марихуаной.
— Великолепное зелье! — Он затянулся и передал сигарету Джуно. — Сделай одну-две затяжки.
Джуно глубоко затянулась и снова легла на циновку.
«Травка» ударила ей в голову. Она приподняла бедра, чтобы помочь Максу стянуть с нее джинсы и трусики.
Тот, уже освободившись от одежды, опустился на колени и начал массировать ей груди. Джуно застонала.
— Темноволосая леди… пантера, — прерывисто дыша, шептал он, а руки его скользнули вниз, по бедрам. — Напряглась, словно пантера перед прыжком… гладкая, упругая… — Тихо вскрикнув, он погрузился в нее.
— Ox! — воскликнула она, словно пронзенная током.
Приподняв бедра, Джуно обхватила Макса ногами.
Девушке показалось, будто ее закрутило в водовороте.
Ощущая тяжелое дыхание Макса и напряжение его тела, Джуно поняла, что приближается к оргазму.
Но Макс, громко вскрикнув, замер. Джуно тоже вскрикнула. Неизведанное было так близко, она уже видела яркий свет наверху водоворота, изо всех сил стремилась к нему, но ее лишь затягивало вниз.
Макс перекатился на спину и откинулся на подушку, самодовольно улыбаясь:
— Тебе повезло, что твоим первым мужчиной стал студент Йельского университета.
В отличие от многих однокурсниц Джуно Джонсон приехала в Йель уже не девственницей. В средней школе ее и Дэвида Абейту называли «золотой парочкой».
Они очень подходили друг другу, хотя Дэвид был значительно консервативнее Джуно. Он строил грандиозные планы относительно их совместной жизни: окончив юридический колледж, Дэвид собирался жениться на Джуно и завести детей, но считал необходимым подождать с сексом до того времени, Джуно, переполненная чувствами, не отличалась таким терпением. Находясь рядом с Дэвидом, она едва сдерживала себя, а по прошествии двух лет соблазнила его.
Это случилось под утро после школьного выпускного вечера, когда все, разбившись на парочки, разошлись.
Возбужденная долгожданным событием — окончанием школы, Джуно уговорила Дэвида поехать на Тано-роуд и полюбоваться восходом солнца над горами Сангре-де-Кристо.
Они расположились на капоте машины, слушая по радио Дженис Джоплин и потягивая пиво «Карта- бланка». Когда предрассветное небо посветлело, Джуно, расхрабрившись от пива, сбросила босоножки и стянула юбку прямо на глазах у ошеломленного приятеля.
— Ну же, Дэвид, — сказала она, — момент настал.
Это начало нашего совместного будущего. — Она грациозно приблизилась к нему и начала медленно расстегивать пуговицы на своей блузке.
— Джуно, ты слишком много выпила. Пожалуй, лучше отвезти тебя домой.
— В таком случае только в обнаженном виде. Я все решила… и одеваться не собираюсь. — Джуно взялась за его ремень, игриво прикасаясь рукой к утолщению под брюками.
Дэвид тяжело дышал.
— Джуно, перестань! Утром ты пожалеешь об этом.
— Дэви, утро уже настало. Я могу пожалеть лишь о том, что мы не сделали этого. Я знаю, ты хотел бы жениться на девственнице, но на дворе 1969 год… Это уже не котируется. Возьми меня сейчас, а поженившись, мы повторим это снова.
Дэвид обнял ее.
— Придется мне сохранить самообладание и думать за нас обоих.
— Я вполне владею собой, но хочу этого. — Джуно стянула трусики, поцеловала Дэвида и прижалась обнаженными бедрами к его возбужденному члену.
— Я люблю тебя, Джуно. Ты знаешь, что я хочу тебя больше всего на свете. — Дэвид вцепился в ее спину, быстро отвернулся и, тяжело вздохнув, стукнул кулаком по капоту машины. — Даю тебе последний шанс одуматься. — Потом мне едва ли удастся остановиться. — Он помолчал. — У меня в бумажнике есть презерватив.
Брат подарил мне на день рождения.
Джуно крепко прижала к себе Дэвида.
