до меня добраться. Это было нелегко, но вы упорствовали. Поэтому мы и встретились. Теперь я публично объявлю, что вы помогаете мне в работе над книгой. И чтобы соблюсти все формальности, внесу ваше имя в договор.
Она глубоко вздохнула:
— Именно за это и убили Сью Риган.
Они засмеялись, но смех был невеселый.
— Вы идете на попятную? Я не хочу возиться с хныкающей девчонкой.
Она скрестила руки на груди и твердо посмотрела ему в глаза.
— Я никогда не хнычу, сенатор. Только что я сильно испугалась, и вообще у меня нет уверенности в успехе этого предприятия, но я пойду до конца и не отступлю.
Он убрал руки с ее плеч и сказал, сунув большие пальцы в карманы брюк:
— Хорошо. Я думаю, вы справитесь. Вы привлекательны и умны. Им, мне кажется, стоило бы опасаться вас.
Снаружи начал моросить дождь, забрызгав мелкими каплями оконное стекло. Он собрал все записи, которые сделал во время их беседы, аккуратно сложил листки и сунул их в задний карман.
— Когда у меня будет штаб-квартира моей избирательной кампании, я сообщу вам номера телефонов. Счастливо.
Он протянул ей руку, она пожала ее.
— Будьте осторожнее на наших дорогах. Они опасны и коварны.
— Вы тоже берегите себя.
Сэнди прошла вслед за гостем в прихожую, подала ему пальто и не закрыла дверь, когда он уже шагнул через порог в темноту январской ночи. Она так и стояла у открытой двери, вздрагивая от холода и волнения, пока он не завел машину и не зажег фары.
Глава 15
Теплым и влажным субботним вечером на окраине Дифилда на западе Техаса вылезли на поверхность черви, вылетели мухи, и стаи подростков зароились на уличных перекрестках. По двое, по трое, обходя задворками частные дома, постриженные газоны и пятна света от неприглядных уличных фонарей, подростки собирались вместе и уже не прятались. Они носили длинные немытые волосы, которые липкими масляными прядями свисали по их щекам и шее. Безвольно опустив руки, они не шли, а волочили ноги, и их тощие, потные тела были одеты в майки, клетчатые рубашки, старые рабочие брюки и изодранные кеды. На некоторых были легкие куртки.
Они хохотали, нагло ухмылялись, и их глубоко посаженные глаза светились недобрым огнем. От них несло едким запахом дешевых сигарет и пива. Бросалась в глаза их вызывающая и откровенная сексуальность, их жилистые тела и вихляющие бедра были заряжены похотью. Они, казалось, только и ждали случая, чтобы кого-нибудь изнасиловать.
Огромных размеров магнитофон ревел, выплескивая тяжелый рок, столь оглушительно, что владельцы соседних домов плотно закрывали все окна и двери, но все равно мучились от мяукающих звуков. В этот приятный, немного сырой, но не по сезону теплый вечер юнцы сбились в дикую стаю, чтобы покурить и попить пива, а потом видно будет. Кто-то принес шесть упаковок пива, и они пили, закидывая голову и отшвыривая пустые банки на газон. Они громко разговаривали, выкрикивая пошлые, бессмысленные ругательства, и несчастные домовладельцы слышали глухое, повторяющееся по кругу: «трахаться… трахаться… трахаться…». Иногда один из них мог завизжать безо всякой причины или пронзительно засвистеть и заниматься этим минут десять, а то и больше, только для того, чтобы разорвать тишину субботнего вечера.
Это были отбросы общества, юнцы по четырнадцать — девятнадцать лет из рабочих семей, тяжелым трудом зарабатывающих на жизнь. Они или вообще не ходили в школу, или измывались над учителями, которым стоило огромных трудов научить их читать и писать на уровне начальной школы. Задыхаясь от мокроты и старческого кашля, они с трудом приходили в себя после мертвецки пьяного сна. Потом шутки ради расстреливали почтовые ящики из винтовок М-80, били оконные стекла, валили заборы или забирались в дома и грабили их, рисовали свастики или зажигали кресты, насиловали девочек или избивали «долбаных зубрил», воровали из машин аккумуляторы или просто шлялись по улицам, прокалывая мимоходом шины у автомобилей. Там, где люди собирались для отдыха, появлялись и они, опрокидывали прилавки с едой, разбрасывали по дорожкам битое стекло. Они носились по газонам на своих грязных рокочущих мотоциклах или часами дергались под магнитофон в собственных кварталах, изводя соседей хриплыми звуками тяжелого рока и пронзительными выкриками.
Никто не осмеливался выступить против них, потому что эти юнцы еще не знали, что такое страх. Как бешеные собаки, они могли напасть на любого человека, даже на полицейского, или сорвать зло на детях смельчака и его имуществе. Им нечего было терять, кроме того, они отлично знали, что серьезное наказание им не грозит. Они предъявили права на пригород, в котором когда-то поселились их предки, и теперь ночь за ночью разрушали уклад жизни своих родителей.
Этим вечером происходило то же самое. Небо слилось с домами и кустарниками в густое темно-серое месиво. Под уличными фонарями юнцы орали, ругались и хохотали, цепляясь к взрослым, взбешенные и беспомощные лица которых показывались время от времени в окнах ближайших домов. У добропорядочных граждан не было никаких причин ждать перемен.
Но этим же вечером «бьюик-сенчури» свернул со скоростного шоссе на дорогу, ведущую в разросшийся рабочий пригород, и фары машины прорезали стелющийся над дорогой туман. Не снижая скорости, «бьюик» повернул налево, к кварталу, где собрались юные подонки, и помчался прямо на их стаю. В такой ситуации юнцы могли бы растеряться и остолбенеть от неожиданности, уставившись на приближающуюся машину, и не пытаться что-либо предпринять. И водитель вполне мог бы пробить в их толпе дорожку, устланную трупами, раскатав парочку-другую из них в лепешку. Возможно, пострадали бы только задние фары от случайно брошенной банки с пивом, и все.
Однако на этот раз действие разыгрывалось по другому сценарию. «Бьюик» затормозил перед самой толпой и остановился, не выключая мотора. Из машины вышел крупный человек в нейлоновой куртке. Юнцы равнодушно и лениво поглядывали на него, а динамики, надрываясь, продолжали грохотать.
— Гленн и Барри здесь? — спросил человек.
Юнцы начали проявлять интерес, но ни один из них раньше не видел ни эту машину, ни ее пассажиров, поэтому и разговаривать они не хотели.
— Здесь, говно из меня давят, — выкрикнул один из них, а остальные расхохотались.
Мужчина мрачно ухмыльнулся:
— Ах ты, гаденыш!
Парень оскалился:
— Не тряси здесь яйцами, папаша!
В этот момент открылась задняя дверца машины и вышел еще один человек, более внушительных размеров, почти толстый, но, очевидно, необычайно сильный. Лицо его украшали щетинистые усы.
— Эй, — крикнул он, — я вижу их, Лу. Вон они, двое говнюков!
Он указал на двух юнцов. Только теперь стая почувствовала, что происходит что-то неладное. Один фраер ушастый — это шуточки, с двумя могут быть хлопоты. Однако запугивание и фиглярство было их привычным оружием, и наглый юнец, который уже пытался было поддразнить чужаков, опять начал цепляться:
— Кто вы такие, мать вашу?
Усатый мужчина презрительно взглянул на наглеца:
— Мы законопослушные граждане, сынок. — Затем он обратился к Гленну и Барри: — Ну-ка пошли.
Те обменялись встревоженными, но наглыми взглядами со своими приятелями. Гленн выдохнул дым и сказал:
