пушку… Тогда он, возможно, угомонится.
— Как же! Первым делом бросится в полицию с жалобами. Нет, это не выход. Вот если бы мне удалось написать о нем материал, где я всем рассказала бы о том, кто он такой, но… Он ловок и его нелегко схватить за руку.
— А мне пока придется заниматься Кэнди и ее непомерными требованиями.
Джеки участливо взглянула на него.
— Как ты думаешь, может быть, она не станет добиваться от тебя денег? Теперь, когда получила такую шумную рекламу? Ведь после всех этих статей па «Манхэттен старлайт» начнутся сплошные аншлаги.
— Да уж… ее станут вызывать на «бис», — сухо заметил Джеральд. — Господи, каким же я был дураком! И как меня только угораздило связаться с ней, не пойму! Ловко она спрятала своего дружка, ты не находишь? Как ей это удалось?
Джеки вновь глянула на первые полосы газет.
— Она хорошенькая. Я могу понять мужчин, которые попадаются на таких.
— Это всего лишь маска, дорогая. Маска, под которой скрывается — не к еде будь сказано — одна гниль.
Она глянула на Джеральда, который сидел напротив нее за кухонным столом с белой мраморной крышкой. Глаза их на мгновение встретились, и у Джеки екнуло сердце. Такова была ее неизменная реакция на взгляд его темных пронзительных глаз. Джеки невольно вспомнила, как они занимались любовью минувшей ночью. Джеральд был удивительным любовником, для которого на первом месте всегда стояло удовольствие партнерши, а потом уже свое собственное. Его появление в ее жизни, когда Джеки уже почти утратила надежду найти когда-нибудь настоящего человека, являлось настоящим чудом. Протянув руку, она сцепила свои пальцы с его пальцами и улыбнулась.
— Но ничего, все пройдет и впереди нас ждет замечательное будущее, правда? Мы будем вместе, и это главное.
Джеральд улыбнулся в ответ.
— Да. Как только я развяжусь с этой идиотской ситуацией, мы сразу поженимся. У нас будет настоящая, нормальная семья.
Джеки зарделась, словно девушка, перехватив его пристальный взгляд. В ней вновь пробудилось желание. Мысль о том, чтобы родить ему ребенка, до сих пор не приходила ей в голову, но сейчас, когда он сам намекнул на это, Джеки почувствовала себя самым счастливым человеком на свете.
— Мне ведь еще не поздно по возрасту, правда?
— Ты молода, любимая.
— Я хочу родить ребенка, — серьезно сказала Джеки. — Всегда хотела, но Ричарду это было не нужно.
Джеральд сильнее сжал ее пальцы. Наклонившись вперед, он нежно поцеловал ее в губы.
— Мы будем самой счастливой парой на свете, обещаю тебе.
— Я не сомневаюсь. — Они вновь встретились глазами. Джеки лукаво улыбнулась: — И знаешь… мне очень не хочется идти сейчас на работу.
Он снова поцеловал ее.
— Мне тоже. Ты сегодня можешь освободиться пораньше?
— Увы! Надо присутствовать на гала-концерте в «Алберт-холле», и еще я обещала заглянуть на бал в «Дорчестер». Плюс три коктейля, на которые меня пригласили. Господи, неужели я все это вынесу и не умру?
— Мне кажется, ты слишком напрягаешься на своей работе, любовь моя. Пять приемов за один вечер — это неслыханно!
— Если честно, Джеральд… я подумываю о том, чтобы уйти из «Сэсайети».
Его это удивило. Несмотря на то что она постоянно ворчала по поводу всевозможных приемов, званых обедов и людей, с которыми ей там приходилось встречаться, Джеральду казалось, что в принципе работа ей нравится.
— Почему? Я думал, тебе хорошо в журнале.
