— А чего ты так расстроился? — удивился я. — Ты не в армии. Тебя они не тронут.
— Я корсиканец, — напомнил Поль. — Детективы знают, что инспектор полиции — мой брат. Они также знают, что мы выходили на твоего командира, под началом которого ремонтировались джипы.
— Но полковник в Штатах. До него они не доберутся. И все механики уже вернулись домой. Так что твоим детективам ничего не обломится.
— Джерри, — Поль покачал головой, — что ты несешь? Мы-то с тобой здесь, и они могут схватить нас.
— Доказательств у них нет, они ничего не найдут. Джипы мы давно распродали. К тому же я американский гражданин. Им не за что арестовывать меня.
— Между прочим, твой джип стоит в гараже. И не забывай, что французские и американские законы сильно отличаются друг от друга. Здесь тебя могут арестовать, не объясняя причин. — Он закурил. — Мой вам совет — как можно быстрее уезжайте из Парижа. Сам я утром отбываю на Корсику.
— Просто так оставляешь свои клубы? — Я щелкнул пальцами. — Раз, и все?
Вот тут Поль рассмеялся, первый раз с того момента, как переступил порог нашей квартиры.
— Я же корсиканец. То есть не глупец. Мои люди будут вести все дела, пока я не вернусь.
Я взял чашку с кофе, сел рядом с Жизель.
— А куда деваться мне? Я американец, так что заметен издалека.
— Если ты наденешь гражданский костюм, то будешь выглядеть, как все. — Он повернулся к Жизель. — Вам пора паковаться. Я думаю, вы должны ехать в Лион, к твоим родителям. Передай им мои наилучшие пожелания и скажи, что я надеюсь вскоре их навестить. — Поль достал из кармана конверт, протянул его Жизель. — Это рекомендательное письмо управляющему клуба в Ницце, который принадлежит мне. Он сразу даст тебе работу. Потом пришла моя очередь.
— Тебе я тоже помогу. Направлю к своему близкому другу, который знает и Жизель. Зовут его месье Жан-Пьер Мартин. Войну он закончил полковником. Служил в штабе де Голля. Он гомосексуалист, как и я, а добрыми друзьями мы стали, потому что я помог уладить кое-какие проблемы для американца, с которым он сейчас живет на юге Франции. Жан-Пьер любит американцев, потому что много лет учился в Штатах. Поговори с ним. Я уверен, что он найдет тебе хорошую работу в своей компании. Он собирается осваивать новые рынки: Англию и Соединенные Штаты.
— Поль, ты так заботишься обо мне, я тебе очень признателен. Но почему?
— Ты даже не догадываешься, какую услугу ты оказал мне и моему брату. И потом — мы друзья. А дружба иной раз ценится выше любви. — Он вдавил окурок в пепельницу, допил кофе, поднялся и обнял Жизель. Расцеловал ее в обе щеки, потом повернулся ко мне.
— Благодари Бога, что я гей. Иначе бы тебе не видать этой девочки, как своих ушей.
Я рассмеялся.
— Поль, пожалуйста, береги себя.
— Обязательно, друг мой. — Он обнял меня, поцеловал сначала в одну щеку, потом в другую. — Я должен идти. — У двери Поль обернулся. — Когда будете уезжать, оставьте ключи консьержке. Она знает, что делать дальше.
Мы проводили Поля взглядом. Когда за ним закрылась дверь, я посмотрел на Жизель.
— С ним ничего не случится? — спросил я.
— Будь спокоен, — ответила она. — Начнем паковаться. Нам надо собрать вещи и уехать до рассвета. Тогда нас никто не увидит.
— А сколько потребуется времени, чтобы добраться до Лиона? — поинтересовался я.
— Все зависит от состояния дорог. Война закончилась не так уж давно. Нам может понадобиться от семи до десяти часов. — Жизель рассмеялась. — К сожалению, мы едем не в свадебное путешествие.
