Сначала я сходила на автостоянку, потом спустилась вниз по лестнице к лодочному причалу, потом обратно наверх по этой же лестнице и только после этого решила посмотреть на мосту. Не увидев никого и там, я начала громко выкрикивать его имя. Я прошла до конца моста и посмотрела направо. — Она сглотнула. — Знаешь, мне показалось, что я что-то увидела. Кого-то. Я не была уверена. Я не знаю, приходилось ли тебе бывать за библиотекой Фелдберг ночью. Там так темно.
Спенсер кивнул. Он знал, как там темно, за библиотекой.
— Мне почудилось какое-то шевеление в лесу. Я еще подумала: неужели они теперь и туда стали забираться? Поколебавшись недолго, я медленно двинулась по тропинке. Собственно, тропинки там уже не было, все замел снег, и шаги мои совсем не были слышны, такая стояла тишина. И вдруг мне стало страшно. Я даже не могу это объяснить. Просто стало страшно. Я почувствовала себя маленькой девочкой, которая вышла на улицу и в темноте заблудилась. Я уже говорила, что было очень тихо — даже шепот различить можно было. И я действительно что-то услышала. Или мне показалось. — Конни кашлянула. — Это было похоже на треск ломающихся веток там, в лесу. И еще я услышала шаги.
Спенсер перестал дышать, ловя каждое ее слово.
— Шаги, говоришь? Но это мог идти кто-то внизу по шоссе.
— Нет, — покачала головой Конни, — я отчетливо слышала хруст веток. И это было так близко. Очень близко. Я даже подумала, что сейчас столкнусь с ними лицом к лицу. Мое сердце так застучало, что я уже перестала что-то слышать. Понимаешь?
Спенсер понимал.
— Я забыла про свой гнев, свою ревность, про все. Я была в ужасе. Но, прислушавшись снова, поняла: движение переместилось много дальше вперед. Как будто кто-то быстро шел через лес по направлению к общежитию.
— Ты только слышала это, а видеть не видела? — спросил Спенсер, сползая в буквальном смысле со стула.
— Нет. Это, конечно, могло быть какое-нибудь животное. Но звук, по-моему, не был похож. Да я и не знаю, какие звуки издают дикие животные. Я только знаю, какие звуки издают люди. И это было похоже на то, как человек спешит, протискиваясь через густые кусты. Шагов я никаких не слышала, только ветки трещали. — Конни сделала паузу. — Этот звук становился все слабее и слабее. И потом совсем затих. Я по- прежнему дрожала от страха. Чего я боялась? По-моему, чего-то вроде… в общем, чего-то очень плохого. Ужасного. Я не могу сейчас объяснить это.
— И не надо, — сказал Спенсер. У него не было сомнений: все, что рассказала Конни Тобиас, было правдой. — И что было потом? Ты развернулась и пошла назад?
— Нет, — ответила она. — Во всяком случае, не сразу. Очень уж было вокруг темно и страшно. Звуков больше никаких слышно не было. Но мне вдруг захотелось убедиться, действительно ли я слышала движение в лесу или это все мне просто, пригрезилось. Ведь такое иногда с людьми случается в темноте, ночью.
Спенсер кивнул.
— Осторожно, стараясь издавать как можно меньше шума, я двинулась по дорожке дальше. Через некоторое время я достигла примерно того места, откуда в первый раз услышала эти звуки. Дорожка здесь начала круто спускаться под гору. Там впереди было темно, но глаза мои уже привыкли, и поэтому тьма там, конечно, была, но не кромешная. Понимаешь? Я могла различать силуэты деревьев, они стояли среди снега черные, как обугленные. Некоторые окна в библиотеке Фелдберг были еще освещены, и этот свет отражался на снежном склоне. То есть кое-что я все же могла видеть. Я сделала еще несколько шагов, затем еще несколько. Было странно, но мной уже овладел какой-то азарт. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Прекрасно понимаю, — сказал Спенсер, сдерживая дыхание.
