостью. В конце концов они с Эдвардом расстались одиннадцать лет назад! Так с какой стати, спрашивается, его проблемы должны до сих пор автоматически становиться ее проблемами?!
Но она могла негодовать сколько угодно, а суть дела от этого не менялась. Все газеты, и в особенности бульварные, взахлеб рассказывали своим читателям «семейную историю» Венлейка. Вся его биография была разобрана по косточкам. Его называли «потомком» короля Георга II и родственником первого герцога Саксмундхемского. В Пинкни это, положим, никого особенно не волновало. Половина жителей являлась сторонниками лейбористов, а другая половина состояла из молодых яппи, которые плевать хотели на все титулы, озабоченные лишь зарабатыванием денег. Но Анжела имела в виду другое. Ее задевало за живое, когда она читала про себя в газетах, как про «бывшую леди Венлейк, с которой сэр Эдвард в свое время пожелал развестись», или даже как про «женщину, которую сэр Эдвард бросил»! Просто возмутительно!
— Интересно, о чем он вообще думал… — соглашался с ней Саймон. — Девчонке двадцать лет! С ума сойти! Тут и ежу должно было быть понятно, что это добром не кончится!
— Я не знаю, как буду смотреть в глаза людям на Охотничьем балу. Просто не знаю! А что я теперь скажу Ланкастерам? И Фредди? Ну вот что? Они приезжают уже в конце этой недели… — Анжела пребывала в крайне расстроенных чувствах и рассеянно трепала шерстку своего спаниеля Боффина, который не отходил от нее ни на шаг.
— Ты тут совершенно ни при чем, мама! — горячо возразил Саймон. — Он живет в своей Америке — и прекрасно, а мы здесь! Я советую тебе умыть руки и полностью откреститься от всего. Мы с ним не встречаемся и не общаемся уже много лет. Дженни, конечно… Однако это ее личное дело. Нас с тобой это все не касается.
— И все же… Такой позор… — качая головой, сказала Анжела. — Наше имя постоянно полощут в прессе. Ясно, что ничего этого не было бы, будь мы простыми обывателями. Но титул, титул… Это решает все.
У нее был такой вид, будто она искренне жалеет о том, что они имеют титул.
— Ничего, скоро все забудется и рассосется само собой, вот увидишь, — с надеждой в голосе произнес Саймон. — Такие скандалы недолговечны. Того и гляди, произойдет что-нибудь новое, и об этом быстро забудут. Таковы законы жанра.
Анжела вздохнула:
— Да, ты, безусловно, прав. Все могло обернуться гораздо хуже, если уж на то пошло. Если бы она, скажем, сама выбросилась из окна… Только представь, какой шум поднялся бы! Я лично просто сгорела бы со стыда! А так… поскользнулась… С кем не бывает, правда? Скорее всего выпила лишнего… И все же, какая неприятная история! Ох, какая неприятная!
Саймон кивнул. Он чувствовал себя трезвым, рассудительным и взрослым мужчиной. Двадцать пять лет жизни как-никак позади, нешуточный опыт. В один прекрасный день он унаследует от отца титул и станет сэром Саймоном Венлейком. И уж, конечно, не будет выкидывать таких безумных фортелей.
Граф и графиня Ланкастеры приехали в четверг утром на своем стареньком «даймлере». За рулем сидел их сын Фредерик Уорхэм. Анжела вышла встречать дорогих гостей на крыльцо, едва заслышав скрип покрышек на гравийной подъездной дорожке. После традиционных приветствий и поцелуев, после привычного обмена любезностями и комплиментами, разговора о погоде Анжела провела гостей в дом. На заднем плане уже маячила фигура Питерса, которому было поручено взять багаж Ланкастеров и разнести его по комнатам.
— А где Дженни, моя дорогая? — спросила леди Ланкастер спустя пару часов, когда они все сидели в гостиной и пили чай.
Анжела Венлейк кашлянула в кулачок и метнула обеспокоенный взгляд в сторону Фредди. Слава Богу, тот был увлечен разговором об охоте с Саймоном.
— Ее нет дома, — тихо проговорила Анжела. — Вся эта ужасная история… вы, разумеется, уже слышали… — Она пододвинулась к подруге ближе и доверительным голосом продолжила: — У девочки доброе сердце. Она настояла на том, чтобы съездить к отцу, поддержать его в эту нелегкую минуту. Но это ненадолго, уверяю вас. Она вот-вот должна вернуться. А Эдвард… я просто не знаю, что и сказать. Та девушка была так молода, так молода! Мужская менопауза, не иначе, моя милая. И не верьте тем, кто утверждает, что этого у мужчин не бывает.
Леди Ланкастер взглянула на своего пожилого супруга, задремавшего в кресле.
— Ну, нам это явно не грозит, — с улыбкой промолвила она и добавила: — Очень мило со стороны Дженни проведать отца в такое время. Она его всегда любила, не так ли? Папина дочка?
Улыбка застыла на лице Анжелы. Поднос с огуречными сандвичами, которые она подавала, словно повис в воздухе. Графиня была абсолютно права насчет Дженни и Эдварда. Но Анжеле всегда было обидно это сознавать.
Охотничий бал должен был состояться на следующий вечер в Хавершэм-холл. Саймон пригласил Шарлотту Коуэн, чтобы она составила компанию Фредди. Анжела была вне себя от ярости. Сам Саймон планировал быть на балу вместе с симпатичной дебютанткой[1] Розмари Берджес, с которой познакомился в прошлом году.
— Почему бы тебе не уступить Розмари на этот раз Фредди, а себе взять Шарлотту? — приказным тоном посоветовала мать Саймону.
Тот обратил на нее невинный взгляд и спросил:
— Но зачем? Мне нравится Розмари, а Фредди симпатизирует Шарлотте.
— Боже, какой же ты глупый! — вскричала Анжела. — В том-то все и дело, что Шарлотта ему тогда понравилась! А как же Дженни? Пусть ее сейчас здесь нет, но нельзя же столь откровенно подсовывать Фредди эту нахальную девицу! Подумай о сестре!
Саймон пожал плечами:
