проникали слухи о том, что она не может существовать без пилюль и выпивки. Ты должна быть хоть немного благодарна мне.
Тут Ларри рванулся к ней так стремительно, что крик застрял у Адриенны в горле. Книги полетели на пол, когда он потянул ее к себе через стол. Она сопротивлялась, брыкалась, отбивалась, пыталась расцарапать ему лицо, но ей удалось только скользнуть ногтями по его щеке, прежде чем он схватил ее за руки и прижал к столу.
– Ты еще поблагодаришь меня за науку, – сказал Ларри и закрыл ей рот поцелуем.
Адриенна почувствовала, как к горлу поднимается тошнота. Ларри нагнулся к ней, придавив своей тяжестью к столу. Когда Адриенна плотно сжала губы, он прижался к ее груди лицом и начал целовать и сосать ее грудь сквозь тонкую ткань рубашки. Она ощутила острую боль в груди, но сильнее боли был стыд.
Адриенна еще раз попыталась закричать, снова и снова отбивалась, извивалась, отчаянно пыталась освободиться. Стакан, оставленный им на столе, упал на пол и разбился. Звон бьющегося стекла вызвал в памяти сцену в Якире в спальне матери. И она вдруг увидела отца: он склонился над ней, рвал рубашку. Ее крики сменились рыданиями, а его рука скользнула по ее бедру и проникла под шорты, прикасаясь к нежной плоти между ног.
Сопротивление Адриенны только еще больше раззадорило Ларри. Она была для него как вожделенный плод, крепкая, гладкая и влажная. Ее тело было стройным, как у мальчика, но нежным, как масло. Он почувствовал, как его плоть стала твердой как камень. Стаскивая Адриенну на пол, он думал о том, что нет на свете ничего лучше девственницы.
Задыхаясь, он тискал ее маленькие груди и видел, что по щекам девушки текут слезы. Она не могла больше сопротивляться. Попыталась увернуться и отползти от него, но он потянул ее назад.
Теперь она уже почти ничего не чувствовала. Ее тело и сознание будто разделились. Она слышала плач, но не сознавала, что плачет сама. Ощущала боль, но боль была тупой: шок притупил ее. Женщина, как известно, слабее мужчины, она обязана подчиняться мужчине, мужчина управляет жен щи но и.
И в этот момент появилась Фиби. Она схватила Ларри за горло и начала душить его. Глаза ее были безумны, зубы оскалены. Застигнутый врасплох, Ларри опрокинулся назад. Он попытался перехватить инициативу и защититься от ее наманикюренных ногтей, царапавших его лицо.
– Безумная сука! – Он завопил от боли и оттолкнул Фиби. – Она сама напросилась. Она хотела этого.
Фиби прыгнула на него, как тигрица. Она молотила Ларри кулаками, кусала и царапала его, разорвала в клочья рубашку. Они были почти одинакового роста и веса, но ею управляла ярость, столь глубокая и неистовая, что ее могло утолить только убийство.
С проклятиями Ларри попытался нанести ей удар и по чистой случайности угодил в челюсть.
– Бесполезная, никчемная сучка!
Он плакал, из его горла вырывались захлебывающиеся рыдания, скорее от удивления, что женщина могла так сильно поранить его, чем от боли и обиды. Его лицо, грудь, руки кровоточили. Когда Ларри попытался подняться на ноги, то ощутил острую боль. Он дотронулся до окровавленного носа, сморщился от боли и выругался.
– Ты сломала мне нос, дрянь!
Задыхаясь и шатаясь, Фиби поднялась на ноги. Она увидела на стойке открытую бутылку бурбона, схватила ее и швырнула на пол, потом подняла один из осколков. Ее красивое лицо было искажено яростью, перепачкано кровью, она чувствовала вкус крови на своих губах.
– Убирайся! Убирайся, пока я не разрезала тебя на куски!
– Ухожу. – Хромая, Ларри направился к двери, не отнимая платок от кровоточащего носа. – Мы расстаемся, крошка. Если воображаешь, что найдешь другого агента, то тебя ждет большой сюрприз. С тобой покончено, радость моя. Ты в этом городе притча во языцех. И не пытайся мне звонить, когда у тебя кончатся пилюли и деньги.
