– У тебя все еще случаются головные боли? – В глазах Санни появилось озабоченное выражение.
Бью кивнул.
– Я перепробовал массу средств, китайские травы, иглоукалывание – и все впустую. Голова начинает болеть, когда вокруг слишком шумно или я чем-то расстроен. Однако вот мы и дома!
Лодочник выключил мотор и подвел катер к крыльцу, орудуя бамбуковым шестом.
– Сатеп! – Бью хлопнул в ладоши. На затянутую сеткой веранду выскочил симпатичный юноша лет двадцати; он помог Санни выбраться из лодки и, улыбаясь, приветствовал ее по-тайски.
– Идем, мать. Я покажу тебе свою берлогу. Стены дома были обшиты тиком, а полы покрыты черным деревом везде, кроме прихожей, ванных комнат и кухни, которые были выложены плиткой. На взгляд Санни, крохотные комнаты дома были обставлены чересчур просто, однако безделушки и сувениры, собранные Бью в путешествиях, свидетельствовали о том, что он унаследовал хороший вкус от своих новоорлеанских деда и бабки. В гостиной Санни увидела диванчик с красной ситцевой обивкой, по обе стороны которого располагались лакированные бирманские столики с коллекцией пятицветного фарфора из китайской провинции Бенхаронг, предназначенного для экспорта в Таиланд. На стенах были развешаны репродукции сиамской живописи конца XVIII столетия. Санни с удивлением рассматривала фигурки, расставленные по всему дому, – балийский цветочный бог, камбоджийские каменные изваяния, деревянные бирманские статуэтки, тайские керамические Будды… Ей было трудно представить Бью в роли серьезного собирателя предметов искусства; видимо, она еще многого не знала о своем сыне и его жизни на Востоке.
– Тебе кто-то помогал обставить дом? Ну признайся же, – выспрашивала Санни.
– Нет, конечно, об этом доме вообще знают немногие. А теперь идем наверх.
Лестница привела их на второй этаж, где располагались рабочий кабинет Бью, спальня, гардероб и застекленная терраса. На полу спальни лежал роскошный черный персидский ковер; огромная резная кровать с четырьмя столбиками была покрыта поблескивающим лаком. Больше здесь ничего не было, если не считать двух пальм в одинаковых кадках.
– Выглядит весьма внушительно, милый. Должно быть, при виде этой кровати твои подруги приходят в восторг.
– Они приходят в восторг не от кровати, а от того, чем мы в ней занимаемся, – ухмыльнулся Бью.
– Ах, прекрати. Разве можно так говорить с матерью?
– Ты для меня скорее сестра, чем мать, и прекрасно об этом знаешь. – Бью достал из шифоньера красный китайский халат. – Я на минутку, только ополоснусь в душе, а пока Сатеп принесет тебе выпить.
Санни сидела в плетеном кресле у окна из венецианского стекла и, потягивая водку с тоником, с удовольствием думала о том, что Бью наконец-то добился впечатляющих успехов. Теперь для полного счастья ей не хватало лишь, чтобы Одри вновь вышла замуж и остепенилась. Даже получая содержание от бывшего супруга, Одри умудрялась постоянно выклянчивать у нее деньги. Дела Уиллоуз шли неплохо, но лишних денег, как известно, не бывает. Кроме того, Санни и сама прекрасно находила применение своему доходу. После смерти Мака для нее наступила счастливая пора, и хотя в Виргинии ей постоянно приходилось быть начеку, выбирая ухажеров и любовников, зато в путешествиях она была сама себе хозяйка и, не стесненная условностями, без помех удовлетворяла свою страсть к молодым мужчинам.
По лестнице поднялся Бью с мокрыми после душа волосами.
– Сатеп! – крикнул он.
Юный таец торопливо вошел к комнату и поставил на кофейный столик пиво и тайские закуски, украшенные мятой и цветами.
– Выглядит очень аппетитно, – заметила Санни. Такая трапеза вполне заменит ужин. Что это за блюда?
– Любимые яства Сатепа. – Бью наклонился над столом. – Вот это так называемые жирные лошадки, остро приправленное мясо, сваренное на пару в банановых листьях, весенние рулетики, ганг тави крип – замороженные креветки, каи квам, яйца, начиненные свининой и крабовым мясом… и наконец нам прик, острый красный соус. Между прочим, он действительно очень острый, будь осторожна.
– Господи, ты стал таким хлебосольным хозяином! Бью вышел в столовую и вернулся с замшевым мешочком, перевязанным коричневой лентой.
– Я кое-что припас для тебя.
Санни развязала мешочек и вынула оттуда два жемчужных ожерелья по две нитки каждое и третье, одинарное.
– Сказочный жемчуг, Бью. И конечно, ты собираешься просить меня об одолжении…
Наблюдая за матерью, которая тут же начала примерять ожерелья, Бью заулыбался.
– То же, что и в прошлый раз: вы с Одри наденете их перед отъездом. В Нью-Йорке вас встретит господин Матасиов и отвезет из аэропорта Кеннеди в отель «Пьер». Когда вы подниметесь в номер, ты отдашь ему двойные ожерелья.
– А третье?
– Я положу его в коробку с конфетами. Преподнесешь ее Матасиову как подарок.
Санни вздохнула и выглянула в окно.
– Я знаю, ты не хочешь, чтобы я расспрашивала тебя о делах, но эти ожерелья очень дорого стоят. Наверное, среди выращенных искусственно здесь нанизаны настоящие восточные жемчужины, и ты просишь меня провезти их, потому что не хочешь платить пошлину?
– Мать, опять ты за старое! Никакая это не контрабанда; просто поносишь их на шее некоторое время. И запомни, они все с моей фермы.
– Но…
