тревогой.
– У тебя все в порядке? – Тэдди звонил ей из Лонг-Айленда. Накануне родов он тревожился гораздо сильнее, чем раньше. В последнее время о Василии часто писали, в газетах появлялись его фотографии в ночных увеселительных заведениях, где он появлялся один, распространялись слухи, что его брак с Принцессой переживал не лучшие времена. – Как он?
– Все хуже и хуже. О, Тэдди… – Сирина заплакала.
– Хочешь, прилечу?
– Нет, он начнет ревновать, и тогда станет еще хуже, хотя худшее трудно себе представить. Разве может быть хуже?
– Если я нужен, прилечу.
– Я позвоню тебе.
Повесив трубку, Сирина поняла, как она одинока, как далека теперь от него. Она чувствовала себя изолированной от всех остальных, и все из-за этого кошмара с Василием. Теперь ей предстояло родить их ребенка. В последнее время она все время волновалась, но ничего не сказала своему врачу. Она не могла пережить стыда, не могла ни с кем, кроме Тэдди, поделиться своим горем, не могла рассказать, что ей пришлось пережить.
Через несколько часов Тэдди вновь позвонил Сирине и пообещал вылететь через день.
Через пять минут Сирина зашла в комнату Ванессы и увидела, что та печально стоит у окна.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – Сирина ужаснулась, когда увидела дочь. Передряги последнего месяца отразились на маленькой девочке.
– Со мной все в порядке, мамочка. Как малышка?
– Малышка отлично, но я гораздо больше волнуюсь за тебя.
– Правда? – Лицо Ванессы немного просветлело. – А я все время волнуюсь о тебе.
– Не нужно. Все будет хорошо. Мне кажется, Василий в конце концов исправится. Кстати, послезавтра прилетает дядя Тэдди.
– Да?! – Лицо девочки вспыхнуло радостью, словно на четыре месяца раньше объявили о наступлении Рождества. – Почему он приезжает?
– Я рассказала ему, что тут у нас творится, и он хочет приехать погостить и побыть с тобой, пока у меня не появится малыш.
Ванесса медленно кивнула, затем взглянула на мать. Ее глаза, глаза восьмилетней девочки, были переполнены смятением и болью. Она видела, как мать ударили по лицу, толкнули, запугивали, игнорировали, пренебрегали, бросали и не обращали на нее никакого внимания. Все это относилось к разряду тех вещей, которых детям не следовало бы видеть, и Сирина молила Бога, чтобы она никогда не видела ничего подобного впредь. Она надеялась, что пережитое не оставит в душе девочки глубоких ран на всю жизнь.
– Мамочка, почему он так делает? Почему он становится таким? – Ванесса знала, что Василий принимает наркотики. – Почему его так к ним тянет?
– Не знаю, дорогая. Я тоже не понимаю этого.
– Он действительно ненавидит нас?
– Нет. – Сирина печально вздохнула. – Мне кажется, он сам себя ненавидит. Не понимаю, что толкает его на это, но не думаю, чтобы это имело к нам хоть какое-то отношение.
– Я слышала, как он говорил, что боится ребенка. Сирина внимательно посмотрела на дочь. Она слышала слишком много и запоминала гораздо больше, чем считала Сирина.
– Может быть, его пугает ответственность за него?
– А тебя пугает? – спросила Ванесса.
– Нет. Я люблю тебя всем сердцем и уверена, что мы полюбим этого ребенка.
– Я буду очень сильно любить малыша. – Ванесса гордо посмотрела на мать, и Сирина обрадовалась, что пережитые невзгоды не пробудили в Ванессе ненависти к младенцу. Вместо этого все ее недобрые чувства были устремлены на Василия. – Это будет мой ребенок, мамочка. Я буду потрясающей сестрой. – Ванесса посмотрела на мать и поцеловала ее в щеку. – Думаешь, он скоро появится?
– Не знаю.
– Я так устала ждать, – посетовала Ванесса.
Сирина улыбнулась:
– И я тоже. Но уже скоро.
Судя по всему, роды могли начаться в любой момент.
– Может быть, малыш подождет до приезда дяди Тэдди?
Сирина кивнула и крепко обняла дочь. Через минуту она поднялась наверх позвонить Андреасу и рассказать, что творится с Василием. Андреас пришел в ужас от услышанного и выразил ей свое сочувствие.
– Бедная девочка, и он творит это сейчас, в такое время? Да его следует пристрелить! – заявил Андреас с резкостью истинного грека, и Сирина улыбнулась.
– Не хочешь приехать и попытаться уговорить его лечь в госпиталь, Андреас? Меня он больше не слушает.