— Заняло у меня все это вроде бы… не знаю, ну, может быть, пять… шесть минут. Я прошла еще немного, потом остановилась и прислушалась. Еще прошла вперед. Снова прислушалась. Ни звука. Мне только нужно было удостовериться, что я не ослышалась, или что-то в этом роде. — Конни с трудом проглотила комок, стоявший у нее в горле, и перестала смотреть на Спенсера.
Он же, наоборот, не сводил с нее глаз.
— То, что я увидела, было примерно в полутора метрах от меня. Или мне показалось, что я увидела; я не уверена. Это только позднее я смогла осознать, что я увидела, но тогда, в тот момент, я не была уверена ни в чем. Мне показалось, что я увидела… черные ботинки.
Спенсер шумно выдохнул и откинулся на спинку стула.
— Нет, — прошептал он.
Конни все еще на него не смотрела, но продолжала свой рассказ:
— Я, конечно, сначала их не заметила. Потом увидела, но не могла понять, что это такое. Вроде как два чернильных пятна. Потом они стали похожи на небольшие пенечки, выглядывающие из-под снега, или на крупные обломки веток. Но я снова очень испугалась и остановилась. Меня всю как будто парализовало. Я не могла сделать ни шагу. А уж осознав, в конце концов, что это такое, я просто не могла сдвинуться с места.
Спенсер тяжело дышал, он почти задыхался.
— На садом деле, это заняло, наверное, пару секунд, но мне показалось, что я простояла там целую вечность. Наконец меня как током ударило: «Ботинки!» Я их вдруг очень отчетливо увидела, и в ту же секунду я отскочила назад как ошпаренная, да так, что упала в снег и некоторое время не могла даже подняться. Я поползла в гору, хватаясь руками за снег, упираясь коленями, соскальзывая вниз. Оглянуться сил не было. Мне казалось, что я сплю, и самое главное было теперь очнуться от этого кошмара. Еще никогда в жизни я не была так напугана. Добравшись, наконец, до верха, я долго стояла не двигаясь, а потом со всех ног побежала домой. Детектив, я не просто торопилась, когда шла по мосту, как это рассказывал Френки. Я бежала как угорелая. Слава Богу, дверь осталась незапертая, иначе мне бы ни за что не удалось вставить ключ — так сильно дрожали руки. Потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться. Потом я позвонила Альберту. Занято. Позвонила Френки, Джиму. Там не отвечали. Я снова спустилась в комнату отдыха и на сей раз нашла там Альберта. И почувствовала такое облегчение. Он сказал, что все время находился здесь, и я поверила.
Долгое время Спенсер сидел, не проронив ни слова. Затем тихо произнес:
— Значит, ты… ее видела. Она была уже мертва; и ее потихоньку засыпал снежок.
— Нет, — возразила Конни, — не совсем так. Дальше черных ботинок я не двинулась.
Спенсеру хотелось облить лицо водой. Так вот, значит, почему Конни не стала искать Кристину, когда они возвратились после Дня благодарения! Она знала, что это бесполезно.
— Конни, — спросил он, — почему ты все это держала в себе? Особенно с учетом последующих событий. Если бы ничего так и не было потом обнаружено, тогда я понимаю, можно было бы никому и не говорить, но, поскольку Кристину нашли мертвой, почему ты ничего не сказала?
— А что я могла сказать? И кому?
— Почему ты не сказала ничего Альберту тогда же ночью?
— Я была действительно напугана. Я просто физически заболела и мучилась всю ночь, а утром мы уехали, и я пыталась об этом не думать. Мне начало казаться, что, может быть, я ошиблась.
— Почему ты не сказала ничего Альберту на следующий день утром? Вы бы могли пойти туда вместе и проверить.
Конни понурила голову и снова выдавила из себя:
— Альберту я это сказать не могла. Не знаю. Просто не могла, и все.
— Почему?
— Не знаю.
— Я такой ответ не принимаю.
— Это правда.
— Почему ты не рассказала это своим адвокатам? Почему ты не настаивала на своей невиновности? — Произнося эти слова, Спенсер подумал, что не так уж она и чиста. И мгновенно перестал испытывать жалость к Конни, перестал безоговорочно ей сочувствовать.
— Как я могла доказать свою невиновность? — проговорила Конни. — Обстоятельства были против
