— Санто! Проснись!
Сент вздрогнул, дико закричал и открыл глаза.
Один из воров тряс его за плечо.
Приходя в себя, Сент понял, что кричал вовсе не сумасшедший, а он сам.
— Это уже слишком, — сказал сокамерник. — Имей совесть, Санто. Побереги мои нервы. Ты кричишь седьмую ночь подряд.
Его сокамерником по федеральной тюрьме, куда Сента отправили после предварительного заключения, был Хавьер Гальегос, толстый циничный человек, бывший владелец ресторана, который сидел за то, что занимался нелегальным бизнесом, сдавая комнаты проституткам и их клиентам, и имел с этого немалый доход. К своему бизнесу он относился философски и считал свое занятие ничем не хуже любого другого. «Мы с тобой оба невинно осужденные, Санто, — любил говорить он. — С нами обошлись несправедливо».
Отношение к нему сокамерника стало большим утешением для Сента.
Гальегос как нечто само собой разумеющееся принял рассказ Сента о пытке. «Знаем мы эти трюки с носом. Это их обычный метод. Никаких следов на теле, просто и эффективно».
На что Сент отвечал: «Содовая, смешанная с соусом „Табаско“, это же так омерзительно. Большего унижения я в жизни не испытывал».
— А ты бы предпочел, чтобы они раздавили тебе половые органы? Расслабься, все уже позади. Ты прошел через ад и выжил.
— Добро пожаловать в чистилище, — сказал ресторатор, широким взмахом руки указывая на тюремный двор, где бродили, дрались, ругались или спали другие заключенные. — Сядь и успокойся, у меня есть немного кальвадоса.
Хавьер Гальегос оказался человеком практичным и во всем руководствовался этим качеством. Аристократ-американец, с которым он делил одну камеру в привилегированном отделении тюрьмы, делал его положение еще более прочным, а то, что он к тому же был еще и богат, тоже играло ему на руку, ибо здесь, имея деньги, можно было купить все и «жить словно дома», как любил повторять Гальегос.
— Мы будем помогать друг другу и приятно проведем время, — говорил он.
Каждый месяц Сент платил ему немалые деньги за отличную еду и прочие услуги. Он был уверен, что Гальегос не такой мошенник, как другие, и уж если и обманывал его, то самую малость.
Вот и сейчас, когда послышался звук открываемых замков и звон посуды, он с удовольствием посмотрел, как его собственный официант вкатывает в камеру столик на колесах, весь заставленный блюдами с едой.
— Пора завтракать, — сказал он, поднимая крышки и с наслаждением впитывая в себя аппетитные запахи.
Одетый в легкий темно-синий костюм, Гальегос готовился начать новый день. Официант заложил за ворот своего хозяина большую розовую салфетку из льняного полотна, налил ему кофе и протянул газету. Гальегос сразу же открыл ее на странице «Финансы» и погрузился в чтение.
Сент посмотрел на хорошо сервированный стол, застеленный скатертью, с кофейником, полным дымящегося кофе, с графином свежего апельсинового сока, и вынужден был признать, что это гораздо приятнее, чем «эль торо», которым его кормили в камере предварительного заключения. Если не обращать внимания на стены, покрытые пятнами сырости, на решетку на маленьком окошке, на запертую дверь, то можно подумать, что они в номере гостиницы с обслуживанием выше среднего уровня.
После прибытия в эту тюрьму с ее более или менее приемлемыми условиями существования Сент снова потребовал привести к нему адвоката.
Адвокат многое обещал, но ничего не выполнял. Он был образованнее и богаче и, как Сент решил впоследствии, гораздо коррумпированное, чем сеньор Белтран, но выбора у него не было.
В Соединенных Штатах его дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Арни изо всех сил старался помочь ему, но пока ничего не получалось. Авторитет мистера Фридмана не выходил за рамки страны, да и власти штата Герреро не желали с ним сотрудничать.
