Она виновато улыбнулась:
— Прости, меня действительно заклинило.
— Вот и отлично. А у меня, между прочим, есть кое-какие новости.
— Хорошие? — Она протянула ему руку ладонью вверх и она накрыл ее своей, сплетя пальцы.
— Сегодня мне звонила Кэнди. Джеки насторожилась.
— И что она хочет?
— Она согласна на развод без алиментов и содержания.
— Что?! — изумилась Джеки. — С чего это вдруг?
Джеральд усмехнулся:
— Ну уж, во всяком случае, совесть здесь ни при чем.
— Тогда что же?
— Насколько я понял, ей позвонили из «Дэйли экспресс» и сказали, что они, мол, прослышали о том, что она вышла за меня замуж исключительно из корыстных побуждений, чтобы устроиться на работу в Англии, а между тем все это время поддерживала интимные отношения со своим старым дружком.
У Джеки широко раскрылись глаза.
— Откуда они узнали? Он пожал плечами.
— Учитывая то, что она мне рассказала, думаю, это одна из последних проделок Роланда Шоу. Они с ним повздорили, и она не исключает, что это была месть с его стороны.
— И что теперь будет? «Дэйли экспресс» про все напечатает?
— Нет, Кэнди сказала им, что это бесстыдная ложь. А потом позвонила мне и сказала, что если я поддержу ее в этом, она даст мне развод тихо и без шума. И денег не попросит ни пенни.
Джеки радостно улыбнулась:
— Но это же прекрасно, милый! Господи, какое облегчение!
Джеральд крепче сжал ее руку.
— Ну как, хорошая новость или нет?
— Знаете, что я вам скажу, мистер Гулд? — весело проговорила Джеки. — Я вас очень люблю и просто жду не дождусь той минуты, когда стану миссис Гулд!
Ей показалось, что Джеральд хочет что-то сказать, но он, очевидно, передумал и момент прошел.
— Что? — спросила она улыбаясь.
Он только улыбнулся. В глазах его ничего нельзя было прочитать.
— Ровным счетом ничего, любимая.
В здании муниципального крематория из красного кирпича на севере Лондона церемонии совершались бесконечной чередой с утра до вечера без выходных. С неумолимым постоянством конвейер смерти забирал в свое горнило непрерывный поток гробов, которые выгружались у крыльца с катафалков и сопровождались скорбящими, приезжавшими в черных траурных лимузинах. Одна церемония настолько быстро сменялась другой, что людям после отпевания давалось лишь десять минут на то, чтобы взглянуть на многоцветные прощальные венки с однотипными карточками «В память о…». После чего служащий крематория просил их освободить помещение для других.
В это утро между отпеванием какого-то любимого деда, которого провожала в последний путь вся его многочисленная родня, и известного бизнесмена, коллеги которого сочли своим непременным долгом оказать ему последние почести, к крематорию без всякого сопровождения подъехал одинокий катафалк с дешевым гробом. На простой деревянной крышке не было ни единого цветка, и в последний путь покойного никто не провожал. Водитель катафалка, не выключая мотора, терпеливо ожидал, пока из часовни выйдут последние зареванные дети, хоронившие деда, и рассядутся по черным лимузинам. Когда это произошло, он подъехал прямо к входу.
Из дверей вместе с носильщиками вышел служащий крематория, которого водитель хорошо знал, чтобы уточнить имя усопшего.
— Мистер Роланд Шоу? — спросил он, сверяясь со своим списком.
— Так точно, — ответил водитель и добавил, решив блеснуть чувством юмора: — Приехал сам по себе.
— Сам по себе? — не понял служащий.
— Ну да. Ни семьи, ни друзей. Редко такое бывает, верно?
Впрочем, водитель проглядел одного мужчину, который проскользнул в часовню и занял место в заднем ряду. На нем были серые фланелевые брюки и темно-синяя стеганая летная куртка, подчеркивавшая мощность его телосложения. С бесстрастным выражением лица он наблюдал за тем, как гроб проносят по узкому проходу в часовне и ставят на возвышение перед темно-малиновыми бархатными занавесками. Затем появился пожилой священник и, равнодушным взглядом окинув пустой зал, начал службу:
— Мы все собрались здесь…
Мужчина, сидевший в заднем ряду, погрузился в свои мысли. Он всего лишь раз встречался с Роландом Шоу, но знал о нем решительно все и, честно говоря, ожидал, что сегодня сюда набьется немало народу. Хотя бы из любопытства. Где все те люди, которыми Роланд окружил себя, пока шатался из одной благородной лондонской гостиной в другую? В основном это были вдовствующие герцогини, свергнутые заграничные монархи, светские выскочки, а также неудачники, которые постоянно тряслись от страха, когда Роланд поднимал круги на безупречной глади высшего общества. Но вот Роланд умер и забрал все свои секреты в могилу. Так где же они все, эти люди? «Как хрупка все-таки природа человеческих взаимоотношений, — подумал мужчина, выпятив нижнюю губу. — В итоге Роланд остался без друзей, один- одинонишек.
— …из праха восстал, в прах и обратишься… — нудно тянул священник. Он так отчаянно морщился, словно увидел в мясной лавке некачественный кусок говядины.
С легким жужжанием, — которое совершенно потонуло бы в звуках траурной музыки, которую, однако, не включили, — малиновые занавески разъехались в стороны, и дешевый гроб дернулся вперед, словно поезд, который переводят на запасные пути. Наконец, прочно встав на рельсы, он мягко и неслышно уехал из часовни в печь, и занавески закрылись.
Вернувшись в машину, которую он оставил в сотне ярдов от часовни, мужчина набрал по мобильному телефону номер, который знал наизусть. Разговор был краток.
— Я только что проводил его.
— Все нормально? — спросили на том конце провода.
— Да. Вам нужен пепел?
— Зачем? В конце дня его так или иначе смешают с пеплом других людей. Какой толк в нем?
Мужчина вновь выпятил нижнюю губу и кивнул.
— И верно, — сказал он.
На дворе стоял декабрь, и Селвин без всякой радости ожидал приближения Рождества и Нового года, ибо считал, что эти праздники исполнены показушного фальшивого веселья. Даже кончина Роланда Шоу не улучшила ему настроения. В отличие от Элфриды.
— Теперь никто не узнает про мое прошлое, слава Богу! — воскликнула она при получении известия и перекрестилась. — Я так счастлива! Я буду тебе образцовой женой, — совершенно серьезно добавила она.
Когда Селвин выкупил обратно ее драгоценности, она всплакнула от радости, бросилась ему на шею и со своей стороны поклялась, что исполнит все условия, которые он тогда вечером выставил перед ней. Селвин рад был это слышать. Особенно когда с ужасом вдруг начал осознавать, что стоит на грани банкротства. Познакомившись с Элфридой, он настолько увлекся ею, что утратил деловую бдительность и проворонил момент наступления спада. Он не видел того, чего не желал видеть и по-прежнему жил по принципу: все или ничего. Да и Элфрида так по-детски радовалась возможности тратить большие деньги…
Но теперь пришло время взглянуть суровой правде в лицо. Необходимо предпринять какие-то срочные меры. Селвин задолжал банку уже несколько миллионов фунтов под четырнадцать процентов, акции его падали в цене, а компания лишилась нескольких крупных контрактов, которые могли бы поправить дело. Вдобавок ко всем этим бедам Селвин до сих пор вынужден был сидеть в огромном особняке, похожем на
