Глава сорок восьмая
Через два часа после того, как мы вышли из бухты Нассау, она появилась из укрытия. Я смотрел, как она поднималась по сходному трапу, держа в руке сложенное махровое полотенце. Была она бледной и похудевшей, но в общем выглядела неплохо. На ней были белые шорты, бело-голубая тенниска, под которой не было лифчика. Босиком. Волосы коротко подстрижены.
— Убежала, после того как выпустили на поруки? — сказал я.
— Ты всегда был такой сообразительный, Дэн, — ответила она, естественно, стараясь вложить в эти слова как можно больше иронии.
Габриэль, которая загорала на палубе, села и уставилась на нас. На лице ее играла улыбка.
— Старый испытанный прием — спрятаться на полубаке, да?
— У тебя он сработал.
Она села напротив меня. Нас разделял румпель. Ее правую руку скрывали складки полотенца.
— У меня мелькала мысль, что такое возможно, — сказал я. — Я даже хотел обыскать полубак.
— Почему же не сделал этого?
— Не знаю.
— Не злись на Габи.
— Почему?
— Потому что она помогала мне.
— Но, помогая тебе, она вредила мне.
Было замечательное утро, ясное и голубое, пока что довольно прохладное, но обещающее жаркий день. Пахло ржавчиной и почему-то свежевыпеченным хлебом. Там и сям на горизонте виднелись суда.
— Как тебе удалось это проделать?
— Я доехала автобусом до Сан-Исадро, перешла границу и оказалась в Тихуане. Там у меня еще остались друзья. Они переправили меня на Гаити, а оттуда я добралась до Нассау.
— Должно быть, этот путь был недешев.
— Конечно.
— Ну что ж, черт возьми. Добро пожаловать на борт.
— Дэн, я не собираюсь возвращаться за решетку. Никогда, никогда, никогда. Я останусь свободной или умру. Ты ведь знаешь, что это значит?
— Тебе не потребуется то, что находится в полотенце.
— Как я могу доверять тебе после того, что ты сделал? Боже, можешь ли ты представить, что я пережила в море? После моей одиссеи на плоту и крушения «Буревестника»? Ты можешь представить себе мой ужас, Дэн? Можешь вообразить, что я чувствовала в море, когда болталась в нем голая и одинокая?
— Я искал тебя.
— Я знаю. Я видела, что ты ищешь. Но ты не нашел.
— У тебя был спасательный крут, — заметил я. — И кто-то нашел тебя.
— Через шесть или семь часов… Да, мне повезло, меня спасли. Но, Дэн, сделать такое… бросить в море…
— Ты смеешь обвинять меня в совершении убийства. Но ты… ты отравила меня, ты оставила меня среди океана на куче песка, ты стреляла в меня, ты наняла человека, чтобы он убил меня… по-твоему, это очень гуманно?
Габриэль поднялась и направилась в кокпит. Она была поразительно похожа на Шанталь девятнадцатилетней давности — в эффектном бикини, загорелая, со спутанными ветром волосами и загадочной улыбкой. Видя их рядом, было от чего прийти в смятение.
— Все счастливые семьи похожи друг на друга, — сказала Габриэль. — Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, — и спустилась по трапу в каюту.
Шанталь уставилась на меня, удивленно подняв брови.
— Она читает Толстого, — объяснил я.
— Она эрудированна, — сказала Шанталь, — но не слишком разумна.
— Вполне разумна…
— С твоей точки зрения… Но разве ты способен чувствовать?
— Почему же? Даже бываю сентиментальным. В результате остаюсь в дураках.
— И ведешь себя глупо.
— Наверно.
— Сентиментальность — это глупость. Она обманывает ум. Чувствуешь себя вроде бы хорошо, но ведь это и есть самообман.
— Ты себя и в самом деле чувствуешь хорошо, но затем приходит расплата.
— Сентиментальные дураки строят свои фантазии, рассчитывая на других. Например, ты на Габриэль. Бог мой! — Она засмеялась. — Ты хотел быть отцом… Хотел иметь дочь… Хотел любить… Хотел быть любимым… Но ты никогда по-настоящему не посмотрел на нее! Никогда не видел ее, разве не так, Дэн? Или ты видел лишь то, что хотел видеть, что подсказывала тебе твоя сентиментальная натура.
Габриэль отозвалась снизу.
— Я слышу, что вы говорите обо мне.
— Что ты собираешься делать? — спросил я.
Шанталь развернула полотенце. В нем ничего не было.
— Позавтракать, — сказала она.
Габриэль вышла на палубу с тарелкой сандвичей и миской редиса, лука и слив, затем сходила за пивом. Мы расположились в кокпите и принялись за еду. Женщины ели жадно; у меня не было аппетита.
— Правда, здорово? — нарушила молчание Габриэль.
— Правда, — ответила Шанталь.
— Я думаю, что это было бы хорошим названием для рассказа — «Конские широты». Хотя я и не знаю, что это такое.
— Спроси у своего отчима, дорогая, — сухо сказала Шанталь.
Я объяснил Габриэль, что «конские широты» это район моря, которого не достигают пассаты, место, где тихо и спокойно. Морские течения обходят это спокойное место — и Гольфстрим, и Северо- Атлантическое, и Антильское, и Экваториальное течения. Конские широты иногда называют Саргассовым морем из-за большого количества саргассовых водорослей. Когда-то давно парусные суда, попадая сюда, должны были неделями дожидаться ветра и находиться в дрейфе. Запасы пищи истощались, и груз в виде отощавших лошадей выбрасывался за борт. Другие суда, оказавшиеся в этих водах, наталкивались на плавающих между водорослями лошадей. Отсюда и название — «конские широты».
— Где находится Саргассово море — «конские широты»? — спросила Габриэль.
— Надо взглянуть на карту. Это в Атлантическом океане, к юго-западу отсюда.
— Далеко?
— Не знаю точно. Миль восемьсот, а то и тысяча.
— Мне бы хотелось отправиться туда. Мы могли бы?
— Специально никто не плавает в район Саргассова моря, Габриэль, кроме морских биологов, но они используют для этого мощные суда. Ни один моряк на паруснике не захочет попасть в район штиля.
— Но почему? Похоже, это замечательное место. Давай отправимся туда, Дэн, а?
— Поговори со своей тетушкой, — сказал я.
— Тетушку не интересует этот разговор, — сказала Шанталь.
— Но «конские широты» — отличное название для рассказа, правда, Дэн?