Уж не знаю как, но мы уложились в срок. Собрали вещи и уехали в самом начале седьмого. С востока как раз начал наползать легкий туман. Над Парижем повисли тяжелые дождевые облака. Джип весело катил по шоссе. Мотор работал, как часы. Но проблемы все-таки возникли: у меня не было карты. Правда, Жизель утверждала, что знает дорогу. Опять же на указателях разрешенная скорость и расстояния были обозначены в километрах, а на спидометре — в милях. Но Жизель все эти мелочи не волновали. Она сияла от счастья. Еще бы, осуществлялась ее мечта — Жизель ехала домой. И плевать она хотела, ехать нам четыреста километров или двести сорок миль. Путь-то один и тот же.
Я рассчитал, что при средней скорости тридцать миль в час дорога до Лиона займет у нас восемь часов, если мы обойдемся без остановок. Но остановок хватало. Чтобы облегчиться, перекусить, заправить бак бензином, уточнить дорогу. И была еще одна остановка, самая важная для Жизель. Мы остановились в большом городе, чтобы купить мне гражданский костюм.
Жизель объяснила, что ее родители не выносят иностранцев. Особенно солдат. С тех пор, как немецкий солдат обрюхатил ее сестру и от нее все отвернулись. Терезе пришлось сделать аборт, но родители ее так и не простили.
— Одежда значения не имеет, — заметил я. — Все равно твои родители узнают, что я служил в американской армии.
— Это я понимаю. Но так мне будет проще найти с ними общий язык. Если родители увидят тебя в костюме, то по крайней мере поймут, что ты остаешься во Франции и не собираешься бросать меня.
— Есть и более важное отличие. Дружок твоей сестры воевал против Франции, а я — за нее.
Однако убедить Жизель не удалось. Я купил светло-серый костюм и две белые рубашки. Во Франции шили не такие костюмы, как в Америке. С более узкими плечами, короткими штанинами. Купленный мною костюм с французским размером "L" едва тянул на американский "М".
К дому родителей Жизель мы подъехали в пять вечера. Дверь открыла ее мать.
— Жизель приехала! — крикнула она мужу, обняла дочь и расплакалась. — Наконец-то моя девочка дома! Вышел отец Жизель. Обнял и расцеловал ее в обе щеки.
— Жизель, почему ты не сообщила нам о своем приезде? — спросил он.
Мы прошли в дом. Они так быстро тараторили по-французски, что я не понимал ни слова, Наконец ее отец повернулся ко мне.
— Американец? — спросил он.
— Oui, папа, — ответила Жизель.
Я протянул руку.
— Рад с вами познакомиться, сэр. Он лишь посмотрел на мою руку.
— Мой отец не понимает по-английски. — В голосе Жизель слышались извиняющиеся нотки.
— Его также не обучили правилам хорошего тона, — ответил я. — Я подожду в машине.
— Остынь, — бросила она мне, потом повернулась к отцу и быстро-быстро заговорила. Тут уж несколько слов я понял. «Герой войны. Очень богатый. Мой жених. Моя любовь».
Мать Жизель взяла меня за руку и подвела к столу. Мы сели. Ее отец продолжал дуться, но все-таки подошел и пожал мне руку. Затем достал бутылку вина и налил каждому по маленькому стаканчику.
— Salut[37]! — сквозь зубы процедил он. Я кивнул, ответил тем же. Мы выпили. Через несколько минут появилась Тереза. Сестры долго тискали друг друга и целовались. Я наблюдал за их отцом. С Терезой он держался куда сдержаннее, чем с Жизель. Потом Тереза повернулась ко мне.
— Мне кажется, я тебя уже давно знала, — с улыбкой сказала она по-английски. — Жизель писала мне каждый месяц по несколько писем.
— Мне она тоже рассказывала о тебе. Я рад, что мы наконец-то встретились.
— Я очень сожалею, что наш отец так себя ведет, — извинилась она. — Наверное, в этом виновата я. Ему не нравился мой кавалер.
— Выбор был за тобой. Твой отец не имел права вмешиваться.
— Теперь все это в прошлом. — Тереза пожала плечами. — Война кончилась, возможно, мы все забудем старые обиды.
— Надеюсь на это, — кивнул я.
Жизель улыбнулась мне.
— Моя сестра — красавица, правда?
— Вы обе красавицы. И мне жаль, что ваш отец все еще злится на Терезу.
