реальности. Послышался шепот моих нью-йоркских подруг и коллег: «Вы знали, что Элизабет — лесбиянка?» Что означает в действительности этот ярлык?
— Chica, тебе нужно отдохнуть.
Мерседес поняла меня; опустилась на колени, погладила по головке. Прильнула к моей груди, толкнула подбородком, заставив меня снова улыбнуться.
— Preciosa, не беспокойся, — невозмутимо произнесла она. — Женщина умеет доставить удовольствие другой женщине, и нечего этого стесняться. С тобой это впервые. Такое случается. Знаем только мы двое. Если никому не говорить, никто и не узнает. К тому же кому какое дело? Правда, Джордж бы обрадовался. Но мы и Джорджу не скажем.
Она подтолкнула меня к кровати. Какое облегчение — Мерседес свернулась в клубок на своей половине, довольно далеко, и крепко заснула. Запланировала ли она все это?
Я лежала и размышляла. Вот уж никогда не предполагала, что окажусь втянутой в лесбийские отношения. Никогда прежде не думала об этом. Как у большинства женщин, мое внимание было сосредоточено на мужчинах или их отсутствии. Я хотела ребенка, маленькую девочку. Назвала бы ее Марией. Моя дочь Мария будет убеждена, что мой мир добр, даже совершенен, и всегда был таким. Может ли быть иначе, если я — ее мать? Она подрастет и станет походить на меня. Почему нет? Я хотела вырасти и походить на Марию. Рассказывая ей истории, которые матери обычно рассказывают дочерям, я буду вспоминать только то, что происходило со мной до десяти лет. Обнимая Марию субботними утрами в нашей большой кровати, поведаю о том, какой счастливой была Куколка Бетти. Буду ворковать на ухо моей Марии, как ворковала Мария Бетти, произнося русские слова. И скажу: «Моя дорогая девочка, мы — как две ложки в ящике стола. Я люблю тебя, моя дорогая ложечка». Именно так говорила моя мама.
ГЛАВА 10
Проснувшись в час дня, мы с Мерседес не стали обсуждать утреннее происшествие. Быстро оделись и отправились гулять вдоль знаменитого памплонского акведука.
После обильного испанского ленча в три часа последовали за толпой на Плаза де Торос, где находилась арена. Расположившись в своей ложе, находившейся в тени, Мерседес посмотрела на украшенную цветами ложу ближе к арене.
— Погляди туда, — указала она.
Я увидела точеные черты лица и зрелую красоту женщины, недавно разменявшей шестой десяток. Она сидела в гордом одиночестве; на ней была классическая испанская красно-черная кружевная мантилья, а в ее темных распущенных волосах торчал высокий красный гребень. Обращала на себя внимание ее фарфоровая кожа. Женщина смотрела вперед, высоко подняв голову, ее темные глаза явственно отказывались вступать в контакт с окружавшими ее людьми. Словно островок старой Испании среди современной толпы поклонников бейсбола.
— Она — известная актриса? — спросила я.
— Нет, это донна Фернанда Роса Алькасар, мать Маноло Арриегаса, матадора, которого ты сейчас увидишь. Они обожают друг друга. Донна Фернанда — единственная женщина, которой Маноло доверяет, она — его менеджер.
— А как насчет жены?
— О, в жизни Маноло нет места для другой, даже для жены. И донна Фернанда полностью поглощена своим сыном. Следит за тем, чтобы ни одна другая женщина не приближалась к нему.
— А секс? Только не говори, что они — любовники.
— Не думаю. Маноло всегда путешествует с многочисленной мужской свитой. Она охраняет его от женщин, какую бы страсть он ни изображал… Однако, когда ему нужен секс, свита проявляет необыкновенную прыть.
Мерседес старалась говорить небрежным тоном, но было ясно — она предупреждала, что ей не понравится мой преувеличенный интерес к Маноло.
— Надо же, — бесстрастно произнесла я.
