Венеции… – Словно оправдываясь, Марчелла показала на мраморный дворец за спиной: – Он продал и этот… всего лишь через два месяца после смерти твоей бабушки. Это синьор Серджио привез меня в Рим.
Служанка смотрела в глаза Сирины, ожидая увидеть в них осуждение за то, что она поехала с человеком, предавшим ее родителей, ненавидеть которого стала даже его мать. Да, ей пришлось вернуться в Рим вместе с ним. Но ей больше некуда было податься. У старой Марчеллы никого не было, кроме Алисии ди Сан-Тибальдо.
– Не знаю, что там у них случилось. Но они на него рассердились. Синьор Серджио перед смертью сильно пил… – Марчелла многозначительно посмотрела на Сирину. Серджио приходилось жить с тяжким грехом на душе: убийство родного брата, жены брата… – Синьор Серджио занимал деньги у дрянных людей, я так думаю. Однажды они пришли сюда, во дворец, поздно ночью. Кричали на него. Синьор Серджио тоже не молчал. А потом… сюда заявились люди дуче. Они были злы на него… может быть, из-за тех, других. Не знаю. Как-то вечером я слышала, как они грозились убить его…
– И они его убили?
Глаза Сирины вспыхнули торжеством: наконец-то Серджио воздалось за предательство!
– Нет, – спокойно ответила Марчелла, покачав головой. – Он сам покончил с собой, Сирина. Застрелился в саду через два месяца после смерти твоей бабушки. У него ничего не осталось… Одни долги. Адвокаты сказали мне, что на уплату его долгов пошло все, и даже деньги, полученные от продажи обоих домов и всего остального имущества.
Итак, ничего не осталось… Не важно. Не ради этого стремилась она домой.
– А дом? – Сирина посмотрела на Марчеллу странным взглядом. – Чей он теперь?
– Не знаю. Я никогда не видела новых хозяев. Они сдали дворец американцам сразу же, как кончилась война. До этого он пустовал. Я живу здесь одна. Каждый месяц адвокат выдает мне деньги. Хозяева захотели, чтобы я осталась здесь жить и следила за порядком.
– А эти американцы… Они живут здесь сейчас?
– Нет еще. До сих пор они здесь только работали днем. На следующей неделе собираются поселиться… А до этого использовали здание под свои конторы. Вчера сказали, что въедут сюда во вторник… – Она пожала плечами, сразу став той самой Марчеллой, которую Сирина знала с детства. – Вчера они мне сказали, что им нужна пара девушек в помощь мне. Поэтому для меня ничего не меняется, Сирина! – Старушка пристально посмотрела на девушку. – А ты? Как твои дела? Где ты была все эти годы? Ты жила у монахинь?
– Да. – Сирина медленно кивнула. – И ждала срока, чтобы вернуться сюда.
– А теперь? Где ты остановилась?
Сирина пожала плечами:
– Не важно.
Внезапно она почувствовала себя странно свободной, не принадлежащей ни месту, ни человеку, ни времени. За последние двенадцать часов все ниточки, так или иначе связывавшие ее с прошлым, порвались. Теперь Сирина осталась совсем одна, но она знала, что выживет.
– Я собиралась найти отель, но решила сначала прийти сюда и… Марчелла опустила голову, пытаясь скрыть слезы.
– Принцесса…
Она произнесла это слово так тихо, что Сирина едва его расслышала, а когда поняла, почувствовала легкую дрожь, пробежавшую по спине. Это слово пробуждало воспоминания о бабушке… Принцессе… Сирина ощутила, как вновь накатила волна одиночества, и нежно коснулась плеча Марчеллы.
– Все эти годы я провела… с твоей бабушкой, затем здесь, в этом доме… – Марчелла небрежно махнула рукой в сторону здания, возвышавшегося за спиной Сирины. – И вот я опять здесь, во дворце. А ты… – Марчелла с горечью указала на маленький потертый чемоданчик, – как нищенка, в лохмотьях, ищешь отель. Нет! – Она произнесла последнее слово почти гневно. – Нет! Ни в какой отель ты не пойдешь!
– Что же ты предлагаешь, Марчелла? – нежно улыбнулась Сирина. Голос старой служанки она помнила с самого детства. – Ты предлагаешь мне жить вместе с американцами?
– Господь милосердный! – улыбнулась Марчелла. – Не с американцами, а со мной! Вот так-то!
С этими словами она подхватила чемоданчик, крепко взяла Сирину за руку и потянула ее в сторону дворца. Но девушка не сдвинулась с места.
– Не могу.
Марчелла внимательно всмотрелась в глаза девушки. Она понимала, как тяжело юной принцессе. Долгое время ее тоже мучили кошмары: она никак не могла забыть страшную смерть синьора Умберто и его жены.
– Сирина, ты должна остаться со мной. Ты не можешь жить одна в Риме, – решительно проговорила старушка и мягко добавила: – Это твой дом. Дом твоего отца…
Сирина с грустью покачала головой, глаза ее наполнились слезами.
– Нет, теперь это дом не моего отца.
Марчелла видела ужас в глубоких зеленых глазах, такой же, как в утро гибели ее отца, и понимала, что сейчас говорит не с женщиной, а с ребенком.
– Все хорошо, Сирина. Пойдем, счастье мое… Марчелла позаботится о тебе… Все будет хорошо.
Старушка обняла Сирину, и они застыли, крепко держа друг друга, словно обнимаясь через разделявшие их годы.
– Пойдем, дорогая.