— Флетчер и ее отец подкупили здесь всех, — сказал Сент своему сокамернику. — Они будут держать меня здесь до тех пор, пока я не сгнию.
— По крайней мере года два ты здесь пробудешь, — заметил Гальегос. — Для них не имеет значения, кто ты, такой. Уж если машина запущена, ее трудно остановить, бюрократия проникла во все сферы жизни. Твоя задача перестать терзать себя и постараться получать удовольствие.
Поудобнее откинувшись в кресле, он раскурил сигару.
— Получать удовольствие в таком месте! — фыркнул Сент.
— А почему бы и нет? Что еще нам остается делать?
Время летит быстро и делает свое дело. Успокойся, Санто.
Зачем пробивать лбом стену? Если захотеть, можно и здесь найти массу развлечений.
Сент последовал совету Гальегоса и в последующие месяцы попытался занять себя, чем только мог. Он купил гитару и стал учиться играть на ней. К сожалению, Сент не мог петь, так как горло после пыток болело, а голос стал хриплым. Он быстро перенимал испанский язык от проституток, растратчиков, воров, торговцев наркотиками и убийц. Научился драться, усвоив приемы, которых раньше никогда не знал. Однако дни по-прежнему тянулись бесконечно долго, в непрерывном столкновении с такими пороками, как взяточничество, коррупция, постоянная ругань и потворство иным грехам человеческой натуры. Единственным светлым пятном в его жизни была отличная еда, которую поставляли из ресторана Гальегоса.
Правда, сейчас у него появилось право переписки. Письма приходили от Веры, Арни, тети Глории, из издательства и сотрудников его фирмы «Старфайер энтерпайзес». Даже мать прислала открытку. Сент больше не чувствовал себя отвергнутым и забытым, но то, что жизнь за воротами тюрьмы текла сама по себе, без его участия, приводило его в безумное отчаяние.
От Джи Би не было никаких известий, что и неудивительно.
Но проходили месяцы, и Сент постепенно забыл их последнюю ужасную ссору. Время словно повернуло вспять, и, к великому неудовольствию Гальегоса, он снова и снова описывал ему их волшебное путешествие по стране и незабываемые недели, прожитые на яхте. Лежа ночью без сна, Сент пытался представить себе ее лицо, но сколько ни напрягался, даже во сне она оставалась безликой. «Я не должен думать о ней здесь, — уговаривал он себя, — поэтому ее образ все время исчезает».
— Ты только изводишь себя, думая о ней, — сказал Гальегос. — Забудь ее. Она тебя совсем не любит.
— Почему ты так считаешь?
— Я хорошо знаю женщин, они мой бизнес.
После шести недель пребывания Сента в тюрьме ресторатор, сияя улыбкой, вбежал в камеру с радостным криком:
— Санто! Эй, Санто! К тебе посетитель.
Кровь бросилась Сенту в лицо. Это Джи Би. Скорее всего она решила простить его и вернуться навсегда. За долю секунды Сент убедил себя, что это может быть только Джи Би.
Но он ошибся.
Гальегос привел в камеру Веру с таким почтением, как будто та была герцогиней. Затем, радостный и довольный, удалился, оставив их наедине.
Лицо Веры заливала краска от гордости за то, что ее такое долгое и трудное путешествие так успешно закончилось, ну и, конечно, жара немало этому способствовала. Она была вся увешана пакетами. Вера снова стала толстой.
Сент заключил ее в объятия. Разочарование было невыносимым, но только первые несколько секунд, затем он почувствовал огромное облегчение. Какое счастье, что Джи Би не увидит его в таком ужасном месте. С Верой же Сент не чувствовал стыда, он так обрадовался, что чуть не заплакал.
А Вера плакала по-настоящему.
— О, Сент, как все ужасно, мне так тебя жалко!
Перестав плакать. Вера оглядела камеру, снова расцеловала Сента, сказала что-то о невероятной жестокости Флетчер и стала разбирать пакеты, сияя радостью от того, с каким удовольствием он принимает