В этот момент зазвучали фанфары, и шествие началось. Все участники сегодняшнего спектакля совершили круг по арене.
Первыми шли матадоры в сверкающих нарядах. Профессиональная экипировка людей этой мужественной профессии состоит из короткой куртки, усыпанной блестками и драгоценностями, и узких, обтягивающих ноги панталонов. Двое матадоров были очень молоды, как мой Жозелито. Один из них в лавандовом костюме — именно такого цвета костюм был на Жозелито в тот день, когда я впервые увидела его и влюбилась.
— Смотри, chica, это Маноло Арриегас.
Мерседес указала на матадора с точеным лицом, в белом костюме, который казался мужественнее и увереннее, чем другие. Он явно был любимцем толпы.
— Он выступит первым.
Маноло эффектно прошел по арене; остановился у ложи президента и отвесил поклон. Оказавшись напротив нашей ложи, он поднял глаза и улыбнулся. Если он и волновался перед боем, то не подавал вида. В ответ на его галантность мы встали.
— Не верь его улыбке, — зловещим шепотом предупредила Мерседес. — Флирт для него — только игра.
— Разве он чем-то отличается от других мужчин и даже женщин? — парировала я.
— Pobrecita.
Она игриво улыбнулась.
— Тебе попадались в жизни такие плохие люди. Может, теперь мы это изменим… да?
— Возможно, да, возможно — нет.
За матадорами следовали пикадоры на лошадях, они держали в руках длинные копья — деревянные палки с массивными стальными наконечниками. Я всегда ненавидела их жестокую работу. Они кололи быка в загривок всякий раз, когда он пытался броситься на коня и ударить его. Бока лошади защищены серыми щитками, утверждают, что конь не чувствует удара, но я не раз видела, как рога вонзаются в конские мышцы сзади, если пикадор не успеет развернуть животное. Меня уже подташнивало при мысли о подобном варварском зрелище.
Затем на арену вышли отважные бандерильеро — помощники матадоров. Двигаясь, точно в танце, они втыкают три вида коротких, обернутых цветной бумагой палочек с острыми наконечниками в лопатки быка, выматывая его таким образом, чтобы матадор смог показать свое искусное владение мулетой. Myлета — это короткий красный плащ, которым он совершает эффектные движения перед финалом — смертью быка. Мой Жозелито всегда сам втыкал бандерильи. Превосходно сложенный, он стоял на арене, сдвинув ноги, подняв руки высоко над головой и чуть изогнувшись, чтобы пропустить разъяренного быка сбоку.
Мерседес прервала мои воспоминания.
— У тебя такое выражение лица… О чем ты задумалась?
— О человеке, которого любила очень сильно, Мерседес, — ответила я, получая определенное наслаждение от ее огорченного вида. — А о чем думаешь ты?
— О недавних событиях, chica, недавних событиях, ты их помнишь? — торжествующе прокричала она сквозь грохот духового оркестра и шум толпы.
На арене остался только сидящий в седле пикадор.
Под звуки фанфар загон открылся, и огромный белый бык стремительно ринулся к лошади. Пикадор ловко повернул коня, и бык вонзился рогами в деревянное заграждение. Помощники матадора, так называемые пеоны, успели перемахнуть через барьер, затем вернулись на арену и начали размахивать плащами, вынуждая быка вновь броситься на коня. На этот раз, повернув лошадь, пикадор нагнулся и вонзил копье в спину разъяренного быка. Прием, очевидно, был выполнен мастерски, потому что толпа пришла в неописуемый восторг. Я отвернулась; на лице Мерседес появилась улыбка.
— Смотри, — приказала она. — Это через секунду закончится.
Слава Богу, она оказалась права. После нескольких точных, безжалостных ударов начался следующий этап драмы.
В этот момент, словно давая отдохнуть от жестокости, несколько матадоров, включая Маноло, по очереди выполнили изящные вероники, часто изображаемые на плакатах и открытках. Мужественный бык
