жителями эль, да и тем, что покрепче, тоже не гнушались, а Новый год встретили на пустынном берегу Ирландского моря. Она вспоминала горы, озера, одуванчики и желтые нарциссы, которые только начинали цвести. Она вспоминала себя и его в Эдинбурге. Она помнила, какими они были тогда. Ни отчаяния, ни стыда. Им казалось, что в целом мире существуют только они двое.
Пока однажды они, веселые и беззаботные, не остановились на улице перед гадалкой. Что заставило их раскошелиться на два фунта, чтобы она прочитала по руке судьбу Кристины? Этого и сейчас не понять. Кристина зашла к гадалке за грязную пеструю ширму, и горбунья сразу же резко схватила ее руки и повернула ладонями вверх. Кристина попыталась вырваться, небесполезно. Захват был крепкий. Диалект, на котором говорила старуха, Кристина едва понимала, но выражение ужаса на ее лице запало в душу, и надолго. Именно ужаса — это она поняла хорошо. Ей приходилось видеть подобное выражение и прежде. Старая ведьма не отпускала руки Кристины, она держала их и что-то бормотала, затем закричала. Этого Альберт не выдержал и тоже зашел за ширму. Встретившись с растерянным взглядом Кристины, он освободил ее руки. Они заторопились прочь, почти побежали. Кристина слышала, как старуха что-то кричала им вслед. Эта встреча с гадалкой была единственным неприятным эпизодом, омрачившим их радостное трехмесячное существование.
Печка работала плохо. Ветер проникал внутрь машины, и стало очень холодно. На шоссе номер 10 освещения практически не было, только дубы и клены и много американских ясеней, желтые листья которых осенью такие нежные и красивые. За трое суток до Дня благодарения силуэты деревьев только угадывались по обеим сторонам дороги.
Кристина ехала и вспоминала Эдинбург. За несколько секунд до того, как автомобиль начал огибать водохранилище, она подумала: «Как хорошо было бы поехать в Шотландию насовсем. Жить». И одновременно на периферии сознания вдруг возникла мысль о столовой, о том, что там сегодня вечером на ужин макароны с сыром, как всегда по понедельникам, и будут ли на праздники по-прежнему подавать только гамбургеры и «богатырские бутерброды», сделанные из целого батона.
Приемник, настроенный на станцию, передающую музыку кантри, играл «У нас всего лишь размолвка».
Кристина увидела встречный автомобиль. Это случилось как раз тогда, когда она находилась на самой середине дорожного поворота. То ли потому, что было темно и она неправильно оценила ширину дороги, то Ли еще по какой причине, но Кристина вдруг резко взяла вправо. Однако огни стремительно надвигались. Встречный автомобиль находился уже совсем близко. Кристина повернула руль еще немного вправо и услышала, как шины зашуршали по гравию на обочине. «Мустанг» занесло, руль перестал слушаться. Пытаясь выправить положение, Кристина быстро вывернула влево. Но, видимо, переусердствовала.
Машину снова занесло, и Кристина в панике нажала изо всех сил на тормоз. Его, наверное, заклинило, потому что «мустанг» швырнуло влево, прямо на огни приближающегося автомобиля.
Кристина услышала, что встречный непрерывно сигналит, услышала визг тормозов. И тут «мустанг» окунулся в море света, раздался громкий удар (именно громкий, а не сильный — так запомнилось Кристине), и ее бросило на лобовое стекло. Она почувствовала, как оно раскололось.
«Мустанг» дважды прокрутился на месте и, перевернувшись, грохнулся на обочину. Сердце Кристины замерло, как перед прыжком. У нее хватило времени только подумать: «Ого, вот это да, неужели я умираю? Но я не хочу умирать, не хочу!» Машина с тяжелым ударом приземлилась на колеса в нескольких метрах от воды.
Кристина открыла глаза и закрыла их снова, потом опять открыла и снова закрыла. Впрочем, все равно видно ничего не было. Сплошная темень. «Это, наверное, потому, что я умерла», — подумала она. Потому что как это так: с открытыми глазами — и ничего не видеть? Конечно, это смерть. И ничего при этом не чувствовать. Не иметь возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Смерть. Но что-то все же напоминало ей о жизни. Она сперва не могла понять, что именно, но что-то напоминало ей настоящую жизнь, что-то знакомое, совершенно не имеющее отношения к потустороннему миру.
Кристина потянулась выключить это чертово радио и подумала, что вряд ли там, после жизни, станут играть такую легкомысленную музыку.
Боли она не чувствовала. С одной стороны, это было хорошо. Кому охота чувствовать боль? Но с другой стороны, боли не чувствуют только мертвые.
Но она слышала. Шуршание листьев, ветвей и звук шагов. Они торопливо шаркали по склону. Что-то возникло в окне слева от нее. Не что-то, а кто-то. Мужчина. Нос у него был в крови, а в глазах застыл ужас. Он едва шевелил губами. Кристина с трудом поняла его слова.
— Как вы? Живы?
Она попыталась опустить стекло, но его заклинило. К тому же не удавалось ухватиться за ручку. Рука ей не подчинялась. Пальцы не сжимались.
Она попыталась кивнуть, но тоже что-то не сработало. «Я жива. Жива», — пыталась сказать Кристина, но не могла услышать своего голоса. Ей очень хотелось выбраться из машины.
— Подождите здесь, — скорее догадалась Кристина, чем услышала то, что произнес мужчина. — Подождите здесь. Я пойду позову на помощь. Посидите немного, я сейчас.
Она откинулась на спинку сиденья. «А куда мне деваться? Буду сидеть. А собственно, куда мне вообще нужно было? Куда я ехала? Ах да, домой. Я бы не возражала оказаться дома. Но где он, мой дом? Моя комната. Моя захламленная комната с узенькой кроватью, и столом, и псом, который небось валяется сейчас на постели. Уже все простыни и одеяла провоняли псиной. Но это единственный дом, какой у меня есть, и я хочу оказаться там немедленно».
Она протянула руку и попыталась отстегнуть ремень безопасности. А двигатель в машине до сих пор работает? Может быть, показалось? Точно она определить не могла. Ремень сильно впился в грудную клетку и в правое бедро Кристины. И освободиться от него ей не удалось. «Что заставило меня пристегнуться, и именно сегодня? Да, но на то, видно, воля Господня. Грешниц Он, видно, тоже спасает».
И все же как-то удалось отстегнуться, и Кристина правой рукой провела вначале вдоль своего тела, а потом попробовала дверцу. Она не открывалась. И стекло не опускалось. Фары «мустанга» были погашены, хотя в этом она уверена не была. Какие уж тут фары, когда такая темень. Что же случилось?
Она медленно передвинулась на пассажирское сиденье и попыталась открыть правую дверцу. Ее тоже заклинило. Она встала коленями на сиденье и попыталась пролезть через разбитое лобовое окно. Но это было не так-то просто. Дело в том, что она не могла поднять левую руку, чтобы опереться. В конце концов ей удалось просунуться в лобовое окно, и она выпала, шлепнувшись на землю. Кристина пошевелила рукой, ей показалось, что она в порядке, чего не скажешь о бедре, на которое она упала, — с ним было что-то не так. Но она по-прежнему не чувствовала никакой боли.
«Черт побери, — подумала Кристина. — Надеюсь, это все пройдет к субботней игре». Очень уж ей не хотелось пропускать первую в этом сезоне игру на первенство лиги.
Она попыталась сориентироваться, хотя было темно. Где тут водохранилище? Ага, вот оно —
