— Да нет, не обязательно. Просто людей, которым есть что сказать. Вот сегодня утром у нас был художник, который рисует исключительно на грифельной доске, а также женщина, которая родила и воспитала одиннадцать детей. — Он пожал плечами. — Подобный народ интересен зрителям.
В голове у Роланда лихорадочно заметались мысли. Вот если бы и ему прорваться на телевидение… Он бы рассказал о высшем свете, представился бы авторитетным специалистом по этой теме… Дал бы подробный отчет о последних событиях в благородном обществе Лондона. А может, впоследствии ему удалось бы сделать еженедельную передачу на эту тему… Водка, энергичная музыка, освещение и атмосфера «Давида» действовали на него возбуждающе, и воображение вскоре стало рисовать волшебные картины предстоящего успеха. Если он сумеет стать популярным телеведущим, тогда с ним все станут считаться. Это шанс, который может больше не представиться!
— Давай теперь я тебя угощу, — предложил Роланд, решив отступить от своего правила, которого придерживался уже больше года.
— Спасибо, — отозвался Хэл.
Пробираясь к бару мимо свеженьких юнцов, которых в другой ситуации не оставил бы без внимания, Роланд сейчас размышлял о более высоких целях. Покувыркаться под одеялом с красавчиком, конечно, неплохо, но разве это сравнится с появлением на телеэкране?!
Едва различимые голоса долетали как будто издалека. Селия напрягала слух, пытаясь разобрать, о чем идет речь, но нечеловеческая усталость беспрестанно накатывала на нее тяжелыми волнами, и она сдавалась, впадая в полузабытье. Впервые в жизни она добровольно отдала себя — душу и тело — в руки других людей. Сняла с себя всякую ответственность за себя, и ею овладело странное чувство облегчения. «Теперь, что бы ни случилось, я не виновата», — думала она. Она устранилась от всего и провалилась в ватную бездну — теперь ее ничто не касалось, ничто не волновало.
Лишь временами в мозгу на краткие мгновения вспыхивало осознание случившегося, и тогда перед глазами начинали мелькать картинки: отец, привлеченный к суду, согбенный и еще больше постаревший, дает показания; судья оглашает приговор, обрекая отца на пожизненное заключение; одновременно где-то на заднем плане слышатся всхлипывания матери, сердце ее разбито.
В одну из таких минут Селия вдруг почувствовала на себе прикосновение чьих-то ласковых рук, услышала ободряющие голоса и поняла, что рыдает не мама, а она сама.
— Селия, любимая…
Она делала вид, что не слышит, не желая выходить из уютного темного кокона.
— Любовь моя… Селия…
Она узнала голос Хьюго, но по-прежнему никак не реагировала. Господи, почему он не замолчит, не оставит ее в покое? Зачем он ее дергает, тормошит?
— Все обошлось, Селия. — Голос никуда не пропадал. — Твоему отцу ничто не угрожает, любимая. Теперь все будет хорошо.
Это, конечно, всего лишь ловкий трюк. Они хотят, чтобы она пришла в чувство, и поэтому лгут ей — лорды якобы проголосовали против закона. Но Селия не купится на это, не будет слушать Хьюго, что бы тот ни говорил. Отец в Ирландии, но его вот-вот возьмут под арест. Хорошо бы ее не трогали, дали поспать.
— Я говорю правду, Селия. Твоему отцу теперь ничто не угрожает, клянусь. Все позади. — Голос Хьюго стал громче и слышался отчетливее.
Она полуоткрыла глаза, не зная, снится ли ей все это или нет. Через несколько мгновений туман стал расступаться и она различила лицо мужа совсем близко от своего лица и почувствовала, как крепко он держит ее за руки.
— Хьюго? — прошептала она неуверенно.
— Да, любимая. Ты слышала, что я сказал?
— Это правда?
Неужели есть надежда? Неужели отец и остальные, такие же как он, получили временную передышку?
— Правда, — заверил ее Хьюго. — Закон был отклонен большинством всего в четыре голоса, но это не важно. Его не приняли, а значит, волнения позади. Твой отец в безопасности.
