Филипп откупорил бутылку с шампанским.
– Подарки отправлены в Нью-Йорк в качестве прикрытия главного – ожерелья.
– Мы не имеем права оставить их себе.
Он бросил на нее нежный взгляд и налил вино в бокалы.
– Для вора у тебя необычно чувствительная совесть. Филипп чокнулся с Адрианной, внимательно наблюдая за выражением ее лица.
– Разве церемония была незаконной? Что тебя смущает? Мы поженились и получили свадебные подарки. Нам лучше сконцентрировать все наше внимание на «Солнце и Луне», а не на нескольких комплектах постельного белья и полотенец. – Он наблюдал, как поднялись ее брови при столь явном пренебрежении к ценным подаркам. – Давай будем все делать по порядку, Эдди.
– Ладно. Думаю, потайной ящичек в шкатулке – достаточно надежное место.
– Особенно если учесть, что изнутри этот ящичек выложен свинцом.
– Может быть, это и не так приятно, как если бы ожерелье было у меня на шее, зато практичнее. – Адриенна заставила себя улыбнуться. – Поскольку я поставила сигнал тревоги в прежнее положение, возможно, пройдут недели, прежде чем Абду заметит потерю.
– Это тебя беспокоит?
– Что? – Она сделала над собой усилие, чтобы стряхнуть с себя воспоминания о прошлом. – Нет, нет! Я предпочла бы помериться с ним силами, но было бы непростительной глупостью спровоцировать отца на схватку на его территории. Он сам придет ко мне.
– В таком случае отложим это до того времени, когда он явится.
Звякнул внутренний телефон.
– Мы готовы к полету, сэр. Пожалуйста, сядьте и пристегните ремни.
Маленький самолет побежал по взлетной полосе. Адриенна сидела, закрыв глаза. Она думала о матери, о том, как они улетали отсюда много лет назад.
– В прошлый раз, когда я покинула Якир, мы тоже направились в Париж. Я была так возбуждена и так нервничала. Это было мое первое путешествие в другую страну. Я думала о новых платьях, которые мне обещала мама, и о том, что нам разрешат есть в ресторанах. – Она покачала головой, вспомнив о Ясмин. – Тогда мама уже решила бежать и, должно быть, была напугана своим дерзким решением. Но когда мы пролетали над морем, она смеялась и показывала мне книгу с фотографиями Эйфелевой башни и Нотр-Дам. На Эйфелеву башню мы так и не поднялись.
– Мы пойдем туда, если захочешь.
– Да, я хочу.
Усталая, она потерла глаза рукой и мысленно представила себе ожерелье, когда тайком уносила его на рассвете из сокровищницы. На него упал солнечный свет. Лед в нем боролся с огнем, и этой битве никогда, никогда не было суждено разрешиться.
– Мама оставила ожерелье здесь. Она оставила здесь все, кроме меня. Только когда мы оказались в Нью-Йорке, я поняла, что она рисковала жизнью, чтобы вывезти меня отсюда.
– Значит, я тоже у нее в долгу.
Филипп взял ее руки в свои и поднес к губам.
– Фиби была необыкновенной женщиной. Столь же необыкновенной, как ее дочь и то ожерелье, которое ты забрала ради нее. Я никогда не забуду, как ты выглядела, когда держала его в руках. И знаешь, ты была не права. Оно предназначено для тебя.
Адриенна помнила тяжесть «Солнца и Луны». Помнила славу ожерелья. И почувствовала печаль. Она потянулась к Филиппу и нежно обняла его. Сейчас для нее ничего не существовало, кроме этого человека.
Он отстегнул сначала свой, потом ее ремень. Взяв Адриенну за руку, он потянул ее и заставил подняться. Филипп стянул с нее жакет, и тот соскользнул на пол. Филипп склонился к ней. Ее губы были нежными, мягкими и податливыми. Пальцы, всегда столь уверенные, теперь шарили по его рубашке, стараясь расстегнуть пуговицы.
– Глупо, – сказала Адриенна и уронила руки. – Я чувствую себя как в самый первый раз.
