удастся писать?
— Вот об этом я и думал. Мне надо уехать одному туда, где можно прожить без особых затрат, где нет знакомых и где ничто не отвлечет меня от работы.
Лидия прикусила губку.
— Что ты имеешь в виду?
— Я уезжаю в Грецию.
— В Грецию?! Неужели из-за наших раздоров?
— Ты ни при чем. Я принял решение сегодня утром и должен уехать один, пока у меня еще остались кое-какие деньги. Если не сделать этот рывок, мне никогда не узнать, на что я способен. Речь идет не о безделицах для студенческой самодеятельности, а о чем-то таком, что взялись бы поставить на Бродвее. Мне надо доказать себе, что я конкурентоспособен.
— А я надеялась, что ты любишь меня.
Алекс обнял ее.
— Так и есть, хотя и веду себя как мерзавец… Сейчас мне придется проявить разумный эгоизм. Ведь я теряю уважение к себе! Если за несколько месяцев я сделаю что-то значительное, то вызову тебя туда.
— Очень благородно с твоей стороны.
— Прошу тебя, Лидия, не надо, мне и так тяжело.
Постарайся понять меня.
— Я поняла: ты меня разлюбил и уезжаешь, — холодно бросила она.
Алекс вздохнул:
— Не будем обсуждать это сейчас: На вечеринку ты отказалась идти, мне тоже не хочется. — Он взял со стола книгу.
— На вечеринку? Почему бы и не пойти? — Лидия открыла шкаф и выбрала платье. — С Новым годом, — сказала она себе. — Ты снова свободна. Пойдем, Алекс.
Нам есть что отпраздновать.
Полночь еще не наступила, а уже хлопали пробки, в бокалы наливали шампанское, все поздравляли друг друга и целовались. Лидия оделась в тот вечер под стать своему настроению во все черное: водолазку, кожаную юбку с разрезом и ажурные чулки. Собрав волосы на затылке, она решила позволить себе одно украшение — дешевые серьги.
Затягиваясь своей обычной «Гитаной», Лидия беседовала с одним сценаристом. К ним подошел Бернар Жюльен с бутылкой шампанского, наполнил их бокалы и поцеловал Лидию.
— Я никогда еще не слышал, как ты говоришь по-французски… У тебя такое милое произношение.
— Так вы англичанка? — спросил сценарист. — Я понял, что вы не француженка, но мне почему-то показалось, что у вас швейцарский акцент.
— Я американка, — сказала Лидия, — но мой учитель французского был родом из Женевы.
— В черном ты выглядишь потрясающе, — заметил Бернар. — Это что, в Соединенных Штатах такая традиция: надевать черное на празднование, как там у вас называется — День Святого Сильвестра?
— Канун Нового года. Нет, это придумала я и оделась так, предвкушая грядущие перемены.
К ним подошла высокая женщина лет тридцати. Темные стриженые волосы обрамляли скуластое лицо с полными чувственными губами и чуть приплюснутым носиком. Лидия никогда не встречалась с ней, но видела фильмы с ее участием.
— Мэри Барт, — представил ее Бернар. — А это Лидия Форест, приятельница Алекса.
Мэри кивнула Лидии и взяла Бернара за локоть:
— Мне надо с тобой поговорить. — Она отвела его в сторону.
— Она будет играть главную роль в фильме Бернара, — сообщил Терри, сценарист. — Мэри очаровательна. Алекс ваш приятель? Покажите мне его.
Лидия затянулась сигаретой и указала глазами на Алекса.
— Он мне вовсе не приятель.
— До полуночи остается одна минута! — крикнул Бернар. Лидия заметила, что Мэри Барт окружила толпа поклонников.
Все оживились, наполнили бокалы и начали отсчет последних минут уходящего года. Часы пробили двенадцать раз, и с последним ударом послышались возгласы и поздравления.
— С Новым годом! — Бернар внезапно подошел к Лидии и поцеловал ее.
— Счастья тебе в 1972 году! — Алекс приблизился к Лидии и обнял ее за плечи.
Лидия через силу улыбнулась:
— Счастливого года!
Перед отъездом Алекса на остров Спеца его отношения с Лидией наладились.
В последний вечер Алекс пригласил ее в «Доминик», ресторан с русской кухней на улице Бреа. Пока сменяли блюда, они пили из серебряных стопочек перцовую водку, провозглашая тосты за всех, начиная с Инки Кларка, сотрудника йельской администрации, который ратовал за прием в университет студентов из разных слоев общества, и кончая Надей, покорительницей космических просторов.
— За нас! — сказала наконец Лидия.
— Не спеши. Сначала за тебя.
Они выпили.
— Теперь за тебя.
— За Джуно.
Лидия выпила за Джуно.
— Это еще не конец, — сказал Алекс, — а только интерлюдия. Ты приедешь весной в Грецию навестить меня?
— А как же? Возможно, и Джуно приедет на каникулы. Три мушкетера в Греции!
Алекс рассмеялся:
— Вернее, три сообщника.
После отъезда Алекса у Лидии начался новый этап парижской жизни. Сначала она была здесь с Алексом и Джуно, потом с Ноэлом Поттером. Порвав с ним, изнемогала от одиночества, но ее спасло появление Алекса.
Теперь, снова оставшись одна, Лидия твердо решила преодолеть страх перед одиночеством.
Стараясь не бывать дома, она бродила по городу, ходила в театр, в кино, посещала картинные галереи; сидя в кафе, писала письма или читала Клода Ливай-Строса и научилась отшивать праздных волокит, пристававших к ней. Увлеченная занятиями у Ноэла Поттера, Лидия стала чаще проводить время в обществе студийцев и избегала встречаться с теми, с кем познакомил ее Алекс. Она не чувствовала себя несчастливой и обездоленной, поскольку ей удавалось заполнить делами дни и вечера. Хуже всего Лидии бывало по ночам.
В середине февраля ей исполнилось двадцать лет.
День выдался по-весеннему мягкий, и она отпраздновала это событие, взяв напрокат лошадь и прокатившись галопом по Булонскому лесу. В сумерках друзья-студийцы неожиданно устроили для нее вечеринку, которую почтил присутствием сам Ноэл Поттер. Он подарил Лидии свою книгу «Искусство и его суть: актерское мастерство» с дарственной надписью.
Около полуночи Лидия возвратилась на улицу Вернье и, отпирая дверь, услышала, как звонит телефон.
— Лидия? С днем рождения! — раздался голос Джуно на другом конце трансконтинентальной линии. — Я весь день пытаюсь дозвониться тебе.
— Джуно! Господи, как я рада!
— Как ты? Чувствуешь, что ты уже не тинэйджер?
Лидия рассмеялась:
— Давным-давно. А как ты? Как Йель?
— В Йеле стало вроде бы спокойнее, но не хватает тебя и Алекса. Кстати, прости, что я тогда так глупо поступила. Мне все еще не удалось избавиться от выходок тинэйджера. Простишь? Как Алекс?
— Я получила от него поздравительную открытку. Он в Греции… пишет пьесу.
— Что?! Когда же он уехал?