Хьюго был бы до конца честен, если бы добавил роковое слово «пока». Но он благоразумно воздержался. Общеизвестно, что правительство активно выступает за принятие закона и рано или поздно снова вынесет его на голосование. Вопрос лишь в том, умрет ли Эрнест от старости еще до этого или и в следующий раз лорды отклонят закон?
Но главного он добился: Селию удовлетворили его новости. Она улыбнулась и чуть сжала его руку. Впервые за последние дни лицо ее разгладилось и тревожные морщинки исчезли. Еще несколько суток в этой больнице на Кромвель-роуд под присмотром лучших врачей и все будет нормально.
Хьюго решил для себя еще одну вещь: он никогда не скажет ей, как голосовал сам… как бы она его ни упрашивала.
С телевидения за Роландом прислали машину. Она пришла ровно в пять тридцать утра, как и предупреждал Хэл. Он говорил, что все гости передачи должны будут собраться в студии к шести, а разговор в прямом эфире начнется ровно в семь пятнадцать. Роланд проснулся пораньше и к приходу машины был уже полностью готов и пребывал в состоянии большого волнения. Он и не предполагал, что так легко прорвется в телепередачу «Первым делом». Пара забавных историй из жизни высшего света, — а уж Роланд постарался сделать их юморными, легкими и безобидными, — и не пришлось даже второй раз угощать Хэла водкой с тоником. Он предложил Роланду через два дня принять участие в передаче, гостей которой попросят ответить на вопрос: «Существует ли еще классовая система?»
— Ты познакомишь телезрителей со своей точкой зрения как человек, частенько бывающий на всевозможных светских приемах и вечеринках, — предложил Хэл. Будто Роланда требовалось говаривать. — Расскажешь о том, что знаешь. Разовьешь какую-нибудь небольшую тему. Скажем, принимают ли аристократы в свои круг нуворишей?.. Или что значит быть дебютанткой в высшем свете в 1990 году? Чем нынешняя система отличается от старой, когда молодых девушек представляли ко двору в Букингемском дворце?
Роланд живо кивал в ответ.
— Да, это будет неплохо, — непринужденно согласился он. — О, я столько всего могу рассказать! Запросто сумел бы даже делать еженедельные отчеты о жизни благородного общества. Что-то типа светской хроники, а?
Хэл задумчиво кивнул:
— Это интересно… Но посмотрим сначала, как пройдет твое первое появление на экране, хорошо? Другими гостями будут профессор Джулиан Уинтертон, социолог, леди Элизабет Гринстед, графская дочь, которая была дебютанткой в 1918 году, а также некий Дании Фокс, представляющий организацию «Классовые борцы» и, разумеется, люто ненавидящий все, что связано с нынешней нашей властью. Думаю, он оживит дискуссию.
— Да-да, конечно, — торопливо поддакнул Роланд.
Что ж, возможно, это тот самый большой шанс, которого он так долго ждал. Возможность завоевать известность. В конце концов в Лондоне есть немало таких, кто знает не больше, чем он, но называет себя экспертом в вопросах общества. Так почему бы и ему не стать одним из них?
Машина пришла вовремя. Роланд в предвкушении предстоящего, сильно волнуясь, сел в нее и бросил шоферу:
— Я сегодня выступаю в «Первым делом».
— Знаю, — буркнул тот.
Машина двинулась по все еще погруженным в полумрак пустынным лондонским улицам в сторону студий «Стар телевижн» в Гринвиче. Роланд, рассеянно выглядывая в окно, мысленно уже отвечал на вопросы, репетировал остроумные ответы, пересказывал в уме наиболее забавные истории. Своим появлением на телевидении и манерой держаться он произведет настоящий фурор. Операторы будут восхищаться тем, как естественно он смотрится. Телезрители забросают программу письмами с просьбами еще раз показать «того интересного молодого человека». Его пригласят снова, уже на постоянную работу. А если повезет сегодня, то ему сразу же предложат вести собственное ток-шоу, где он будет брать интервью у
