обретали форму, и Карло разглядел цветы — изогнутые, полные жизни, поражающие воображение своей изысканностью. Они походили на запечатленные сновидения, но в их красоте ощущалась смутная угроза. Буйство красок и причудливость форм вызывали откровенно сексуальные ассоциации. Картина привлекала и отталкивала.
— Неужели это ваша работа? — Карло поднял глаза и обнаружил, что женщины напряженно ждут его суждения.
— О, Карло, тебе нравится? По-моему, это просто чудо! — воскликнула Сюзанна.
— Вы, несомненно, очень талантливы, — проговорил Карло.
Сюзанна обняла Сибиллу за плечи:
— Тебе нужно продолжать рисовать, это твое призвание! Раз уж ты создала такую картину, тебе доступно все!
— Если она тебе и вправду понравилась, Сюзанна, оставь ее себе. Считай это подарком на новоселье.
Карло удивленно посмотрел на Сибиллу, но Сюзанна подпрыгнула от радости.
— Какой чудесный подарок! Спасибо! Ты покажешь нам свою следующую картину?
— Обязательно.
Сибилла поднялась. Было уже поздно, они засиделись за обедом. Карло почувствовал облегчение, но Сюзанна не хотела отпускать гостью.
— Приходи завтра. Нарисуй гребень холма, прежде чем его уничтожит бульдозер.
Сибилла надела туфли и пообещала прийти.
Услышав, что ее машина уже выехала на грунтовую дорогу, Карло взял жену за руку:
— Просто не верится, что она наконец ушла.
— Ты настоящий тиран! Перепугал бедную девчушку до полусмерти. Слава Богу, что тебе понравилась ее картина.
— Я не слишком в этом уверен.
— Но ты же видишь, Сибилла — выдающаяся художница! Ей только нужно усерднее работать.
— Не знаю. Она слишком молода, чтобы вести затворническую жизнь художника.
— Ты прав. Но я рада и тому, что сегодня она не слишком много пила.
— Она пьет?
— Разве я не говорила? Вообще-то меня еще больше беспокоят наркотики. В Париже она перепробовала, кажется, все, что можно. Сибилла специально приехала сюда и поселилась с матерью, чтобы поправить здоровье.
Они вместе зашли к Франческе. При свете свечи, которую держал Карло, девочка походила на ангела — нежная, почти прозрачная кожа приобрела золотистый оттенок, маленькие пухлые губки чуть приоткрылись во сне.
Сюзанна склонилась и поцеловала дочь.
— Я люблю ее запах, — прошептала она, — от нее пахнет чистотой и свежестью, как от полевого цветка. Ах, Карло, мне очень хочется, чтобы она была счастлива! Так же, как я сейчас.
Они прошлись по широкой галерее, опоясывающей гостиную снаружи. Карло держал жену за руку.
— По ночам здесь невероятно тихо! А небо какое темное — в Венеции я никогда такого не видела. Вот бы поскорее начать приглашать сюда гостей.
— Сюзанна, бунгало на пляже будет готово не раньше чем через полгода.
— О, рабочие управятся быстрее, я уверена! Если понадобится, я заставлю их разбить лагерь на лужайке. Этот дом идеально подходит для приемов.
На лице Карло появилось страдальческое выражение.
— В чем дело, дорогой, разве ты не рад? Я думала, ты именно этого хотел.
— Да, если это сделает тебя счастливой. Кроме того, по-моему, тебя должен заинтересовать клуб Лайфорд-Кэй. Там ты найдешь, чем себя занять.
Сюзанна прижалась к мужу.
— Признайся, дорогой, ты был бы не прочь владеть мною безраздельно.
Карло поцеловал ее, потом включил свет в спальне, где пока стояла лишь огромная кровать. Ящики с книгами и дорожные сундуки до сих пор не разобрали.
— Смотри-ка, электричество уже провели.
— Выключи лампу, дорогой, я предпочитаю темноту.
Карло выключил свет, протянул руку к Сюзанне, притянул жену к себе, коснулся пальцами ее щеки, очертил нежные контуры губ, почувствовал шелковистую прохладу ее кожи. Она торопливо расстегнула пуговицы на блузке и потянула Карло к кровати.
— К чему такая спешка?
— Я знаю, что сегодня забеременею, — прошептала Сюзанна.
Она так и не зачала, но старалась сделать его счастливым. Карло это помнил. Боже правый, как же она старалась!
Младенческие годы Франчески были самым безмятежным временем в его жизни, но когда девочка немного подросла и стала меньше зависеть от матери, Сюзанна изменилась. В ее душе словно открылся какой-то клапан и на свободу вырвалась дотоле сдерживаемая жажда приключений.
По мнению Сюзанны, в главном она уже угодила Карло и теперь считала, что обрела право на свободу и может с чистой совестью уезжать от него в любое время. Разумеется, она всегда находила уважительные причины — то аукцион антиквариата в Лондоне, то встреча с торговцем предметами искусства в Париже, то подруга, попавшая в больницу в Нью-Йорке…
Когда дом был наконец закончен, Сюзанна провела его по всем комнатам. В залитой солнцем, импозантной гостиной высотой в два этажа лежали ковры, изготовленные по их заказу. Сюзанна обставила ее современной мебелью, обитой белым и песочным льном. Оживляли комнату полотна де Кунинги, Роткоса и «Обнаженная» Модильяни. На стенах других, меньшего размера комнат висели лошади Дега.
Почти все картины нравились Карло, его смущал лишь портрет Сюзанны кисти Дали, кардинально отличавшийся от того, что висел в палаццо — как, впрочем, и самый дух усадьбы Лайфорд-Кэй. Новый портрет огорчил и Сюзанну, хотя она не знала, чем именно. Ей, как и Карло, было невыносимо смотреть на него. Только спустя годы граф понял, что Дали подметил и отразил темные стороны души Сюзанны, которые Карло не желал замечать. Разумеется, вопрос о том, чтобы отказаться от работы Дали, даже не ставился. Заказав портрет, они купили его и повесили на втором этаже в комнате для гостей. Через несколько лет после смерти жены Карло снял портрет, а впоследствии анонимно продал.
А потом была Сибилла…
Отказавшись от попыток уснуть, Карло встал с постели и налил себе бренди. Через дверь, соединяющую смежные комнаты, он прошел в свой кабинет, достал из изящной резной коробочки черного дерева маленький ключик и открыл потайной ящик письменного стола. Записная книжка лежала на том же месте. За все эти годы он ни разу не открыл ее. Пожалуй, следует кому-нибудь о ней рассказать на случай, если с ним что-нибудь случится. Но кому? Может, Антонии?
Воспоминания, связанные с этой записной книжкой, да и сам ее вид внушали Карло отвращение. Он запер ящик и вернул ключ на прежнее место.
Леди Сибилла Хиллфорд. Карло поморщился. Вот уж действительно леди.
Когда Карло осушил стакан, в комнату уже проникали первые лучи солнца. Могли ли передаться дочери темные стороны натуры Сюзанны?
Он покачал головой, пытаясь отогнать эту мысль. Франческа — невинное дитя, отчаянно желающее угодить отцу, так долго не обращавшему на нее внимания. Незачем опасаться, что и она запятнает имя Нордонья.
Глава 9