— Я привыкла к нему, — сказала Джеки. — Ну и льготы, конечно, фантастические. Такой образ жизни, какой веду я, могут себе позволить лишь очень обеспеченные женщины, а мне многое достается бесплатно. Я посещаю лучшие рестораны, путешествую только первым классом, бываю на всех премьерах, останавливаюсь в пятизвездочных отелях. И, как правило, меня везде встречают очень радушно. Но, сказать по правде, мне это уже давно приелось. Махинации Роланда Шоу, конечно, сыграли свою роль, но и помимо этого… Видишь ли, меня бесит, просто с ума сводит предсказуемость всего, что происходит в благородном обществе.
— То есть? — Джеральд подлил еще кофе ей и себе.
— Каждый вечер я вижу вокруг одни и те же лица, хожу по одним и тем же местам, ем неизменно одну и ту же еду и пью одни и те же вина. Люди на светских приемах и балах одеты всегда одинаково и говорят одно и то же. Такое ощущение, что ты попала в аквариум с золотыми рыбками и твой удел — До конца жизни безвылазно сидеть в нем, плавая кругами. — Она обхватила голову руками. — Меня убивает монотонность. Порой я прихожу куда-то и думаю: «Боже мой, ни одного нового лица!» И тогда у меня сразу же появляется желание поскорее уйти. Я знаю черные ходы почти во всех отелях и частенько все происходит так: я прихожу, обмениваясь приветствиями с хозяйкой вечера, делаю круг по залу и… исчезаю через кухню.
Джеральд рассмеялся:
— Господи, неужели все так плохо? Да, ну если наболело, тогда, конечно, увольняйся.
— Даже не знаю, в чем дело. То ли жизнь изменилась, то ли я сама на все уже иначе смотрю, — задумчиво проговорила Джеки.
В последние несколько месяцев она часто стала ловить себя на мысли, что по-другому относится к высшему свету. Поначалу — ощущение скуки, а затем что-то сродни отвращению.
— Может быть, в моем сознании произошло окончательное крушение всех прежних иллюзии, но теперь я твердо считаю, что благородное общество насквозь фальшиво, Джеральд. И люди, составляющие его цвет, фальшивы. У них в жизни одна забота: решишь, на какую вечеринку отправиться в следующий раз. Все это не имеет никакого отношения к реальной действительности. И по этому я начинаю понимать, что примерно на восемьдесят процентов обязана своей популярностью тому, что веду в журнале светскую колонку. Только поэтому эти люди и липнут ко мне.
Он усмехнулся.
— Ну может быть, не на восемьдесят процентов, дорогая, а, скажем, на семьдесят пять.
Джеки рассмеялась:
— Ты прямо как Кип! Нет, я серьезно. Стоит мне перестать работать в «Сэсайети», как поток приглашений прервется в одночасье. Ниагара пересохнет. Большинство знакомых забудут обо мне в тот же день, и, знаешь, я в общем-то не возражаю… Я и так никогда не считала их друзьями. Для меня они всегда были просто именами, которые я бесконечно тасовала в своих материалах. Но в то же время мне будет обидно сознавать, что основой наших «дружеских» взаимоотношении все-таки являлась моя должность в журнале. И все.
— Да, а сейчас-то они все заискивают перед тобой. Кстати, что ты подумала про меня, когда увидела впервые на том приеме? Наверно, что-нибудь вроде «Этот тоже сейчас будет лезть ко мне и выклянчивать упоминание о себе в журнале». Да?
— Нет, — с улыбкой ответила она. — Тех, кто добивается для себя рекламы, я чую за милю Тебе же в то г вечер нужно было другое и я благодарна тебе за это.
— Чем займешься, если уйдешь из журнала?
— Перейду в какое-нибудь более солидное издание, типа «Телеграф» или «Таймс». Буду брать интервью, писать очерки, хотя не уверена, получится ли внештатником, может, и возьмет, но мне все же хочется устроиться на оклад. Когда ты на вольных хлебах — это очень ненадежно, если только ты не общепризнанный гений.
— Полагаю, тебе не нужно беспокоиться о деньгах, дорогая, ведь мы вместе. Не сочти за