— Я люблю и хочу тебя. Никто еще не вызывал у меня таких чувств. Сейчас самое подходящее время. Мы окончили школу и осенью поступаем в колледж. Это символично.
Расстелив на земле свою мексиканскую крестьянскую юбку, Джуно улеглась, глядя на Дэвида темными любящими глазами. Смущенный и взволнованный, он торопливо разделся.
— Господи, как холодно!
— Иди сюда. Я согрею тебя.
Дэвид нерешительно приблизился к Джуно и робко прикоснулся к ее груди.
— 0-ох!.. — Джуно закрыла глаза, чувствуя, что он, приободренный ею, стал немного смелее.
Дэвид поцеловал ее в губы, и его язык начал быстро двигаться. Все это совсем не походило на их прежние поцелуи. Дэвид стал настойчивее, нетерпеливее. Его руки скользнули вниз, и пальцы погрузились в поросль на лобке, двигаясь поспешно и наугад. Услышав незнакомые гортанные звуки, Джуно не сразу догадалась, что это она сама постанывает от наслаждения.
Дэвид на мгновение остановился и стал, нервничая, натягивать презерватив. Потом его член, прохладный и скользкий от специальной смазки, после нескольких неудачных попыток вошел в нее. Боль оказалась совсем не такой сильной, как опасалась Джуно, и быстро прошла. Когда их тела начали ритмично двигаться, Джуно унеслась в заоблачные выси.
Все кончилось слишком быстро. Не прошло и нескольких минут, как Дэвид прошептал сдавленным голосом ее имя, и тело его содрогнулось. Обливаясь потом, он осторожно опустился на землю рядом с ней. Его член обмяк и поник.
Неужели в этом и состояло великое событие, о котором Джуно мечтала с четырнадцати лет? Прижавшись к Дэвиду, она изобразила восхищение. Не зная, как нужно вести себя в подобных случаях, Джуно утешалась тем, что все дело в их неопытности. Впоследствии же это будет доставлять куда большее удовольствие.
Ее мечта о том, что теперь, когда запреты сняты, их сексуальные отношения наладятся, не оправдалась. Летом они занимались любовью крайне редко и весьма неуклюже. Когда пришло время уезжать в И ель, Джуно уже сомневалась, что когда-нибудь выйдет замуж за Дэвида Абейту. Она обожала его, но чего-то не хватало в их отношениях, а возможно, в ней самой.
С тех пор как Джуно помнила себя, она любила искусство. Ее отец Холлис Джонсон был художником, и в детстве она тоже мечтала стать художницей. Мария, ее мать, была виолончелисткой, училась в юности у Пабло Касальса и подавала большие надежды. Касальс предлагал Марии работать вместе с ним, но она встретила Холлиса, влюбилась в него и решила, что он для нее важнее карьеры. Они поженились. Через год родилась Джуно.
Мария редко жалела о своем решении, ибо любила мужа. Каждое лето она играла в оркестре оперного театра Санта-Фе, и порой Марии казалось, что границы ее мира невыносимо сузились. Она опасалась, как бы то же самое не произошло и с ее дочерью. Связывая с Джуно честолюбивые мечты, Мария убеждала ее не ограничивать свое будущее пределами Санта-Фе и даже юго-западом Америки. Именно она посоветовала дочери подать заявление в Йельский университет, когда прочитала, что туда приглашают и девушек.
Лет с четырнадцати творческие устремления Джуно сосредоточились на театре. Во время летних каникул она работала помощником осветителя в оперном театре Санта-Фе, а по утрам учила ребятишек из городка Сан-Ильдефонсо рисовать и раскрашивать картонные декорации для пьес из жизни индейцев и сама помогала ставить их.
Однако весь первый семестр в Нью-Хейвене Джуно не помышляла о театре, пытаясь приспособиться к жизни на востоке. Несмотря на занятость, она чувствовала одиночество, скучала по Санта-Фе, по родителям, друзьям и по Дэвиду, который теперь учился в университете штата Нью-Мексико.
Перед долгожданными рождественскими каникулами Джуно с нетерпением ждала встречи с Дэвидом,
