– Да, майор?
На мгновение ему показалось, что в ее тоне прозвучало обвинение, но через миг она уже улыбнулась. Фуллертон тоже просиял и понял, что чертовски рад ее видеть. Ему необходимо было поговорить с ней. Пытаясь уклониться от встреч с ней, он довел себя чуть ли не до безумия.
– Мне хотелось бы поговорить с тобой, Сирина, – начал он, затем смущенно добавил: – Ты очень занята?
– Ну… да.
Она показалась ему какой-то повзрослевшей, когда отложила в сторону инструменты и выпрямилась, ее зеленые глаза встретились с его серыми.
– Впрочем, не так чтобы очень. Не хотите ли присесть вон там?
Она указала на небольшую металлическую скамейку, изрядно проржавевшую, но все еще симпатичную, оставшуюся от лучших времен. Сирина тоже хотела поговорить с ним сейчас, тем более что вокруг не было никого, кто мог бы их видеть. Все порученцы отдыхали по случаю выходного дня, Марчелла отправилась в церковь, а потом собиралась зайти к подруге. Сирина осталась дома поработать в саду. Она с утра сходила в церковь, и Марчелла даже и не пыталась зазвать ее в гости к своей старой подруге. На улице, как обычно, несли службу два часовых, кроме них, во дворе никого больше не было.
Майор молча прошел следом за ней до маленькой скамейки, и они присели. Он закурил и уставился вдаль на холмы.
– Сирина, прости меня. Думаю, что я вел себя не лучшим образом на прошлой неделе. Наверное, я сошел с ума.
Его взгляд был искренним и открытым, и она медленно кивнула:
– Я тоже. Не понимаю, что случилось.
– Ты расстроилась?
Этим вопросом он мучился уже четыре дня. Или же она испугалась? Он понимал, что испугался и сам, но не знал почему.
– Иногда расстраивалась, – она медленно улыбнулась, а затем вздохнула, – иногда нет. Я испугалась… мне было неловко… и…
Она посмотрела на него, ничего больше не говоря, и вновь он испытал всепоглощающее желание заключить ее в объятия, прикоснуться к ней, и еще большее желание – овладеть ею здесь же, прямо под этим деревом, под лучами осеннего солнца, прямо на этой траве. Он закрыл глаза, словно от боли. Сирина коснулась его руки.
– В чем дело, майор?
– Во всем. – Он медленно открыл глаза. – Не понимаю, что чувствую… что происходит. – Затем внезапно всем своим существом он понял, что не в силах больше бороться с охватившим его чувством. – Я люблю тебя. О Господи… – Он привлек ее к себе. – Я люблю тебя!
Когда его губы отыскали ее, она почувствовала, как в ней вспыхнуло желание, но и еще нечто гораздо большее. Ей захотелось стать его частью, чтобы обрести цельность. Случилось так, словно здесь, в родительском доме, в их старом саду, она нашла свое будущее, словно она принадлежала этому белокурому американскому майору с самого начала, словно он был рожден для нее.
– Я тоже люблю тебя… – Эти слова она произнесла шепотом и, произнося их, улыбалась, хотя в ее глазах стояли слезы.
– Ты пойдешь со мной?
Она понимала, что он имеет в виду, понимала, что он не хочет принуждать ее. Он хотел, чтобы она понимала, что делает, чтобы ей тоже хотелось этого.
Она медленно кивнула, повернув лицо к нему. Он торжественно взял ее за руку, и они пошли через сад. Сирина чувствовала себя так необычно… словно они только что поженились… Берешь ли ты его, этого мужчину?.. Да… Она чувствовала, как ее голос прозвучал из самых глубин души, когда они вместе поднялись по ступеням крыльца, когда он закрыл за ними дверь. Они неторопливо поднимались по лестнице, его рука лежала у нее на талии, они направлялись в спальню, принадлежавшую когда-то ее матери. Но когда она оказалась на пороге, ее внезапно охватила дрожь, глаза расширились от страха и воспоминаний.
– Я… я… не могу…
Она говорила едва слышным голосом, и он согласно кивнул. Если она не может, он не станет заставлять ее. Ему хотелось лишь держать ее в своих объятиях, чувствовать ее близость, прикасаться к ней, скользить губами по ее восхитительному телу.
– Любимая моя… Я никогда не стану заставлять тебя… я люблю тебя…
Слова падали и запутывались в ее восхитительных волосах, в то время как его губы скользили по ее шее, груди. Губами он осторожно расстегнул темное хлопковое платье, страстно мечтая о каждой клеточке ее тела, вкушая ее, словно нектар, блуждая языком по ее нежной коже. Она начала тихонько постанывать.
– Я люблю тебя, Сирина… Я люблю тебя.
Это было правдой, он и любил, и желал ее с такой силой, с какой до этого момента не желал ни одной женщины. Забыв, что она сказала на пороге, подхватил ее на руки и уложил на кровать, начал медленно ее раздевать. Она не сопротивлялась, ее руки блуждали по его телу, поглаживая, задерживаясь, снова приходя в движение, пока он не ощутил такого мощного взрыва собственного желания, что больше не мог сдерживать себя.
– Сирина, – хрипло прошептал он, – я хочу тебя, моя любимая… я хочу тебя…
Однако в его словах звучал и вопрос. Он всматривался в ее лицо, в ее глаза, и она кивнула. Он снял с нее оставшуюся одежду, и она предстала перед ним совершенно обнаженная. Он быстро разделся и лег рядом с ней, крепко прижавшись всем телом. Затем – сначала очень медленно, потом со все большей силой – он стал проникать в нее, понемногу все глубже и глубже, пока она не вскрикнула от боли, тогда он быстро