– В известном смысле это так и есть. В жизни бывает так, что приходится начинать все заново, Эдди, и случается, что не один раз.
Он расстегнул блузку, юбка скользнула по бедрам и упала. Адриенна осталась стоять в прозрачной, как дымка, комбинации. Медленно, стараясь продлить предвкушение, Филипп вынул шпильки из ее прически, и волосы волной упали на грудь. Она сделала шаг и прижалась к нему всем телом.
Филипп не спешил, скорее ради себя, чем ради нее. Их поцелуи были медлительными, а ласки нежными. Невнятное бормотание. Вздох. Когда их самолет оказался над морем, они опустились на низкий диван, тесно сплетясь в объятиях.
В нем была сила, которую она открывала заново постепенно, шаг за шагом. Филипп был для нее гораздо больше, чем мужчина, подносящий розы и сверкающее в лунном свете вино. Больше, чем вор, умевший ловко, как никто другой, вскрывать сейфы. Теперь она знала, что он человек, умеющий держать слово, человек, который всегда будет рядом с ней, если она позволит. Человек, который будет преподносить ей сюрпризы и, как это ни странно, станет ее надежной опорой.
Филипп почувствовал нечто новое в ее поведении. Она привлекла его к себе, и губы ее раскрылись навстречу ему. В ее поцелуях он распознал вкус страсти, но было в них и что-то еще, нечто более глубокое и нежное. Кожа ее была влажной и с каждой минутой становилась все горячее, а он медленно проводил рукой по всему ее телу сверху вниз – по груди, талии, бедрам. Он почувствовал дрожь ее тела, поднял голову и увидел, что в глазах ее блестят слезы.
– Эдди.
– Нет. – Она коснулась пальцами его губ. – Просто люби меня. Ты мне нужен.
При этих ее словах его глаза потемнели, предвещая всплеск желания. Он прикоснулся к ее губам нежно, сдерживая побуждение яростно наброситься на нее и утолить свою страсть.
– Повтори это снова.
Прежде чем она успела что-то сказать, Филипп потянул ее вверх, так, что ее пальцы вцепились в его плечи, а потом скользнули ниже – и влажная плоть коснулась влажной плоти. Он слышал ее прерывистое дыхание, видел, как глаза ее раскрываются все шире, в то время как тело движется в едином ритме с его телом. Потом снова ее дыхание прервалось, а тело напряглось, по мере того как поднималась новая волна страсти. И теперь все ее мысли были о нем, а тело стало податливым, текучим – оно волнообразно поднималось и опускалось.
Она была полна желания подарить любимому такое же острое наслаждение, какое испытывала сама. Теперь ее губы прикасались к его коже, оставляя влажный след, и от этого Филиппа обдавало жаром. Губами она ощущала биение его сердца, а кончики ее пальцев, ласкавшие его, ускоряли его движения.
Его пальцы скользили по ее рукам, пока их ладони не встретились. Открыв глаза, Адриенна заметила, что он наблюдает за ней. Их пальцы переплелись, сжались еще крепче, обещая еще большее наслаждение.
Самолет несся сквозь облака, но их тесно сплетенные тела не ощущали его крена – они чувствовали только движение и трепет друг друга. Внизу, окутанный дымкой, приближался Париж. Адриенна выкрикнула имя любимого и тем самым сказала Филиппу все, что ему хотелось услышать.
– Завтра мы улетаем в Нью-Йорк.
Филипп перенес телефонный аппарат на подоконник и выглянул из окна. Париж блестел под дождем, небо было серым, как олово. Не в первый уже раз Филипп пожалел, что отпустил Адриенну одну.
– Очень мило с твоей стороны сообщить мне об этом. Молодой человек не принял сарказма Спенсера близко к сердцу.
– Но ведь человек имеет право на некоторое уединение во время своего медового месяца.
– Что касается твоей свадьбы, – проворчал Спенсер, зажимая в зубах трубку, – прими мои поздравления.
– Спасибо.
– Ты мог бы дать мне знать заранее.
– Все это произошло неожиданно для меня самого. Но это не освобождает вас от обязанности