Когда он вышел, Фиби схватила осколок бутылки и швырнула его о дверь. Ей хотелось закричать, завопить, встать посреди комнаты и выть, подняв лицо кверху. Но она была нужна Адриенне. Фиби присела возле дочери на корточки и привлекла ее к себе.
– Ну, детка, не бойся. Мама здесь.
Дрожа, Адриенна свернулась клубочком, прижимаясь к матери.
– Я здесь, Эдди, я здесь. Он ушел. Ушел и никогда не вернется. Никто больше не причинит тебе боли.
Заметив, что рубашка Адриенны порвана в клочья, Фиби крепко обняла дочь, прикрывая руками, и начала нежно убаюкивать ее в своих объятиях. Крови на ковре не было. Бог знает, что он делал с ее Адриенной, пока она не пришла, но хотя бы не изнасиловал девочку.
Когда Адриенна заплакала, Фиби закрыла глаза и продолжала качать дочку. Она знала, что слезы принесут облегчение. Никто не знал этого лучше, чем она.
– Все будет хорошо, Эдди. Обещаю. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо.
9
Наступил день рождения Адриенны – ей исполнилось восемнадцать. Девушка стояла в тихой, окрашенной в пастельные тона приемной доктора Хорейса Шредера. Сегодня был день ее рождения, но она не чувствовала ни подъема, ни радости, ни возбуждения.
За окном простирался длинный газон, тут и там пересеченный дорожками, по ним гуляли люди, некоторых санитары и нянечки возили в колясках. Вишни с поникшими ветвями были в полном цвету, так же как и живая изгородь из азалии. Адриенне было видно, как пчелы вились над цветками, собирая нектар. Солнце освещало мраморную поилку для птиц, но сегодня малиновки и ласточки, гнездившиеся в соседней дубовой роще, не прилетели к водопою.
В окно ей было видно и то, что находилось за газоном и деревьями, – тени холмов Кэтскиллз на севере. Это придавало пейзажу ощущение простора и свободы.
Девушка прижалась лбом к стеклу, закрыла глаза и подумала: «Как мы дошли до этого?»
Услышав, что дверь открывается, Адриенна выпрямилась. Появился доктор Шредер и бросил взгляд на красивую девушку, пожалуй, слишком хрупкую, в бледно-голубом костюме. Чтобы казаться старше и взрослее, Адриенна сделала себе высокую прическу.
– Принцесса Адриенна. – Он направился к посетительнице и пожал протянутую ею руку. – Простите, что заставил вас ждать.
– Ничего страшного.
На самом деле даже проведенные здесь пять минут показались Адриенне вечностью.
– Вы хотели дать мне несколько советов, прежде чем я заберу мать домой.
– Да, пожалуйста, сядьте.
Доктор предложил девушке одно из кресел, придававших его приемной уют. Рядом с ним стоял старинный столик с инкрустированной столешницей, на нем – скромная коробка с салфетками. Адриенна помнила, что во время своего первого визита сюда два года назад ей пришлось воспользоваться одной из них. Теперь же она села, сложив руки на коленях, и улыбнулась доктору Шредеру. Своим длинным лицом и карими глазами, под которыми кожа собралась в мешки, он напоминал печальную собаку.
– Могу я предложить вам кофе или чаю?
– Нет, благодарю вас. Я хочу, чтобы вы знали, как я ценю все, что вы сделали для моей матери. И для меня.
Когда он жестом попытался отмести изъявления благодарности, она подняла руку.
– Нет, я, право же, так считаю. С вами она чувствует себя гораздо увереннее. И это для меня очень важно. Вы поступили благородно, не допустив проникновения в прессу сведений о ее болезни.
– Все мои пациенты имеют право рассчитывать на это. – Он сел рядом с девушкой, а не за письменный стол. – Дорогая, я знаю, что для вас значит мать и как вы заботитесь о ее здоровье и благополучии. Мне хотелось бы, чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем забрать ее домой.
Адриенна старалась взять себя в руки. Глаза ее оставались спокойными, но пальцы лежавших на коленях рук напряглись.
– Вы хотите сказать, что у нее рецидив?
